первых, запас карман не тянет. Во-вторых, Ксения почти ничего не ела, значит – скоро захочет… Ксюша, не спорь со старшими. В-третьих, знаю я, как Игорешина Верка готовит… Алексей, не спорь с матерью. В- четвертых, может, у тебя там гости какие-нибудь, люди приехали, а угостить нечем будет. Нехорошо. В- третьих…
– В-пятых, – подсказал Алексей, устраивая битком набитую трехведерную корзину на заднем сиденье.
– В пятых, – не смутясь, поправилась мать, – как гласит народная мудрость, семь раз отмерь, один раз отъешь.
В суете сборов приняли участие даже отец Алексея и дед Ксюшки. Оба молчаливые, оба неторопливые в движениях, оба рослые и поджарые, как прыгуны с шестом, они были похожи, как два журавля из одной стаи. Только шестидесятипятилетний Владимир Николаевич Лесков был черноголов, как уголь, а его ровесник Сергей Сергеевич Лисков – сед, как снег. Ксюшкина бабушка была как раз полной противоположностью матери Алексея: маленькая, худенькая, с богатыми рыжевато-каштановыми волосами, заплетенными в пушистую косу, уложенную на затылке, она едва доставала Зинаиде Семеновне до плеча и рядом с шумной, веселой, деятельной соседкой казалась особенно тихой и даже робкой. Поймав ее тревожный взгляд, Алексей высунулся в окно машины и неожиданно для себя крикнул:
– Тетя Катя! Может, вы с нами поедете, а?
Ксюшка тут же высунулась в окно со своей стороны и радостно закричала:
– Бабуль! Давай с нами, правда!
Екатерина Максимовна шагнула было к машине, заулыбалась, но остановилась, махнула рукой и сказала негромко:
– Езжайте, езжайте, некогда мне… Да и голова чего-то побаливает. Лешенька, ты уж поаккуратней как-нибудь, не гони сильно-то, ладно?
– Сроду не гонял, – убедительно соврал Алексей, глядя в ее грустные светло-карие глаза. – Не тревожьтесь, тетя Катя, все будет хорошо. Мы скоро. А приедем – я с вашей банькой разберусь.
– Ну-ну, – сказала Екатерина Максимовна слегка недоверчиво. – Езжайте уж. И недолго, ладно?
Ксюшка оглядывалась назад, пока машина не нырнула в ближний лесок – первый по дороге к дому Алексея. Тогда она обернулась к нему и озабоченно спросила:
– Леш, ты уверен, что мы не родня?
– Конечно. Абсолютно уверен. А что?
– Да все говорят, что похожи… – Она покусала губы и пожала плечами.
– А ты бы хотела, чтобы мы родственниками оказались? – помолчав, спросил Алексей, не глядя на нее.
– Нет, конечно! То есть… – Ксюшка смешалась, замолчала и, когда он уже перестал ждать продолжения, сказала: – Конечно, хорошо, когда есть старший брат. Одной все-таки не то. А ты хотел бы, чтобы мы были братом и сестрой?
– Нет, конечно! – Алексей удачно скопировал ее недавнюю интонацию. – Ни в коем случае. Ни под каким видом. Ни за что, никогда и нигде. Только не ты.
– Это почему же? – слегка обиделась Ксюшка. – Чем это я тебя не устраиваю? Мне кажется, я была бы хорошей сестрой.
Алексей резко затормозил, отпустил руль и обернулся к ней.
– Мне кажется, ты была бы хорошей… – он замолчал, опустил глаза и перевел дух. Это все от недосыпа. Так, спокойно. Вторая попытка. – Мне кажется, что если бы моя сестра собралась замуж за Марка, я бы ее выпорол. Ремнем.
– Ну-ну, – сказала Ксюшка без выражения, глядя сквозь него тоскливыми глазами. – Леший, ты ведь Марку друг? Или я чего-то не поняла?
– Друг, – с досадой буркнул Алексей, отворачиваясь от нее и опять включая зажигание. – Ничего ты не поняла. Держись, сейчас круто под гору… Ты почему за Марка замуж собралась?
– У него фамилия красивая, – серьезно сказала Ксюшка.
– Фамилия? Зимахин – красивая фамилия? – Алексей фыркнул с подчеркнутым сарказмом. – Ну что ж, на вкус и цвет…
– Почему Зимахин? – Ксюшка искренне удивилась. – Зима. Марк Зима. Так его зовут.
– И давно?
– Не знаю, всегда, наверное. На двери табличка: Зима Марк Георгиевич. И на визитках – Зима… Почему Зимахин?
– Потому, что я его всю жизнь Зимахиным знал, – Алексей вздохнул и поморщился – опять он Маркушин светлый образ раскрывает Ксюшке с какой-то не той стороны.
– Зимахин… – Ксюшка внезапно засмеялась, и он взглянул на нее с облегчением. – С ума сойти.
– Ты извини, я не хотел, – начал было Алексей.
– Заяц! – закричала Ксюшка в ту же секунду и схватила его за руку.
Он резко затормозил и замер, глядя на нее – радостную, азартную, с возбужденно сверкающими глазами…
– Это Степанида, она часто меня здесь встречает, – Алексей вдруг преисполнился благодарности к зайчихе, которая вышла встретить его и сегодня, когда с ним Ксюшка. – Мы с ней давно знакомы.
– Правда? – Ксюшка радостно глянула на него и опять уставилась на Степаниду, спокойно сидящую в заросшей травой колее прямо перед машиной. – А в руки она дается?
– Когда как. А вот сейчас посмотрим.
Алексей перегнулся к корзине на заднем сиденье, покопался там и нашел-таки две морковки. Молодец, мать, даже о Степаниде вспомнила. Он открыл дверцу и, не выходя из машины, поманил зайчиху морковкой. Та пошевелила ушами, подергала носом и неторопливо потрусила к нему. У подножки остановилась, поднялась столбиком и долго обнюхивала полуоткрытую дверцу, руку Алексея и морковку в его руке.
– Не голодная, – тихо сказал Алексей. – Зимой прямо из рук рвет.
Ксюшка прислонилась к его спине, заглядывая через плечо, и шепнула, щекоча дыханьем его ухо:
– А можно я?..
Алексей зажмурился, выронил морковку и оцепенел, даже вдохнуть боялся.
– Ну, что ж ты так! – с досадой громко сказала Ксюшка. – Смотри, прямо по носу ей попал. Теперь не подойдет больше, испугалась.
Она отодвинулась, с сожалением щелкнув языком, и жадно следила за зайчихой, неторопливо ковыляющей прочь. Алексей еще посидел неподвижно, для успокоения нервов молча ругая себя козлом и дубиной, потом включил зажигание и по возможности весело сказал:
– У меня в хозяйстве столько всякого зверья, что у тебя глаза разбегутся. И лошадь, и коровы, и овцы, и козы, и собаки, и кролики, и кошки, и куры, и гуси, и пчелы, и ласточки, и бабочки, и жуки, и рыбы, и лягушки… Не считая Игореши с его Веркой…
– Что с тобой? – осторожно спросила Ксюшка, заглядывая сбоку ему в лицо. – Что-нибудь не так?
Ты со мной, подумал Алексей с отчаяньем. Вот что со мной. Не считая того, что абсолютно все не так.
– Приехали! – Алексей вывел машину на небольшую полянку между сплошной стеной леса и сплошной стеной зарослей сливы, вишни, яблонь, малины, черной смородины – все вперемешку – и гордо кивнул на это плотное зеленое месиво:
– Это мой дом.
– Где? – удивилась Ксюшка. – Прямо в лесу? А как к нему проехать?
Конечно, можно было бы подъехать к дому с другой стороны, по более приличной дороге, через поле гречихи – и прямо к крыльцу. Но тогда Ксюшка не увидела бы много интересного, а Алексей хотел показать ей все. Все-все. Не только то, что сделал на пустом месте сам, своими руками, но и то, что досталось ему милостью Божьей, свалилось на него неслыханной удачей, к которой он и до сих пор еще не привык.
– Здесь до войны, говорят, немцы жили, – рассказывал Алексей, ведя Ксюшку по чуть заметной тропинке сквозь плотные заросли, едва напоминающие фруктовый сад. – Как война началась, их всех в Казахстан выселили. Дома остались, сады замечательные… Что в войну сгорело, что потом порушилось. До сих пор кое-где фундаменты видны. Я, когда строить начал, все вокруг облазил – камень собирал.
