вопроса, касающиеся минимальных финансовых выделений.

— Ребята, — такое обращение на совещании было позволительно, потому что в нем принимал участие самый узкий круг сотрудников. Это были Сахно и его жена, главный бухгалтер, Карнавалов, Танина сестра и три мастера. — У нас в охране есть три собаки, которых кормят рабочие, принося из дому в баночках еду. Я предлагаю выделить две гривны в день на покупку им крупы и костей, а сторожа сами будут варить супы и каши.

— Нет вопросов! — сразу положительно отреагировал на предложение Сахно. — Таня, давай каждый день по две гривны и веди у себя учет. А какой второй вопрос?

— На заводе есть единственная женщина, которая работает во вредных условиях — это Катя на гальванике. Я если захожу к ней в цех, то больше десяти минут не выдерживаю. Мне кажется, что кислота разъедает мои внутренности. Давайте покупать ей молоко, а я сам буду следить за тем, чтобы она его выпивала, а не несла домой. В день надо всего пятьдесят копеек.

— Нет, не надо никого баловать! Она работала всю жизнь без молока и еще поработает! — неожиданно возмутился Сахно.

— Вот еще, — тут же поддержала мужа Татьяна. — Сегодня молоко, завтра они кофе захотят, чтобы им в цех приносили!

— Подождите, — растерянно вставил Вадим. — Она ничего не просила, она даже не знает об этом разговоре. Это я предлагаю.

— Никакого молока! — заключил Сахно.

Вадим не находил слов от возмущенного непонимания.

— Вы только что выделили собакам две гривны, а человеку отказываете в пятидесяти копейках? Мне это непонятно!

— Все, тема закрыта. Совещание окончено.

Все эти мелкие эпизоды налипали и росли как снежный ком на новое восприятие Вадимом своего старого друга, которого он считал для себя давно известным и совершенно понятным. С каждым новым шагом, с каждым словом у Вадима все яснее вырисовывался образ бездушного, злого, психически неуравновешенного руководителя, одурманенного исковерканной религиозностью и опьяненного большими деньгами. Деньги действительно были немалые — около сорока тысяч ежемесячной чистой прибыли, которые ложились в Танину семейную кассу. И при таких доходах тем более становилась непонятной Вадиму появившаяся крайняя жадность и подозрительность и у Сахно, и у его жены.

Когда Вадим вернулся с похорон, он так и не услышал слов соболезнования от своего друга. Зато Сахно, выйдя с Вадимом на улицу, объявил ему, что с завтрашнего дня столяркой будет заведовать Игорь — брат его жены, но за Вадимом по-прежнему остается его половина от чистого дохода. Стаса они увольняют, а на его место берут другого мастера. Вадиму стало бесконечно грустно оттого, что все предостережения со стороны его новых друзей оказались пророческими. Он понял, что теряет не только работу, но самого верного и надежного друга, которым когда-то был для него Сахно.

— Сергей, ты должен понимать: как только Таня узнает, что я получаю деньги со столярки, не работая там, а узнает она об этом сразу же, то она меня выживет. — Вадим говорил совершенно спокойно и открыто, потому что отчетливо понимал свою обреченность.

— Вадик, Таня к нашим делам не имеет никакого отношения. Я сказал, что все остается по- прежнему!

— Сергей, я даю месяц на полное свое уничтожение. Посмотришь, что начнется с Татьяной, когда она узнает о твоем обещании мне. В течение месяца она меня съест.

Через три недели Вадиму пришлось оставить завод, потому что лишенный возможности заниматься столяркой он очень быстро был негласно отстранен и от заводских обязанностей. На ежедневных совещаниях ему не давали никаких поручений на следующий день, ему не задавали вопросов по производству и, вообще, и Сергей, и Татьяна делали вид, будто его здесь и нет.

— Сергей, с завтрашнего дня я не выхожу на работу, — начал разговор Вадим, когда в конце дня они с Сахно вышли на улицу к машине директора.

— Да! Почему?

— Мне больше нечего здесь делать. Я ведь предупреждал тебя!

— А куда ты пойдешь?

— Еще не знаю. Что-нибудь придумаю.

— Вернешься домой?

— Пока нет. Я ведь теперь не один. С Аней вместе будем решать.

— Ну, смотри, как хочешь. Удачи!

Это был последний их разговор. Хотя нет, еще один раз они встретились на заводе, когда при очередной сверке по столярке выяснилось, что Гене, бывшему арендатору, Вадим не заплатил восемьдесят гривен за установленный на станок двигатель. Сахно говорил раздраженно, избегая смотреть в глаза. Вадим предложил высчитать эти деньги из четырехсот гривен, так и не выплаченных ему при увольнении. И тут Сахно начал орать, что ничего ему не надо и никаких денег, и никаких друзей, потому что у него есть Бог. Вадим, не дослушав эти нервные выкрики, вышел из кабинета и на несколько лет из жизни своего бывшего друга, так и не получив расчета.

На следующий день Гена пригласил его на подработку, а затем помог купить необходимые инструменты, и Вадим арендовал столярный цех, пригласив туда мастером Стаса. Полтора года после увольнения с завода Вадим провел в этом неприветливом городке, пытаясь бороться с трудностями, постоянно сопровождавшими его на тернистом пути потерь и разочарований. Бедность, граничащая с нищетой, преследовала по пятам. И только одна отрада оставалась в жизни — его Анна. Они не расписывались, потому что Вадим надеялся заработать достаточно денег для свадебного путешествия. Пусть даже на пляж Азовского моря, но чтобы это навсегда осталось в памяти. Но такой возможности все не представлялось. Зато свои чувства к Анне он выразил на бумаге и отправил на радиоконкурс о самой романтичной любовной истории. Их историю трудно было назвать романтичной, но любовной — уж это точно.

«Самая романтичная любовная история вряд ли может гарантировать долговременное пребывание на вершине эйфорической восторженности, как правило, превращающейся с привыканием в серую повседневность семейной жизни. Как это ни грустно, но пора пьянящей влюбленности, отважной на подвиги и самопожертвования, если не приводит к расставанию, замаскированному под предлогом «побыть наедине и еще раз хорошо все обдумать», то в лучшем случае, а зачастую — и наоборот, приводит к свадьбе, такой же пышной и бурной, как и сам период ненасытности первых поцелуев, страстности первых объятий, смущения первой близости, грандиозности планирования бесконечно счастливой семейной жизни. Все проходит!

Не верьте, что семьи разрушает нехватка денег. Семьи разрушает — и нехватка денег! Стоит присмотреться к достаточно обеспеченным вашим знакомым, и не трудно понять, что они счастливы не более, чем их соседи, перебивающиеся с хлеба на воду. С сожалением признаю, что из множества моих друзей, независимо от материального положения, не могу назвать ни одной пары, имеющей право заявить, что они по-настоящему счастливы.

Разделив понятия влюбленности и любви, хочу отметить, что влюбленность — сыра, как свежая глина в руках гончара. Она еще не чаша, из которой можно утолить жажду, она еще не знает горна, который, закалив ее, превратит в ценный сосуд, лишенный излишней влаги, и поэтому твердый как камень. Влюбленность сильна страстью плоти, умопомрачительностью желания, затмевающего разум и объективность взора. Это — первобытное влечение, основанное на инстинкте продолжения рода, способное разрушать крепости родительских несогласий и презирать товарищеские мольбы о прозрении. Недаром сказано, что лицом к лицу — лица не увидать! Очень тяжело, сливаясь в бесконечных поцелуях неутолимой страсти, разглядеть непреодолимую пропасть, вырастающую между влюбленными и питающуюся банальностями, сегодня незначительными, а завтра — определяющими стереотип отношений молодой семьи. Разность интересов, музыкальных и литературных вкусов, телевизионных пристрастий, несоответствие темпераментов, несовпадение ценностей, заложенных еще в детстве — все это начинает подтачивать кажущееся на первых парах непоколебимым семейное счастье. Все проходит! И неизбежно наступление момента, когда влюбленные, пережившие свой звездный час, разрываются скандалом по

Вы читаете Anno domini
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату