Гипермаркетам нужны гиперздания. Добравшись семь лет назад до Бостона, субботние работодатели Леви взяли на заметку несколько монументальных кандидатов XIX века. Победила построенная в 1880-х годах старая муниципальная библиотека из ломкого красного кирпича, с черными блестящими окнами и высокой наддверной аркой во вкусе Рескина{25}. Здание занимало большую часть квартала. Оскар Уайльд в свое время прочел в нем лекцию о превосходстве лилии над другими цветами. Раньше, чтобы войти в него, нужно было обеими руками крутить чугунное кольцо, дожидаясь негромкого тяжкого стука металла, высвобождающего металл. Теперь вместо четырехметровых дубовых дверей были трехчастные стеклянные панели, бесшумно раздвигавшиеся при появлении посетителей. Леви вошел в них и сдвинул кулаки с охранниками — Марлоном и Большим Джеймсом. Спустился на лифте в цокольный этаж и переоделся на складе в фирменные футболку, бейсболку и дешевые, в облипку, рейтузы — пылесборники из черного полиэстера, которые их заставляли тут носить. Затем поднялся на четвертый этаж и пошел в свой отдел, глядя в пол на путеводную цепь логотипов фирмы, красовавшихся на синтетическом паласе. Леви был не в духе. Он чувствовал, что его надули. Проходя по коридору, Леви исследовал генеалогию этого чувства. Он устроился сюда с чистым сердцем, уважая стоящий за его местом работы мировой бренд, восхищаясь размахом и широтой его замыслов. Особенно его подкупил отрывок из рабочей анкеты:
Он хотел быть его частью. Леви нравилось, что таинственный британский перец, владелец бренда, действовал, маркируя мир, как художник граффити. Поезда, самолеты, машины, мобильники, ценные бумаги, туристические путевки, безалкогольные напитки, вина, музыкальные диски, печатные издания, свадебные костюмы — на всем, что имело поверхность, стоял его дерзкий логотип. Леви мечтал когда-нибудь тоже замутить нечто подобное. И решил, что будет неплохо поработать скромным продавцом-консультантом в этой огромной фирме, изучая механизмы ее функционирования изнутри. Смотри, учись и вытесняй — в духе Макиавелли. Даже когда работа оказалась нелегкой и малооплачиваемой, он ее не бросил. Потому что верил, что он часть семьи, чей успех реален и ощутим, несмотря на 6,89 долларов в час, которые ему платили.
И вдруг сегодня утром, как гром среди ясного неба, пришло смс от Тома, хорошего парня, работавшего в отделе фольклора. Том сообщал, что по слухам менеджер этажа, Бейли, намерен заставить весь этаж и кассиров выйти на работу в канун Рождества и на Рождество. И тут Леви осенило, что он так толком и не выяснил, что же его наниматель, могучий мировой бренд, подразумевал под
—
— Я не буду работать в Рождество.
— Ты и не должен, — согласился Говард.
— Этого просто не будет. Это бред.
— Если ты в самом деле так думаешь, тебе нужно объединиться с коллегами и предпринять что-то вроде прямого действия.
— Я даже не знаю, что это такое.
За кофе с тостами отец объяснил Леви принципы прямого действия образца 1970-х, когда он сам прибегал к нему вместе со своими друзьями. Потом рассказал о парне по имени Грамши[43] и каких-то ситуационистах[44].
Леви кивал быстро и ритмично — он всегда так делал во время отцовских тирад, — чувствуя, что ложка в его руке тяжелеет, а веки тянет вниз.
— Наверное, теперь так не принято, — мягко сказал наконец Леви, не желая огорчать отца, но боясь не успеть на автобус. Занятная история, однако он уже опаздывает.
…Леви дошел до своей вахты в западном крыле четвертого этажа. Недавно его повысили, правда, повышение носило скорее идеологический, нежели финансовый характер. Вместо того, чтобы быть мальчиком на побегушках, он отвечал теперь только за хип-хоп, ритм- энд-блюз и урбан[45]; это должно было вдохновить его и уверить в том, что его знание вышеупомянутых жанров пригодится любознательным покупателям, которым он будет помогать так же, как помогали приходившим сюда читателям его предшественники библиотекари. На деле все выглядело несколько иначе.
— Кенди, эй, Кенди!
Стоявшая в ста метрах от него и не сразу разобравшая, кто ей кричит, Кенди отвернулась от клиента, которого она обслуживала, и отмахнулась от Леви. Тот подождал, пока клиент уйдет, потом подскочил к Кенди в отдел «Альт. Рок/Хеви-метал» и тронул ее за плечо. Как всегда со вздохом, она обернулась. У нее был новый пирсинг — болтик, прошивавший кожу подбородка прямо под нижней губой. Такая уж была у этой работы особенность: ты встречал здесь людей, которых при другом раскладе никогда бы не встретил.
— Кенди, мне надо с тобой поговорить.
— Слушай, я здесь с семи товар переписываю и сейчас иду на обед. Так что даже не проси.
— Да нет, я только что пришел, у меня перерыв в полдень. Ты слышала про Рождество?
Кенди охнула и усиленно потерла глаза. Леви увидел, какие у нее неопрятные руки: кутикулы рваные, прозрачная бородавка на большом пальце. Когда она оставила глаза в покое, ее лицо было в красных пятнах, мало гармонировавших с черно-розовыми прядями ее волос.
— Да, слышала.
— Они ошибаются, если думают, что я появлюсь тут в эти выходные. Я не стану работать на Рождество, этого не будет.
— Так ты что, уволишься, что ли?
— Нет, с какой стати? Это глупо.
— Ты, конечно, можешь пожаловаться… — Кенди выгнула пальцы да хруста. — Но Бейли на все наплевать.
— Я не собираюсь жаловаться Бейли, я сделаю другое — устрою что-то вроде прямого действия.
Кенди смотрела на Леви, медленно моргая.
— Ну что ж, желаю удачи.
— Слушай, я буду ждать тебя у заднего выхода — приходи через пару минут, ладно? Собери наших — Тома, Джину, Глорию — всех с нашего этажа. А я разыщу Ла- Шонду — она на кассе.
— О'кей, — сказала Кенди, и в ее устах это прозвучало, как затертая цитата. — Не дадим сталинизму распоясаться.
— Значит, через две минуты.
