Четырнадцать фундаментов нашел в этих зарослях. А на другом берегу – еще одиннадцать. Вот сколько тут людей жило. А наследников искал, искал, так и не нашел. От всех один потомок остался, правнук чей-то, что ли. Сейчас в Германии живет. Два года назад сюда приезжал посмотреть, где его род начинался. Потом я у него был. Мы вроде подружились, переписываемся… Он тоже фермер.
– Леший, а ты почему в фермеры пошел?
– Не знаю, – честно признался Алексей. – Так получилось. Постепенно. Я, когда пчелами занялся, место хорошее искал, побезлюднее. А то у меня два раза ульи воровали и один раз почти всю пасеку сожгли. А как на эти сады наткнулся – прямо глазам не поверил. Это место невозможно бросить. Просто невозможно… Представляешь, как люди отсюда уезжали? Страшно подумать, как души рвались. Я строиться еще и не начинал, а мне мой дом уже снился. Можешь поверить?
– Могу, – серьезно сказала Ксюшка. – Мне бы тоже, наверное, снился. По-моему, здесь есть абсолютно все.
– Да, – сказал Алексей гордо, – здесь абсолютно все есть. Ты и десятой части не видела. Это мы пока по старому саду шли. Сейчас к пруду выйдем, за плотинкой – уже расчищенный сад. Там – пасека. А с другой стороны дома – кедры. У меня шесть кедров есть. В них белки живут. И две старые ели, и десяток маленьких, я их в прошлом году посадил.
– У тебя белки есть? – тут же загорелась Ксюшка. – Покажи!
Алексей специально вел Ксюшку кружным путем, чтобы она, прежде, чем увидеть дом, увидела все, что его окружает, – эти огромные, невероятные, заросшие сады, и небольшой пруд, битком набитый карасями и ондатрами, и просторный луг с круглыми стожками сена, и заросли одичавших роз вдоль берега узкой, но довольно глубокой речки Ленты… Они шли почти час и вышли наконец к гречишному полю, вдоль которого тянулась вполне наезженная дорога. Дорога выныривала из зарослей, в которых они только что бродили, и, казалось, ныряла в точно такие же заросли на другой стороне поля.
– Ну вот, пришли, – сказал Алексей. – Добро пожаловать.
Ксюшка с недоумением оглянулась, но тут в три голоса залаяли собаки, выскочившие прямо из сплошной стены зелени. Собаки стремительно неслись к ним, ныряя в высокой траве.
– Это мои, – сказал Алексей и тихо посвистел. – Сейчас и остальные объявятся.
И тут же из кустов, из-за деревьев, из гречихи, чуть ли не из-под земли стали появляться разнокалиберные дворняги, помахивали хвостами, потявкивали издалека, но близко не подходили. А три огромные овчарки налетели на Алексея, с разбегу по очереди кидаясь к нему на грудь, подпрыгивая, повизгивая, неистово молотя хвостами, норовя лизнуть в лицо, и между делом трогали мокрыми холодными носами Ксюшкины руки и ноги. Она засмеялась, пытаясь схватить хоть одну из них, но собаки уворачивались, однако не огрызались и посматривали весело.
– Свой, – представил Ксюшку Алексей, пытаясь увернуться от собачьих языков. – Они тебя признали, Ксюш. Свой, свой. Дай лапу!
И каждая овчарка, как своей, подала Ксюшке лапу.
– Я вот такую собаку хочу, – радостно сказала Ксюшка, идя вслед за Алексеем в окружении собачьей свиты и на ходу трогая их лохматые спины. – Нет, не одну. Много. Столько же, – она оглянулась на мельтешащих в отдалении дворняг. – И тех я тоже хочу.
Они прошли по просеке в высоких кустах сирени и оказались на ровном просторном дворе, густо заросшем клевером. Клевер прорезали мощенные камнем дорожки, ведущие к небольшой асфальтированной площадке, а за ней был дом. Ксюшка остановилась, и Алексей остановился рядом, напряженно следя за выражением ее лица.
– И дом я такой хочу… – Ксюшка обернулась и серьезно глянула ему в глаза. – Леший, я хочу точно такой же дом.
– Забирай, – сказал он, утопая в ее глазах, как муха в меду. – Мой дом – твой дом. Забирай и дом, и все, что в доме, и меня в придачу.
Ксюшка засмеялась, зажмурилась и вдруг быстро потерлась лбом о его плечо.
– Знаешь, кто ты? – начала она, улыбаясь и глядя на него с откровенной радостной симпатией…
Глава 10
– Во, хозяин объявился!
Низкий, звучный, как колокол, женский голос без малейших усилий перекрыл и собачий лай, и крик петуха, и стук работающего где-то за домом движка, и вообще все звуки в радиусе ста метров, не меньше.
Ксюшка вздрогнула и оглянулась, с изумлением уставясь на обладательницу этого сверхъестественного голоса – маленькую кругленькую женщину неопределенного возраста, одетую в драные синие тренировочные штаны и короткий цветастый ситцевый халат. Женщина стояла на большой затененной веранде, лениво опираясь локтями на резные перила, и спокойно разглядывала их ярко-синими, как васильки, глазами.
– И ее тоже… в придачу? – Ксюшка быстро глянула на Алексея, и он невольно засмеялся, увидев выражение ее лица.
– Ее, поди, Игореша не отдаст, – с сомнением сказал он, взял Ксюшку за руку и повел к дому. – Игорь – мой двоюродный брат. Вера – его жена. Они у меня работают.
– Вообще-то я Вероника. А тебя я знаю. Ты Оксана, внучка Лисковых. Ты меня не помнишь. Я школу на год раньше тебя закончила. А когда ты к нам приехала, я как раз замуж вышла. А потом мы уехали. А потом обратно приехали. А ты уже уехала. Но я тебя запомнила. У тебя глаза желтые. Я глаза всегда запоминаю… – Вероника помолчала немного и с тем же выражением продолжила: – Игореша пошел в дальний загон. Ограду чинить. Хозяин, на стол накрывать? У меня окрошка есть. Творог свежий. Сметану вчера сняла, в холодильнике оставила, не стала в погреб нести.
– Мать опять корзину битком набила, – извиняющимся тоном сказал Алексей. – Я ее в машине оставил. Мы со стороны старого сада подъехали.
– Не верит тетя Зина в меня, да? – Вероника зевнула и потерла кулаком глаза. – Боится, я тебя голодом заморю? Сейчас Игорешу за корзиной сгоняем, вон он чешет.
Из зарослей сирени вынырнул гигант, одетый как бомж из старого кинофильма – драные бесформенные штаны, заправленные в высокие кирзовые сапоги, выгоревшая клетчатая рубаха с закатанными до локтей рукавами, маленький фетровый берет, криво сидящий на буйных русых кудрях, и старый полупустой рюкзак, небрежно перекинутый через плечо. И на всем этом безобразии лежала печать некоего аристократического изящества, некоего артистизма, будто он и вправду какую-то роль играл, слегка утрируя и посмеиваясь над зрителями. Гигант в несколько шагов пересек двор, остановился у веранды напротив жены и, бросив на землю звякнувший металлом рюкзак, спросил, ни на кого не глядя:
– Опять чего нести?
Голос у него был низкий, густой и так же, как голос Вероники, напоминал всепоглощающий звук колокольного набата.
– Корзина – в машине, машина – за старым садом, – неторопливо загудела Вероника, протягивая руку и накручивая на палец крутой завиток мужниной шевелюры. – Оксана, это Игорь. Мой собственный муж. Хорош, а?
– Мы знакомы, – Игорь поймал руку жены и с недовольным видом отвел ее в сторону, однако выпустил не сразу, и Ксюшка заметила, как на миг их пальцы переплелись. – Привет, Ксюш. Вернулась? Ну и правильно. На фига нам та Москва.
Он неторопливо пошел в сторону от дома, на ходу взяв со скамейки под боярышником пустое ведро.
– Ты только мелких-то не неси! – громыхнула ему вслед Вероника и повернулась к Ксюшке. – Это он карасей сейчас начерпает. Ты карасей любишь? В сметане. Пойду на стол собирать.
Алексей с улыбкой наблюдал, как Ксюшка, молча открыв рот, таращила глаза на эту парочку. Она поймала его взгляд, сморщила нос и шепотом спросила:
– В них сколько децибел?
– В каждом или в обоих? – Алексей задумчиво пошевелил губами, деловито загибая пальцы. – В каждом – много. В обоих – в два раза больше. Это если не ссорятся.
– А если ссорятся? – Ксюшка еще больше распахнула глаза.
