— А, ты знаешь мое имя?
— Да, и имя, и многое другое. Я знаю, кто вы, чем занимаетесь и чего хотите.
— Конечно. У меня послание дрива к молодому Кру…
— Верно, я знаю даже, что это за послание. К счастью, мастера Рилиана нет поблизости, чтобы получить его. Птичка улетела, Скривелч. На этот раз тебе придется вернуться к своему дриву-кровопийце с пустыми руками. Но пока ты вообще никуда не пойдешь. Тебе придется просидеть здесь всю ночь — хочу увериться, что мастер Рилиан в безопасности. А ты тем временем покумей-ка, что к чему. — Тринс сложил руки на груди и привалился к двери.
Какое-то мгновение Скривелч Стек изучал своего мускулистого тюремщика, затем засеменил к креслу и сел. Выгнутые брови и забавная гримаска у рта изображали наигранную досаду.
— Так, так, значит, я — в тюрьме? Позвольте узнать, в чем я обвиняюсь? Господин Слуга, вы считаете, что я желаю зла вашему господину?
— Вот именно. Вы — Наемный Убийца при Высоком суде, не так ли?
— Я?! О Боже! Дружище Тринс, кто вам это сказал? Кто-то из прислуги?
— Не думайте об этом. Среди неронсцев еще остались совестливые люди.
Скривелч, уже не сдерживаясь, хохотал.
— Приятель, — наконец сказал он, — ты что, так и не понял, что тебя разыграли? Конечно, нехорошо со стороны лакеев подшучивать над чужеземцем, но я верю, что по простоте душевной ты простишь этих плутов.
— Послушайте, мастер Стек, я понимаю, к чему вы клоните…
— Сожалею, мой друг, сожалею, но вас жестоко обманули, — заявил Скривелч. — Они сказали вам, что ваш хозяин нанес оскорбление, а я должен наказать парня, верно? Ха! Думаю, что так. Придется им повторить свои россказни! Негодяи! Посмотри на меня. Что ты видишь?
— Этот вопрос лучше оставить без ответа, — изрек Тринс.
— Ты видишь стареющего педанта, вот что. Я — человек насилия?! Я — Наемный Убийца?! Смешная несообразность! — Скривелч поднял трость, выразительно потрясая ею в воздухе. — Послушай, они сыграли с тобой недостойную шутку, но ты — чужак, а они — веселящаяся толпа…
— Лучше прекратите размахивать тростью… — приказал Тринс, но было уже поздно.
Трость замерла в воздухе. Скривелч нажал кнопку на рукоятке. Послышался щелчок мощной пружины, и из трости выстрелил блестящий трехгранный клинок. Он пролетел через комнату и вонзился в грудь Тринса.
Слуга застыл, судорожно глотая воздух и пытаясь закричать. Изо рта хлынула кровь. На мгновение он схватился за кинжал в своей груди, потом рухнул на пол и затих.
Скривелч встал с кресла, пересек спальню и склонился над поверженным. Вытащил из тела трехгранный клинок, вытер его о куртку Тринса и бережно вернул на место — в трость. Наемный Убийца выпрямился.
— Со слугой покончено, — размышлял он вслух. — А теперь — за молодым господином, которому суждена такая короткая жизнь. Ну ничего, в этом ужасном мире человек, умирающий рано, избавляется от долгой череды страданий.
Скривелч переступил через труп Тринса и вышел из комнаты. Интуиция привела его в конюшню к конюху, который вполне разумно даже не пытался утаить правду от Наемного Убийцы при Высоком суде. Скривелч не стал терять времени. Проверив кое-какие вещицы в карманах, он приказал оседлать самую быструю лошадь. Через пару минут Наемный Убийца уже выехал со двора, и вскоре под сверкающим ночным небом он мчался по Северному пути к городу Вели-Джива.
От Флуджелна до Вели-Джива было недалеко. Северный путь вился по бескрайним крестьянским угодьям, пересекал равнину Чайн и тянулся через центр Северного Ябина до самой реки Идуенс, по которой проходила нидрунская граница. На реке стоял паром. Когда на рассвете Рилиан Кру прискакал к реке, паромщик еще спал. Рилиан выманил заспанного парня из его теплого домика, посулив необычайно щедрые чаевые. Таким образом он пересек Идуенс и очутился в Нидруне, где дышалось гораздо свободнее.
На нидрунском берегу дорога продолжалась, но в народе ее уже называли иначе — Тропою уравнителей, так на местном жаргоне величали разбойников. Рилиан остановился, чтобы осмотреться. Перед ним возвышались Борфинские горы, чьи снежные вершины сияли в лучах восходящего солнца. Густой утренний туман все еще покрывал землю, и первые заморозки посеребрили инеем траву. Дул сырой ветер, и Рилиан дрожал от холода под своим тяжелым плащом, накинуть который его уговорил Тринс. Где бы он был сейчас, если бы не бдительность Тринса? По крайней мере, мерз гораздо сильнее, это уж точно.
Тропа уравнителей, прямая как стрела, пролегала по тихим полям, с математической точностью выверяя мили, но затем в предгорье Борфинов начинала приспосабливаться к особенностям ландшафта. Местность стала неровной — то низины, то остроконечные холмы, и дорога пошла зигзагами, огибая огромные обнажения гранитных пород. Темно-зеленые хвойные деревья покрывали склоны, наполняя воздух свежим, резким ароматом. Холмы были непривычно пустынны. Ни хижина лесника, ни господский охотничий домик — ничто не проглядывало сквозь стройные ряды сосен.
Наступил день, а Рилиан все еще ехал. Солнце высоко поднялось в прозрачном чистом небе, и утренний туман исчез. Вскоре в желудке у молодого человека заурчало. Ни постоялого двора, ни какого- нибудь дома, ни попутчика. Не было вдоль дороги ни ягод, ни яблонь, сгибающих ветви под тяжестью плодов. Кошелек туго набит трейворнскими банкнотами и серебряными монетами, а поесть негде. Очень непривычно для цивилизованного человека!
При мысли о деньгах всплыло название этой дороги, что, в свою очередь, натолкнуло на мысль о пистоле с серебряными накладками, который он взял с собой из дома. Вот если бы он был сейчас при нем! А может… Дорожная сума, что собрал ему Тринс, приторочена к седлу. За всю ночь Рилиан так и не заглянул в нее. Теперь он достал ее из-за спины, развязал шнур, расстегнул пряжку и запустил руку в мешок. Пальцы нащупали лен, шерсть, кожу, затем скользнули по толстому концу оружия. Достав пистоль, Рилиан убедился, что тот заряжен, и переложил его в более доступное место. Теперь можно не опасаться уравнителей. Время бежало, а чувство голода не притуплялось. Время от времени он задавался вопросом, преследуют его или нет. Похоже, в этих притихших лесах не было хищников: ни в людском, ни в зверином обличий.
Холмы становились все круче, дорога все труднее. Рилиан остановился, чтобы дать передышку и себе, и лошади. Спешившись, он опустился на землю под огромным старым деревом, отбросил в сторону шляпу, прислонился спиной к стволу, вытянул ноги и глубоко вдохнул воздух с примесью соснового аромата. В воздухе присутствовал еще какой-то запах, помимо хвойного, слабую едкость которого он не мог никак распознать. Рилиан принюхался, в носу защекотало, пазухи носа заныли, и он чихнул. Дальнейшее экспериментирование вызвало новое чихание, и вскоре Рилиан прекратил свои попытки. Запах был неуловимым и, определенно, неприятным. Разлагающееся мясо? Нет. В памяти всплыло воспоминание о парах, появившихся за секунду до взрыва, происшедшего в поместье «Вересковый холм» во время визита незадачливого доктора натурфилософии. Столько лет прошло… Фульминаты? Коррозивы? Раствор желтой морилки?
Рилиан вскочил в седло и поехал на север. Он попривык к запаху и перестал о нем думать, но в носу продолжало свербить, и время от времени он чихал. На лошадь этот запах, похоже, действовал так же: животное фыркало, трясло головой и шло с очевидной неохотой. На закате, когда голодный как волк Рилиан в очередной раз взобрался на вершину холма, перед ним наконец-то открылась панорама города Вели- Джива. Вид оказался потрясающим. Он бы ничуть не удивился, увидев в таком оторванном от всего мира уголке грубо сработанную примитивность, но Вели-Джива таким не был.
Город раскинулся в просторной долине, окаймленной отвесными горными вершинами. Улиц было много и в основном — мощеные. Здания довольно эксцентричного стиля сложены из местного камня медового цвета. Изобилием куполов Вели-Джива напоминал котелок с водой, замороженной в момент кипения. Большая часть сводов имела зубчатое завершение, нередко украшенное разноцветными вымпелами, чьи цвета, вероятно, что-то сообщали о владельцах здания. Несколько каменных башен изысканной конструкции вздымались высоко над соседними строениями; кому они принадлежали — общественным учреждениям или частным лицам, — Рилиан не смог определить. Городская община была явно крупнее и цивилизованнее, чем он предполагал найти в таком краю. Богатый город откровенно процветал.
