озадаченно похмыкал, покрутил головой.
— Если честно говорить, то идея завернуть твои документы по училищу принадлежит мне. — Я в удивлении выкатил глаза, — хочу пояснить, чтоб тебе было всё понятно. Вот тебе оформили документы. Ты выпускаешься и остаёшься до июля в батарее. Поступаешь в училище и уходишь в Коломну, а у меня в штате батареи появляется дырка. Не хватает одного сержанта. И какой смысл мне тебя оставлять, спрашивается? А я нормальный командир батареи, думающий вперёд. Ты остаёшься после выпуска, работаешь сержантом у меня год, становишься старшим сержантом и поступаешь в училище, но уже опытным, обкатанным командиром. Вот такое моё виденье.
Теперь следующие аргументы хочу привести, чтобы ты подумал и остался в учебке. Ты остаёшься. Для молодёжи, которая сейчас придёт — Ты сержант, Ты авторитет. Это им придётся к тебе притираться, а не наоборот. Через полгода, если ты себя покажешь, а я уверен что ты покажешь, я тебя ставлю замкомвзводом. А в конце лета, в крайнем случаи осенью на ноябрьские праздники ты поедешь в отпуск. И до училища, вполне возможно, пару раз в отпуск съездишь. Вот какие у тебя вполне нормальные перспективы?
А теперь с другой стороны. Ты едешь в Германию и попадаешь в линейное подразделение, где все в куче — дембеля, черпаки, салаги, русские и нерусские. У тебя в расчёте такая же чехарда и ты должен вливаться в коллектив. Ставить себя сержантом в этом коллективе — то есть бороться за своё место под солнцем. И ты там как все. Ещё не ясно, что за дембеля попадутся к тебе в расчёт. Вполне возможно и твои любимые азербайджанцы. И на фиг тебе все эти проблемы? Про отпуск я вообще тебе не говорю. Здесь ты его получаешь, а там придётся зарабатывать. Вникни….
Я молчал, подбирая в уме слова, чтобы опять ответить отказом, но комбат моё молчание воспринял как колебание и предложил.
— Давай, поступим следующим образом. Через неделю выпускные экзамены. Ты думаешь на тем что я тебе сказал. Там подъедет твой командир взвода ещё с тобой пообщается и после экзаменов мы возвращаемся к этой теме. Понятно? Ну и хорошо… Иди.
До Группы Советских войск в Германии осталось 30 дней.
Глава девятнадцатая
Экзамены, на удивление, сдал легко. Больше было переживаний. Единственно, где я не смог блеснуть, конечно, было Физо. Правда, пришлось выложиться и все забеги сдал на тройку. Силовые упражнения тоже на три, но вот подъём переворотом сделал только один раз. Хорошо хоть без разбега. Несколько раз со мной беседовал командир взвода, настаивая чтобы я остался в учебке, с разговорами подкатывал Панков, но я твёрдо стоял на своём — хочу служить в Германии. Были опасения, что меня просто оставят в приказном порядке, но и это лихо миновало и в конце концов все отстали от меня.
После экзаменов занятия прекратились: в основном занимались уборкой территории и впервые у нас появилось свободное время. Немного, но всё таки появилось. В какой — то степени мы уже были предоставлены сами себе. Старшина батареи Николаев несколько дней тому назад тоже ушёл на дембель, а вместо него старшиной стал сержант со второго взвода казах Иткулов. Конечно, это был не Николаев, который мог закрутить, завертеть батарею. Да и для самого Иткулова ещё было в новинку, командовать такой ордой. А мы сразу же воспользовались мягкотелостью нового старшины и могли себе позволить вести себя более вольно. Но всё равно внешне воинский коллектив батареи, как подразделение выглядело, как и прежде, но внутри котёл клокотал, и пар ещё сдерживался, хотя был готовый сорвать крышку в любой момент. И было непонятно — знают об этом, чувствуют ли эту ситуацию наши офицеры? Старослужащие сержанты, кто имел влияние на курсантов ушли на дембель, а оставшиеся вдруг поняли, что скоро грядёт час расплаты за все неправедные мытарства, которые они устраивали над курсантами. Но с другой стороны, надо было отдать должное и курсантской массе, которая справедливо рассудило: Есть справедливые сержанты, которые если и гоняли, наказывали курсантов то наказывали за дело. А есть скоты и чмыри, которые могли поиздеваться над курсантами, показывая кто в доме хозяин, хотя хозяинами по определению они не могли считаться. И в течении нескольких дней главной темой перекуров как раз и было обсуждение — с кем нужно разбираться по уезду из учебки, а кого в этот список не включать. Такая же обстановка была не только в нашей батарее, но и в других подразделениях и наверно и во всех частях нашей учебной дивизии.
После бурных обсуждений был вынесен курсантский вердикт. Не трогать — сержанта Иткулова, сержанта Крамаренко и ещё несколько сержантов нашей батареи. Это были справедливые сержанты и претензий к ним от курсантов не было. Ну, а наш Тетенов и другие, не попавшие в число справедливых, затосковали. Тетенов стал покладистым, даже вежливым и в минуты перекура первым доставал сигареты, угощая всех, даже тех кто не курил. Со мной стал советываться по разным вопросам, а когда я слегка выразил не желание идти дежурным по батареи, то младший сержант с напускным пониманием отнёсся к моей просьбе и пошёл сам дежурным. Я был не злопамятным и в какой то степени мне было даже жалко этого бестолкового сержанта и ни как не мог решить про себя то ли набить ему рожу в последний день перед уездом, то ли нет. Но до этого дня, дня присвоения звания младший сержант нам оставалось ещё чуть больше двух недель. Уже была известна и дата отправки нас эшелоном в Германию — 10 мая. А восьмого праздничным приказом нам и должны были присвоить сержантские звания.
Если раньше курсантская масса в целом была однородна и безлика и если и были авторитетные курсанты то они вынуждены были находиться в тени. Но в последние дни, как то вдруг, в среде курсантов появились лидеры, которые готовы были взять в свои руки выпавшую из рук сержантов власть. Наш взвод из — за удмуртов был разбит на несколько групп и лидеров во взводе было несколько, но до серьёзных конфликтов между ними не доходило. И явного лидера тоже не было. А вот в других взводах, где коллективы были более однородны, вдруг появились вожди, вождецы, вожаки, которые и решали внутри взводные проблемы. Но в батарее самым авторитетным курсантом был Юрка Комиссаров, без согласия которого теперь в подразделении не происходило ничего. Всё это кипело, бурлило внутри и ждало своего часа — восьмого мая, дня присвоения звания. Но неожиданно для всех, даже для офицеров, день этот наступил гораздо раньше.
…Наряд по столовой сегодня тянулся нудно, долго и после окончания обеда мы бесцельно слонялись по залам и никак не могли приступить к работе. Дежурным был Тетенов и он весь изнылся, пытаясь заставить нас работать. Но мы открыли окна и хорошо прогретый весенний воздух свободно вливался во влажную атмосферу полутёмных помещений, будоража наши молодые организмы. В самый пиковый момент всеобщего безделья в столовую ворвался взбудораженный Паничкин.
— Ребята Ура…, Поздравляю вас и себя в том числе. Только что командиру батареи принесли выписку из приказа командира полка о присвоении всем нам звания «Младший сержант». Приказ Љ 143 от 22 апреля 1974 года.
Громовое «Ура» потрясло застоявшийся, вонючий воздух столовой, а на наш радостный, воинственный вопль из своего кабинета встревожено выскочил пьяный вдрызг начальник столовой прапорщик Елатунцев.
— Что… что… Что произошло? Чего орёте? — Щуплый прапорщик испуганно бегал вокруг нас, считая что случился пожар, а потом внезапно сорвал со стены огнетушитель и дико стал оглядываться в поисках огня….
Со смехом отобрав у него огнетушитель, водрузили его обратно на своё законное место, а Фока, прямо в ухо прапора проорал: — Товарищ прапорщик, мы звание младший сержант получили, вот и орём от радости.
— Сынки…, сынки…., — Елатунцев растроганно пустил пьяную слезу и всё беспрестанно повторял, — сынки…, да я за вас… да я… Да я сейчас пойду и выпью за ваше первое звание….
Опасно кренясь из стороны в сторону начальник столовой побрёл куда то в сторону, но только не в свой кабинет.
Фока, вместе со своими друганами — удмуртами, совсем раздухарился: — Парни, а ведь сержантам не положено работать… Так чего мы здесь делаем?
