Пехота бежала, бросая щиты и копья. Немногие воины ещё старались спасти положение, пытались на ходу отбиваться от настигающих всадников, сбивались в тесные кучки, защищая друг другу спины. Но сопротивление выглядело как жалкие потуги и серьёзной опасности не представляло.
Поле битвы превратилось в поле побоища.
Над тангутской степью больше не гремел воинственно устрашающий чужеземный клич. Негоже обращаться к богу войны, когда он уже и так подарил тебе победу. Лучшим обращением теперь будут обильные жертвы от благодарных победителей.
А что может быть лучшей жертвой, чем жизни побеждённых врагов? Побеждённые недостойны именоваться воинами…
Надеяться на пощаду отступающим нечего.
И лишь трезвая мысль – не упиваться первым успехом – вынудила Хасанбека подать сигнал к окончанию битвы…
Он остановил скакуна. Тяжело дыша, поднял к небесам свой грозный прямой меч. И, яростно потрясая им, громко прокричал что-то, понятное только ему и Вечному Синему Небу.
И было в том крике нечто завораживающее и жуткое…
Полководец благодарил небеса за дарованную победу.
И просил пощады у небес за то, что был недостаточно жесток с врагами.
Закончив общение с Небом, Хасанбек осмотрел клинок своего меча и, привычно прошептав давнее заклинание, открытое ему старым фризским мастером, не вытирая, сунул его в ножны. Клинок легко скользнул внутрь, затихнув до поры.
Кровь – лучшая смазка.
…Цепко наблюдая за полем, где разрозненно и пока хаотично возвращались из погони отряды нукеров, Хасанбек наконец-то снял с головы увесистый кованый шлем с пышным красным султаном. Закрепил его на поясе. Провёл рукою по взмокшим волосам и жестом подал знак дунгчи Тасигхуру, трубачу своего Чёрного тумена.
«ОТБОЙ!»
Хвала богам, сегодня победа досталась нам.
Над обезумевшей и оглохшей степью звонко взлетела долгожданная победная песнь трубы. Повисела над полем битвы, наполнив собою раскалённый воздух. Взметнулась до самых облаков… И растворилась в Небесах, даруя монгольским воинам, оставшимся среди живых, возможность осознать это.
Напоминая выжившим тангутам, коим голос трубы позволил позорно бежать с поля боя, что бог войны – их среди воинов не числит более.
Глава вторая
Странные пленники
Битва щедро напоила Степь потоками крови и окропила её обильным дождём кровавых капель.
Ближе к вечеру, когда пограничное поле мало-помалу опомнилось от бушевавшей днём ненависти, когда измятые, истерзанные травы, словно бы тоже участвовавшие в битве, начали распрямлять свои стебли, недоверчиво откликаясь на осторожные касания ветра – солнце сменило гнев на милость.
Оно понемногу остывало, рдея изнутри неуловимо-красным оттенком, который постепенно становился всё более плотным и заметным; затем и вовсе принялось клониться к горизонту. Лучи его перестали жалить, впиваясь в кожу незримыми обжигающими укусами; теперь они скользили над землёю, лишь нехотя задевая разгорячённые лица своими остывающими нитями. Солнце медленно вползло в закатную пелену облаков, позволив людям наконец-то отдохнуть от чересчур жаркой, навязчивой любви светила ко всему живому. И обрадованное живое облегчённо вздыхало, на какое-то время избавленное от горячей животворной любви…
Но не радовалась, не вздыхала, лишь равнодушно безмолвствовала многочисленная рать, воинам которой не суждено уже откликнуться на призывный зов боевых труб.
Они лежали, скаля зубы, обозначив свою вырвавшуюся на волю, освобождённую смертью звериную сущность. Они рвали рты в застывшем беззвучном вопле. Они обнимали полученные смертельные раны, скрючившись и прижав их, как последнюю ценность, как щедрую плату за свои жизни. Они остались за чертой, которую смерть жирно прочертила своею остро заточенной косой. И живые уже не слышали их беззвучные голоса…
Среди тел, что усеивали недавнее поле сражения, неспешно бродили специальные отряды. Нукеры были заняты грязной, но, увы, необходимой работой – они добивали раненых врагов, обрывая их мучения. И вряд ли сами победители понимали, чего было больше в их действиях, ещё не угасшей после битвы злобы к неприятелю или же неосознанного милосердия к таким же, как они сами, воинам. Бывшим такими же при жизни, но вот, чем-то прогневившим демонов войны… Бурые от крови клинки мечей время от времени вонзались в шевелящиеся, стонущие тела, за один предсмертный хрип и подобие боли даруя блаженство вечного беспамятства.
Клинки не рассуждают. Им – лишь бы жертва…
Велики были потери среди тангутов. И не только монгольское оружие послужило тому виной. Казалось, само Вечное Небо поддержало смертоносный гнев Великого Хана и обрушило летом того года на царство Си Ся страшнейшую, небывалую засуху. Степи повсеместно высыхали.
Измождённые люди, что до поры скрывались на их просторах от монгольского нашествия, были вынуждены, позабыв страх, дабы выжить, подаваться к живительной влаге изрядно обмелевших рек.
Где их уже поджидали монгольские разъезды, курсировавшие по берегам.
Выжженная солнцем земля вымирала.
Людей уничтожали люди…
В отгремевшей сегодня битве была уничтожена добрая треть войска тангутов, объединённого с отрядами союзных им племён. Около двадцати тысяч воинов устлали своими телами степь, онемевшую от перенесённого потрясения. Мёртвые образовали кровавое покрывало, по которому уже завтра утром проследует орда, копытами коней вбивая павших в пересохшую землю.
Ворота в царство Си Ся были распахнуты, ковры постелены.
…Хасанбек стоял на холме в окружении шести тысячников своего непобедимого тумена чёрных гвардейцев и смотрел на ближайший похоронный отряд, нукеры которого неспешно и нестройно брели по полю, прямиком по трупам.
Невесть как узнав о щедро накрытом смертью праздничном столе, со всех сторон слетались, сбегались, сползались на пиршество крылатые, клыкастые, мохнатые пожиратели мертвечины. Они пока что не решались трапезничать; таились в травах, пробирались по лощинам, парили в восходящих потоках. Они выжидали, опасаясь живых, которые поблёскивали время от времени мечами, словно продолжая сражаться – на этот раз с полумёртвыми.
И бывшие раненые – с каждым взблеском меча уходили в иной мир. Там пытались догнать своих боевых товарищей, от которых отстали на целых полдня пути.
Там их приветливо, распростёрши костлявые руки, встречала наконец-то хозяйка – Смерть и гостеприимно забирала в свои владения, повинившись, что не сумела это сделать с первой попытки.
И павшие на поле боя входили в чертоги Вечности, как желанные гости…
Темник посмотрел влево и нахмурился, наткнувшись взглядом на повозку, запряжённую двумя тягловыми лошадьми. В той стороне располагалось место, которое облюбовали для будущего погребального кургана. Солнце ещё стояло над головами, когда туда начали стаскивать погибших монголов, выискивая их среди остывающих тел, сцепившихся в последнем порыве.
Теперь там образовалось отдельное поле из павших ордынцев. Тела врагов на этот раз не трогали. Их – по приказу Великого Хана – не предавали земле. И хотя ужасна была подобная участь, и никто из победителей не пожелал бы такого ужаса себе и своим сотоварищам, но – приказы не обсуждаются. Тем паче, повеления Великого! Уж лучше самому себя закопать живьём или попросить об этом побратима, чем испытать на себе ханский гнев… А его гнев на весь чужеземный народ сегодня приняли на себя мёртвые тангуты. Обречённые на бесславие.
…Повозка приближалась, управляемая спешенным нукером в чёрных доспехах. За нею, чуть сзади, шли двое воинов. Их собственные шлемы были приторочены к поясам; в руках же они несли ещё по несколько
