волосам.
— Не надо, — глухо сказала она и сделала шаг назад. — Вам не следовало приходить сюда, Эдвин.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Вы прикрыты с головы до ног, так что все абсолютно пристойно. — Эдвин сделал паузу. — И в то же время вас очень хочется поцеловать.
Она сделала еще один шаг назад.
— Признайтесь, зачем вы дали мне этот заказ? Чтобы заманить к себе в дом и соблазнить?
Эдвин неожиданно засмеялся — добродушно и ничуть не обидно. Однако этот смех напугал и разозлил ее.
Она не могла в это поверить. Он смеялся!
Неожиданно он обнял ее и привлек к себе.
— Долорес, успокойтесь! Спальня моей дочери — за стеной. Напротив — комната моего сына. Достаточно одного крика, и они мигом прибегут сюда. — Он пытливо заглянул ей в глаза. — Вы Действительно думаете, что я пришел, чтобы соблазнить вас?
Долорес почувствовала себя форменной идиоткой.
— Вы заставили меня нервничать! — выпалила она. — Весь вечер не сводили с меня глаз! Откуда я знаю, что у вас на уме?
— Мне было приятно на вас смотреть, — нежно сказал Оливер и сжал ее лицо в ладонях. — А на уме у меня только одно — поцеловать вас… — Так он и сделал.
Конечно, она пыталась сопротивляться, но можно ли было бороться с долго дремавшим плотским желанием, которое наконец проснулось и властно требовало удовлетворения?
Жар его поцелуя заставлял забыть и здравый смысл, и благие намерения. Ее так долго изнывавшее по мужской ласке тело льнуло к Эдвину, как будто уже принадлежало ему. Его губы творили чудеса. И ей это нравилось. Это было чудесно. И страшно. О Господи, как он умел целовать! Долорес внезапно очнулась, сердясь на себя за эту вспышку слабости, и выпрямилась.
— Пустите меня, Эдвин… — Ее голос был странно хриплым. Оливер выполнил ее просьбу, и трепещущая женщина отпрянула. — Я не буду спать с вами, — задыхаясь, сказала Долорес на случай, если ее злосчастная пылкость подарила ему надежду.
— Я и не рассчитывал на это, — сухо ответил он.
— Вот и хорошо. Вы были бы разочарованы.
— В самом деле? Почему?
— Потому что это не доставило бы вам удовольствия.
Его брови поползли вверх.
— Вы серьезно?
— Я так давно не занималась любовью, что наверняка забыла, как это делается. Кроме того, я не слишком опытна… в сексе.
— Кто это сказал?
— Мой муж. А он знал, что говорит. У него был богатый опыт отношений с женщинами, — с деланным безразличием сказала Долорес. Она сама слышала, что фальшивит.
Эдвин на мгновение умолк. Она поспешила отвернуться, чувствуя страх и смущение. О Господи, зачем она признается в таких вещах?
Наконец Эдвин положил руки ей на плечи и тихонько повернул лицом к себе.
— Извините, — мягко сказал он. — Я не хотел смущать вас.
— Ничего. Все в порядке.
— Наверно, я слишком тороплю события и все делаю не так. Беда в том, что я не могу справиться…
— С чем справиться?
— Со своим чувством к вам. Вы запали мне в душу. Я думаю только о вас.
И она думала только о нем, но боялась признаться себе в этом.
— Попробуйте заняться чем-нибудь другим, и все пройдет, — отрывисто произнесла Долорес.
— Чем, например?
Она пожала плечами.
— Работой. Благотворительностью. Другими женщинами.
— Другими женщинами?
— Угу… Кем-нибудь моложе, легкомысленнее и с кучей свободного времени. С рыжими волосами и пышным бюстом…
— Я не хочу никого моложе, легкомысленнее и с кучей свободного времени. Я хочу вас.
От этих слов сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди, и Долорес стоило немалых трудов взять себя в руки.
— Но вы не можете меня иметь. И никто не может. Я не вещь.
У него слегка сузились глаза.
— Разве я говорил, что вы вещь, Долорес? — негромко спросил он.
— Вот и хорошо. Я думаю, вам пора спуститься и позаботиться о гостях… — Она сделала красноречивую паузу. — Или я закричу.
Он усмехнулся.
— Я ухожу. Спокойной ночи, Долорес. Еще раз спасибо.
Следующие десять дней были заполнены работой, и Долорес радовалась этому. Чувство, которое она испытывала к Эдвину, приводило ее в смятение, поэтому она хваталась за любое дело, лишь бы забыться. Она не хотела влюбляться. Все это было слишком сложно и грозило серьезными проблемами. А легкая интрижка с таким мужчиной, как Эдвин Оливер, была невозможна.
Эдвин снова присылал ей цветы, звонил по телефону и говорил, что хочет увидеться. Долорес отвечала, что занята. Она избегала снимать трубку и не звонила сама. И все же каждую ночь видела его смеющиеся глаза, ощущала прикосновение его губ и слышала эхом отдававшиеся в ушах слова: «Я хочу вас. Я хочу вас. Я хочу вас…»
В субботу у нее не осталось ни одного свободного номера. Приготовив и подав постояльцам обед, Долорес принялась мыть посуду, потому что одна из посудомоек свалилась с гриппом. Потом направилась к себе во флигель, выжатая, как лимон. Дорожки засыпала похрустывавшая под ногами листва. Ноябрьский воздух был холодным, колким и остро пах осенью. Она глубоко дышала, наслаждаясь легким ароматом палых листьев. Небо было ясное, и ничто не предвещало приближения бури, о которой предупреждал прогноз погоды.
Где-то вдалеке блеснул свет. Она инстинктивно остановилась и вгляделась в темноту. Там, на краю леса, неподалеку от пруда, не могло быть никакого света. Но он был. Мерцающий свет открытого пламени. Костер!
Она нахмурилась. Неужели кто-то из ее постояльцев без разрешения развел костер? Для собственного удовольствия? Ну ладно, допустим, сидеть у костра и любоваться звездами очень романтично, но костер в лесу — вещь достаточно опасная.
Запахнув на себе куртку, она поспешно зашагала к костру и лишь на полдороге спохватилась, что делает глупость. Это могли быть совсем не ее постояльцы, а бродяги, охотники или еще кто-нибудь с оружием в руках. Границы ее участка обозначены достаточно четко, так что это не мог быть добропорядочный гражданин, ненароком нарушивший права собственности.
Она продолжала идти вперед и вдруг с удивлением увидела у пруда очертания палатки средних размеров. Долорес застыла на месте. Палатка! Она сделала еще несколько шагов и услышала музыку. Это был Вивальди. Вивальди!
Кто-то вышел из палатки, и она остановилась. Свет костра четко обрисовывал мужской силуэт, и она мгновенно узнала этого человека.
Эдвин разбил палатку на ее участке. О Боже… Она сама не знала, что чувствует — гнев, облегчение, возбуждение или то, другое и третье вместе взятое.
