вала,Когда мы с вами встретились… Бог мой…Ее сегодня не было со мной…»«Ее найдем мы», — молвила Иоанна.«О боже, сохрани, — король просил, —Агнесу верной мне!» — и наносилУдары англичанам неустанно.Но вскоре ночь, своею пеленойТаинственно окутав шар земной,Остановила гордую забавуМонарха, пожинающего славу.Воинственную прекратив игру,Король узнал, что нынче поутруВидали несколько особ прекрасных,Что выделялась между них однаУлыбкой, белизною рук атласных,Божественной осанкою. ОнаЛегко скакала на седле богатом,Ведя беседу с толстяком аббатом.Оруженосцы с копьями в руках,Сеньоры на арабских скакунах,Которые то прядали, то ржали,Прекрасных амазонок окружали.Отряд великолепный проскакалК дворцу, которого никто не знал,Который оставался неизвестнымДо той поры всем жителям окрестным,Но роскошью причудливой блистал.«Кто верен мне, тот следует за мною, — При этой вести Карл сказал Бонио. —На поиски поедем мы с зарею.Пусть мне грозит опасность, все равно.Я иль умру, иль отыщу Агнесу».Он спал недолго. И едва в завесуНебесных туч просунул Фосфор нос,Предшественник Авроры нежных роз,Едва еще на небе запрягалиКоней для Солнца, как заведено, —Король, Иоанна, Дюнуа, Бонно,Вскочив в седло, немедля поскакалиОтыскивать таинственный дворец.Карл молвил: «Только б мы ее сыскали!А англичане подождут, ей-ей:Всего важней соединиться с ней».
Конец песни шестнадцатой
ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ
СОДЕРЖАНИЕКарл VII, Агнеса, Иоанна, Дюнуа, Ла Тримуйль и другие сошли с ума; и как заклинания преподобного отца Бонифация, королевского духовника, вернули им разумКак много колдунов на этом свете!Я о колдуньях уж не говорю.Хоть юности я миновал зарю,Желаний цепи, увлечений сети,Но иногда к обману, точно дети,Склоняются и зрелые умы,Особенно, когда наш совратитель —В одеждах пышных мощный повелитель.Он, вознеся, свергает в бездну тьмы,Где горечь пьем и смерть находим мы.Остерегайтесь сталкиваться с силой,Какой владеют эти ведуны.Читатель-друг! Коль чары вам нужны,Пусть это будут чары вашей милой.Гермафродит соорудил дворец,Чтоб, задержав Агнесу в этом месте,Подвергнуть страшной, небывалой местиДам, рыцарей, ослов, святых, всех вместе,За то, что опозорился вконецБлагодаря их святости и чести.Кто в замок очарованный вступал,Своих друзей, тотчас позабывал,Ум, память, чувства, все, чем жизнь прекрасна.Вода, которой поят мертвецовУ гибельных летейских берегов,В сравненье с этим — менее опасна.Под портиком величественным здесь,Различных стилей представлявшим смесь,Разгуливал жеманно призрак пышный,С горящим взором, поступью неслышной,Стремительный, порывистый, живой,Украшенный блестящей мишурой.Он весь непостоянство, весь движеньеИ называется — Воображенье.Не та богиня чудной красоты,Которая с волшебной высотыРим и Элладу озаряла светом,Свои алмазы и свои цветыДарившая торжественным поэтам, —Гомеру, вдохновенному слепцу,Вергилию, поэту- мудрецу,Овидию, изгнаннику-певцу, —Но божество, чей здравый смысл хромаетИ чей девиз: как можно больше ври;К нему немало авторов взывает,Оно напутствует и вдохновляетСорлена, Лемуана, СкюдериИ чепуху струит из полной чашиНа оперы и на романы наши;Театр, и суд, и университет —Вымаливают у него совет.Воображенье на руках качалоУродца-болтуна Галиматью;«Глубокий», «серафический», бывало,Он богословов поучал семью,Толкуя томы непонятных бредней;Нам всем известен труд его последний —«История Марии Алакок»[81].Жужжащим роем вкруг ВоображеньяВились Обман, Двусмысленность,Намек, Навет, и Кривотолк, и Заблужденье,Нелепая Игра дурацких слов,И Вымысел, и Толкованье снов.Так вкруг совы под нежилою крышейЛетучие бесшумно вьются мыши.Как бы там ни было, ужасный домБыл сделан так, что, очутившись в нем,Теряет разум человек, покудаСудьба не выведет его оттуда.Агнеса в глубь таинственных палатЕдва вошла на радость адским силам,Как тотчас показался ей аббатНе Бонифацием, а Карлом милым,Любимым ею страстно, всей душой.Она твердит: «Мой милый, мой герой,Я счастлива, что вы опять со мной!Не ранены ли вы? Где ваша свита?Что армия британская — разбита?Ах, дайте я кольчугу с вас сниму»Она, в приливе нежности, желаетСнять рясу с Бонифация, вздыхаетИ падает в объятия к нему.С огнем в крови, со взором, полным света,Агнеса ждет на поцелуй ответа.Бедняжка, ты огорчена была,Когда, ища надушенных фиалкойЛанит, столкнулась с рыжею мочалкой,Похожею на бороду козла?Аббат боится, что сейчас погубитСвященный целомудрия обет,И убегает. «Он меня не любит!» —Кричит она, спеша ему вослед.Пока они бежали друг за другом,Аббат — крестясь, она — крича: «Постой!» —Был поражен отчаянной мольбойИх слух: то женщина, склонясь с испугомПред грозным рыцарем, одетым в сталь,Молила о спасенье. Труд бесцельный:Он меч схватил, ему ее не жаль,Сейчас он нанесет удар смертельный,В злодее этом можно ли узнатьТримуйля, рыцаря, столь благородноГотового везде, когда угодноЗа Доротею жизнь свою отдать?Он хочет Тирконеля наказать,Заклятого врага вообрая:аяВ своей возлюбленной. Не узнаваяТримуйля, Доротея, в свой черед,На помощь друга верного зовет,Потом твердит в заботе и печали:«Ответьте, умоляю, не встречалиВы господина сердца моего? Он только что был здесь, и нет его.О Ла Тримуйль, о дорогой любовник,Кто нашего несчастия виновник?»Она напрасно это говорит,Тримуйль не понимает слов подруги;Ему мерещится, что гордый бриттПред ним — с мечом в руках, в стальной кольчугеВступить в борьбу с врагом стремится он,Меч обнажив, идет на Доротею,Так говоря: «Британец, я сумеюЗаставить вас понизить дерзкий тон.Наверное, перепились вы пива,Грубьян, — он восклицает горделиво, —Но меч мой вас научит на летуПочтенью к рыцарю из Пуату,Чьи предки славные во время оноБез счету отправляли в мир тенейТаких же наглецов из Альбиона,Но только похрабрей и познатней.Что ж вы стоите, не берясь за шпагу,Что ж потеряли вы свою отвагу,Речь гордую и мужественный вид,Британский заяц, английский Терсит?Я знаю вас: в парламенте горланят,А в битве трусят! Обнажай же меч,Иль двести пятьдесят плетей изранятТебя от жирной задницы до плеч,И медный лоб твой, заяц злополучный,Я меткой заклеймлю собственноручной».Растерянна, едва дыша, бледна;Внимает дева гордому герою.«Не англичанин я, — твердит она, —За что вы так обходитесь со мною?Я ненавистна вам не потому ль,Что мой любовник — славный Ла Тримуйль?О, сжальтесь! Женщина в слезах и мукеЦелует ваши доблестные руки!»Она напрасно молит: глух и нем,Тримуйль, рассвирепев уже совсем,Схватить за горло хочет Доротею.Но, дамой нагоняемый своею,О них споткнувшись, бедный духовникВдруг падает и испускает крик;Тримуйль его хватает в диком ражеЗа волосы и падает туда же;С разбега кубарем — печальный вид — Агнеса нежная на них летит;И между ними бьется Доротея,Зовя Тримуйля и кляня злодея.С зарей, как это было решено,Король, сопровояедаемый БонноИ Дюнуа с отважною Иоанной,Поспешно направлялись в замок странный,О, чудеса! О, сила волшебства!Чтоб отыскать скорее след желанный.Едва сошли они с коней, едваЗа ними двери замка затворились,Все четверо тотчас ума лишились.Так и у нас в Париже доктораБывают и способны и учены,Пока не настает для них пораТоржественно вступить под сень Сорбонны,Где Путаница и нелепый СпорУстроились удобно с давних
