разглядывая народ. Шелуха от семечек плыла по воде и валялась вокруг ларьков. Вороны расхаживали, как патрули, в поисках бутербродных крошек. Парк Горького официально считался парком культуры и отдыха, здесь проводились концерты классической музыки на открытом воздухе, не спеша прогуливались люди. Но иногда оркестровую яму занимали рок-группы, и тогда прогулки сопровождались энергичными музыкальными импровизациями. Как всегда, Женя вернулся от фонтана подавленный.
– Давай постреляем, – сказал Аркадий. Такое развлечение обычно по душе мальчишкам.
На пять рублей купили пять пулек для духового ружья пострелять по стоящим рядком банкам из-под кока-колы. Аркадий вспомнил, что когда мишенями были изображения американских бомбардировщиков на проволоке, сбить их было непросто. Из тира Аркадий и Женя пошли в пещеру неожиданностей, где проехали по дорожке между стонущими привидениями и раскачивающимися под потолком летучими мышами. Затем настал черед настоящего космического челнока, который двигался по «орбите Земли» и был оснащен креслами, которые, сотрясаясь, имитировали болтанку при приземлении.
– Как думаешь, капитан, не пора ли нам возвращаться на Землю? – весело спросил Аркадий.
Женя молча выбрался из кресла и пошел не оглядываясь.
Это смахивало на сопровождение лунатика. Аркадий невидимкой шел рядом, а Женя двигался как по рельсам. Они остановились, как и всякий раз, чтобы посмотреть, как прыгают на тарзанке. Летя вниз головой, мальчишки махали руками и ногами, крича от восторга и страха, но эластичный трос резко отбрасывал их назад за мгновение до удара о землю. Когда прыгали девчонки, их волосы становились дыбом, а потом, при подъеме, вновь опускались на плечи. Аркадий не мог не задуматься об Иванове и разнице между опасным развлечением и настоящей смертью – здесь смех облегчения после благополучно завершившегося прыжка, а там – человек, разбившийся о мостовую насмерть. Что касается Жени, то, по- видимому, ему было безразлично, погибнут прыгуны или уцелеют. Он всегда стоял на одном и том же месте и боязливо осматривался по сторонам. Потом направился к катку роллеров.
Он ходил по заведенному маршруту: каток роллеров, огромные качели, водный велосипед на искусственном озере. Женя с Аркадием, как всегда, сидели, откинувшись назад, и крутили педали, а вокруг плавали белые и черные лебеди. Несмотря на воскресенье, в парке было немноголюдно. Мимо легко скользили роллеры. Из динамиков рвалось «Yesterday» любимых всеми «Битлов». Женя потел в шапочке и куртке, но Аркадий давно знал, что мальчик ни за что их не снимет.
Глядя на серебристые березы у воды, Аркадий спросил:
– Ты бывал здесь зимой?
С таким же успехом можно было обратиться и к глухому.
– Катаешься на коньках?
Женя смотрел в одну точку перед собой.
– Зимой здесь на коньках просто здорово, – не сдавался Аркадий. – Может быть, и покатаемся.
В ответ – никакой реакции.
– Извини, не умею я развлекать, – сказал Аркадий. – Мне всегда не удавались анекдоты. Да я их и не запоминаю. В советское, застойное время у нас были отличные анекдоты.
Поскольку в приюте Женю хорошо кормили, Аркадий угощал его леденцами на палочках и лимонадом. Они сидели за столиком на открытом воздухе и играли в шахматы видавшими виды фигурами на такой же доске. Женя даже не удосуживался сказать «мат!». Он просто в нужный момент сбивал короля Аркадия и снова ставил фигуры.
– Ты когда-нибудь пробовал играть в футбол? – не унимался Аркадий. – А марки собирать? Сачок для ловли бабочек у тебя есть?
Женя сосредоточился на доске. Директор приюта рассказала Аркадию, что Женя каждый вечер до отбоя решает шахматные задачи.
– Ты, наверное, удивляешься – как это так, старший следователь вроде меня и вдруг выходной в такой славный день, – вновь «забросил удочку» Аркадий. – Дело в том, что прокурор, мой начальник, считает, что меня надо уволить. Ясное дело, меня надо уволить, поскольку я сомневаюсь в самоубийстве, которое налицо. Такого следователя надо уволить.
Ход Аркадия, отодвинувшего коня не на ту клетку, заставил Женю поднять голову, словно он обнаружил ловушку. «Не волнуйся», – мысленно произнес Аркадий.
– Тебе знакомо имя Павла Ильича Иванова? – спросил Аркадий. – Нет? А как насчет Паши Иванова? Это имя поинтереснее. Павел – значит «древний», «окаменевший». Паша – восточный человек, в тюрбане и с мечом. Куда лучше Павла. Как думаешь?
Женя встал, чтобы посмотреть на доску с другой стороны. Аркадий давно сдался бы, но он знал, как наслаждается Женя тщательно подготовленным разгромом.
– Любопытная штука: если изучаешь кого-то достаточно долго, если изо всех сил пытаешься понять этого человека, то он может стать частью твоей жизни, – сказал Аркадий. – Конечно, не другом, но вроде знакомого. Он словно тенью следует за тобой. Я думал, что начинаю понимать Пашу, а потом нашел соль. – Аркадий подождал хоть какой-нибудь реакции, но тщетно. – Удивительно – в квартире было полно соли. Это не преступление, но заставляет задуматься. Лишь шкаф, полный соли, и остался от человека, который свел счеты с жизнью. Странно, правда? Мы не расследуем самоубийства, но как узнать, что это самоубийство, пока не проведешь расследование?
Женя взял коня, открывая дорогу слону противника. Аркадий сделал ход королем. Слон тут же исчез у Жени в ладони, и Аркадий двинул вперед еще одного жертвенного агнца.
– Но прокурор не хочет сложностей, особенно от строптивого следователя, пережитка советской эпохи, человека, которого «заносит». Одни уверенно идут от одной исторической эпохи к другой, а других «заносит». Мне посоветовали расслабиться, пока «наверху» разбираются, что к чему, и поэтому я сегодня с тобой.
Женя сделал рокировку ладьей, опрокинул короля Аркадия и смахнул фигуры с доски. Ни слова.
Последним номером культурной программы было колесо обозрения. Полный оборот пятидесятиметрового колеса занял пять минут. По мере подъема кабинки расширялся обзор парка отдыха – плавающие по озеру лебеди, роллеры, скользящие по дорожкам, и, наконец, как апогей сквозь плавающую «маскировочную сетку» шелухи от семечек отразилась в воде панорама пасмурного дня Москвы, вспышки золота от церкви к церкви и отдаленные стоны уличного движения и стройки. Женя все вытягивал шею – то в одну сторону, то в другую, словно собирался объять взглядом весь город вместе со всеми его жителями.
Аркадий пробовал найти Жениного отца, несмотря на то, что мальчик отказался назвать его имя или помочь сотруднику милиции составить словесный портрет. Тем не менее Аркадий просмотрел записи московских загсов и военкоматов в поисках семьи Лысенко. На тот случай, если отец был алкоголиком, Аркадий запросил и вытрезвители. Поскольку Женя так хорошо играл в шахматы, побывал в шахматных кружках. Так как Женя боялся милиции, Аркадий просмотрел рапорты задержаний. Осталось шесть подходящих кандидатур, но оказалось, что все эти люди уже долгое время находятся в семинариях, Чечне или тюрьме.
Когда Женя и Аркадий были на самом верху колеса, оно неожиданно остановилось. Карусельщик громко крикнул, что ничего страшного, и помахал рукой. Женя обрадовался, что подольше побудет на высоте птичьего полета, а Аркадий тем временем мысленно перебирал выгоды преждевременной отставки: можно заняться изучением иностранного языка, разучиванием танцев или отправиться в путешествие куда- нибудь подальше. Он с прокурором явно не сработался. Раз уж ты оказался наверху чертова колеса жизни, так сказать, то помни, что есть и низ. А сейчас Аркадий в буквальном смысле находился в подвешенном состоянии.
Колесо дернулось и медленно поехало вниз, Аркадий улыбнулся Жене:
– Рассказать что-нибудь? Знаешь, в Исландии есть привидение, у которого только голова и ноги. Оно игривое, очень озорное, любит прятать вещи, например ключи и носки, а увидеть его можно лишь краешком глаза. Если смотришь на него в упор, оно исчезает. Может быть, это самый лучший способ смотреть на некоторых людей…
Женя не промолвил ни слова, и это означало, что Аркадий для него всего лишь сопровождающее лицо. Когда кабинка достигла земли, мальчик вышел, готовый вернуться в приют, и Аркадий чуть замедлил шаг.
