Если с вами что случится – я не в ответе! Она недавно на одного ксендза набросилась и чуть не загрызла его насмерть.
Солдаты тотчас отхлынули от возка. Их перепуганный начальник старался держаться молодцом.
– А как же эта девушка? – все-таки кивнул он на высунувшуюся в окошко Уршулу.
– Безумная привыкла к ней, пока они ладят… До поры до времени, конечно, – добавила мать Целестина, печально покачав головой.
Проводив аббатису и мать казначею в домик, Франц подошел к сгорбившемуся в седле начальнику рейтаров.
– Сырость-то какая, господин ротмистр! А ветер! Так и пронизывает всего насквозь. Неплохо бы сейчас чарочку-другую шнапсу, а, господин ротмистр?
– Не дразни, бездельник! – пробормотал всадник себе под нос. – Где здесь, в лесу, достать водки?.. Послушай, – добавил он опасливо, – а нельзя ли к дверце возка засовы приделать, а? Плотник твой не сможет чего-нибудь такого смастерить? А то мои солдаты волнуются… На войне погибнуть – другое дело, а если тебе горло перегрызут…
– Покончит он с осью, мы придумаем что-нибудь, господин ротмистр. Гвоздями дверцы забьем, и то будет ладно. Окошечко маленькое, оттуда им не выпрыгнуть! А как насчет шнапсу, господин ротмистр?
– Да где же, говорю, тут его достать?
Франц лихо подкрутил усы и подмигнул:
– Были бы денежки. Достать можно хоть целый бочонок. Гданьской!
– Гданьской?! Врешь!
– Лопни мои глаза, если вру! И ходить далеко не надо. Вот у него, – Франц показал на плотника, – не водка, а огонь!
В один миг начальник спешился и окликнул Генриха:
– Эй, любезный! У тебя, говорят, водка есть?
– Есть, ваша милость… Получил от купца за работу. Коли хотите, продам, мне тащить бочонок на плечах тяжело.
– Давай его сюда! – обрадовался начальник рейтаров. – Покупаю!
Генрих недоверчиво посмотрел сначала на него, потом на ландскнехтов.
– Сначала деньги, ваша милость, а потом товар!
– Ладно, ладно, неси… За деньгами дело не станет.
Франц наклонился к уху плотника и шепотом, но так, что слышно было всем, посоветовал:
– Тащи бочонок, дурень, а то ведь и водку отберут да еще ребра пересчитают.
Генрих покорно направился к домику и тотчас же вернулся с небольшим бочонком на плече. Ландскнехты обступили его стеной. К ним понемногу присоединились и форейторы.
– Господин ротмистр, – озабоченно сказал Франц, – здесь как-то неловко выпивать: покойница все- таки… А если, не дай бог, мать Целестина увидит, пойдут для вас такие неприятности, что и водке не будете рады. Идемте-ка вон туда, за кустики. Там, под деревьями, и дождем вас не так промочит…
Доводы Франца показались начальнику ландскнехтов резонными, и вся толпа ландскнехтов и форейторов скрылась за кустами.
Франц вернулся к повозкам. На ходу он вытирал рот рукавом.
– Ну и водка! Настоящий гольдвассер! Через полчаса все будут готовы, лопни мои глаза, если вру!
Генрих поднялся с камня.
– Роберт, сюда! Давай мешки, камни, живее!
Прислушиваясь из своего укрытия, как Франц разговаривает с рейтарами, как ловко гнет он свою линию, Збигнев только диву давался.
По правде говоря, молодой человек не был уверен в том, что, поручи Генрих такую задачу ему, Збигневу Суходольскому, он, шляхтич, бакалавр, потомок рыцарей, разбивших тевтонов под Грюнвальдом, сумел бы проявить столько сметки и находчивости!
А ведь только месяц назад этот Франц в лесу, грязный и оборванный, показался ему дикарем, мало чем отличающимся от зверя.
К дрогам подошло несколько человек из отряда Генриха.
Быстро откинув траурное покрывало, они вмиг отогнули гвозди, которыми была приколочена крышка гроба.
Вынимая тяжелые кожаные мешки, они ловко передавали их из рук в руки, а затем грузили на лошадей, которых держал в поводу совсем молодой парнишка. Работали молча, быстро и бесшумно.
Когда последняя лошадь была порядком навьючена, Генрих тихо скомандовал:
– Ось! Камни!..
Валунов мелких и крупных здесь было достаточно. Гроб стал, пожалуй, еще тяжелее, чем был раньше. Не в силах дольше оставаться в укрытии, Збигнев кинулся помогать товарищам. Вместе с Робертом, Якобом и Францем они, приподняв задник дрог, заменили негодную ось целой, надели колеса, вставили чеки.
Генрих внимательно наблюдал за ними, то и дело поглядывая на кусты, за которыми пировали
