— Это хорошо, — рассеянно сказал шеф и опять уставился в стол. — И у вас уже есть какие-то планы на будущее? Я имею в виду новую работу.
— Вообще-то ничего конкретного, — уклончиво сказала она. — Так, некоторые наметки… Там видно будет.
Он долго молчал, барабанил пальцами по столу, потом, сделав над собой заметное усилие, неожиданно сказал:
— Если передумаете… Если обстоятельства так сложатся, что… В общем, если решите вернуться — обращайтесь прямо ко мне. Время сейчас такое, что без работы остаться… м-да.
Тамара опять удивилась. Такие заявления не были в практике этого учреждения. Уходящие отсюда — по любой причине! — уходили навсегда, а на их место тут же ломилась толпа претендентов. И что бы там шеф сейчас ни говорил, оба они прекрасно понимали: она никогда не сможет вернуться, даже если очень захочет.
— Спасибо, — равнодушно сказала Тамара. — Если вы не против, я прямо с завтрашнего дня не выйду. Или вы хотите, чтобы я две недели отработала?
— Нет, это не обязательно, — так же равнодушно откликнулся шеф и занес «паркер» над ее заявлением. — Если вам так удобней — пусть с завтрашнего…
Ну, вот и все. Тамара поднялась, пошла к двери, взялась за ручку и вдруг услышала:
— Желаю удачи. До свидания.
Она оглянулась: шеф смотрел на нее с нескрываемой симпатией и сожалением. И резолюцию на ее заявлении он так и не поставил. Все это польстило ей, но ничего изменить не могло.
— Спасибо, — сказала она с искренней благодарностью. — И вам я желаю удачи. Прощайте.
Глава 8
Целую неделю безработная Тамара жила в свое удовольствие — стирала, мыла, чистила, не спеша и с выдумкой готовила всякие вкусности, перетрясла все шкафы, кладовки и антресоли, наводя идеальный порядок, перечинила всю подлежавшую починке одежду и даже сшила себе одно новое платьице, с удовольствием ходила по магазинам, хотя покупать ничего особенного вроде бы не собиралась, подолгу бесцельно гуляла по городу, накупила полтонны каких-то детективов и каждый день прочитывала по книге. День был забит всякими хорошими делами под завязку, ей нравилось, что она успевает сделать так много, но… Вот это «но» она сначала никак не могла сформулировать, просто чувствовала смутное беспокойство, как будто забыла что-то очень важное, а вспомнить никак не могла.
— Нам зарплату опять задерживают, — в конце недели сказал Николай. — Дня через три, может быть, и дадут. Или через пять. У нас деньги еще есть?
Деньги у них еще были. Тамара никогда всерьез не рассчитывала на зарплату мужа, она всегда зарабатывала больше его, значительно больше, и никогда не тратила все, что зарабатывала. Бабушка всю жизнь боялась «черного дня», даже со своей и дедовой мизерных пенсий откладывала какие-то копейки на этот самый «черный день», и «черный день» всегда оправдывал ее ожидания — приходил и сжирал припасенные для него сбережения. И Тамара тоже привыкла жать копейку, только она, наученная всякими инфляциями, замораживаниями вкладов и крахами банков, прикапливала жертву «черному дню» в долларах. Если расходовать долларовую заначку аккуратно, то можно будет худо-бедно прожить на нее года полтора. А потом? Вот то-то же. Значит, ей надо искать работу. И так она что-то уж очень долго отдыхает.
— Да ты вообще не отдыхаешь! — заявила Ленка, забежавшая в субботу на минутку и просидевшая с Тамарой три часа за душевным разговором. — Вот эта крутня твоя — отдых, что ли? Стирка, уборка, готовка… Совсем свихнулась. Знаешь что, завтра в гости пойдем.
— Куда? — изумилась Тамара. — Меня никто не приглашал.
— Меня тоже не приглашал. — Ленка подумала и взялась за телефон. — А куда пойдем — это я сейчас узнаю. Что-то, правда, никаких праздников у нас давно уже не было. Это нехорошо.
— Лен, перестань! Что ты выдумала?
Тамара почему-то страшно смутилась и даже испугалась. Вообще-то подобные заявки всю жизнь были в Ленкином характере — ни с того ни с сего позвонить кому-нибудь из многочисленных друзей, заявить, что у них что-то давно праздника не было, потребовать, чтобы друзья собрали всех в такой-то день к такому-то часу, и припереться самой с ящиком шампанского или вовсе с каким-то дурацким подарком. Она и к Тамаре неоднократно так же сгоняла толпу гостей, и к себе созывала. Раньше эта ее привычка Тамару не смущала и, уж конечно, не пугала. Раньше ей очень нравились эти Ленкины спонтанность и размашистость. Но ведь раньше она была на равных со всеми, одной из всех, в кругу своих… Она сама разорвала этот круг и теперь была не очень уверена в том, как ее примут.
Ленка не успела снять трубку, как телефон сам зазвонил. Тамара удивилась: кто бы это мог быть? Вся ее семья дома, у нее под крылом, и Ленка — вот она, а никто другой ей давно уже не звонил.
— Томочка! — закричал в трубке тонкий веселый голос, который она не слышала почти год, но который узнала бы из тысячи в любое время. — Ну, наконец-то дозвонилась!
С бывшей однокурсницей Надеждой она не то чтобы дружила, но с институтских времен иногда встречалась по каким-нибудь поводам, важным для себя или для Надежды. Чаще — для Надежды: у той в жизни было гораздо больше событий, которые могли стать поводами для сбора всех ее многочисленных друзей и просто знакомых, бывших одноклассников и однокурсников, соседей по столику в санатории, случайных попутчиков в поезде и даже людей, с которыми она знакомилась где-нибудь в очереди к стоматологу или на выставке «Уральские самоцветы». Надежда умела легко знакомиться и легко, необременительно дружить, никогда ни о ком не забывала, никогда ни с кем не ссорилась, никого не просила ни о какой помощи — правда, и к ней за помощью обращаться не стоило: она искренне не понимала, как человек может хоть что-нибудь сделать не для себя, любимого, а для кого-то другого… Тем не менее Тамаре Надежда нравилась, в гостях у нее было весело и вкусно, болтать с ней было весело и интересно, смотреть на нее было весело и приятно… В общем, Надежда была из тех легких и забавных людей, которые, не прилагая никаких усилий, поднимают у всех окружающих настроение.
— Я тебе уже три дня звоню, а никто не отвечает! — звенел в трубке тонкий птичий голосок Надежды. — Где хоть тебя носит?! Ты ведь уволилась! Ладно, придешь — расскажешь. Завтра к двум, форма одежды любая, подарков не тащи. Я еще не знаю, что мне надо.
— Подожди, — растерялась Тамара. — А что за праздник-то? День рождения у тебя вроде бы в сентябре…
— Так новоселье! — еще громче зачирикала Надежда. — Ну да, ты же ничего не знаешь! Ты же болела! Да, как ты себя чувствуешь?.. Ну, придешь — расскажешь. Виктор Васильевич новую квартиру купил! Я всю жизнь именно вот такую хотела! Мы ее уже почти обставили!
— Надюш, тормозни, я не врубаюсь, — попросила Тамара беспомощно. — Какой Виктор Васильевич? Какая квартира?
— Так Витька мой! — Надежда замолчала на пару секунд, хихикнула и гордо сказала: — Я за та-а- акого крутого вышла, ты себе не представляешь. Пока ты болела. Я хотела, чтобы ты у меня свидетельницей была, звоню — а ты болеешь! Сама виновата! Не могли же мы свадьбу отложить, правда? Ничего, не расстраивайся, в следующий раз ты опять у меня свидетельницей будешь!
Вот тебе и раз! Она, оказывается, даже свадьбу Надежды проспала, а ведь на всех предыдущих четырех была бессменной подружкой невесты. Ну, ничего, на следующей опять будет…
— Шустрая ты какая, — с уважением сказала Тамара, невольно улыбаясь. — Поздравляю, Надюш. А куда идти-то?
— Записывай адрес. — Надежда пошелестела какими-то бумажками и закричала так, что Тамара даже вздрогнула: — Витька! Ты куда адрес дел? Вот здесь листочек лежал, рядом с вазой! Я опять забыла — у нас дом сорок семь или семьдесят четыре?.. Том, а хочешь — он за тобой заедет. И еще у меня просьба — найди Леночку, я до нее никак не дозвонюсь, а вы там все-таки рядом… И приходите обе без мужиков, с мужиками и так перебор получается, Витька всех своих друзей собирает, а они почти все холостые! Представляешь? Так что Леночку ты обязательно найди, может, мы ее наконец пристроим.
