добавил он, пододвигая к ним шоколадки.
Ундина поняла, что разбираться с этим, что бы там ни было, ей придется на улице. Потрясенная, она взяла шоколадку и запихнула в карман. Моргана развернула свою прямо перед кассой и сунула в рот, потом причмокнула и облизнула губы.
— Так это все мое? — сказала она не то кассиру, не то Мотыльку. — Мне нравится, как это звучит.
Улыбка Мотылька превратилась в ухмылку, но он не отрывал взгляда от кассира.
— Рассмотреть это утверждение со всех сторон мы сможем позже. А сейчас, — его рука скользнула в задний карман и выудила цилиндрик свернутых и перетянутых резинкой денежных бумажек, которые он протянул Моргане, — будь хорошей девочкой и заплати человеку.
Моргана выглядела так, словно уже выпила все, что Ундина рассовывала по пластиковым пакетам. Она вкладывала для прочности один пакет в другой, стараясь сосредоточиться на практических деталях, потому что не понимала, что тут происходит, и знала одно: ей хочется поскорее выбраться из этого магазина, пока все это не взорвалось прямо у них перед носом. Моргана одну за другой вытаскивала двадцатки.
«Она выглядит как стриптизерша, сама же раздающая чаевые», — с раздражением подумала Ундина, но тут же почувствовала себя виноватой. Это вовсе не кража, хотя Ундине никогда еще не приходилось платить за что бы то ни было так как это делала сейчас Моргана — перегнувшись через прилавок и запихивая продавцу деньги в карман рубашки, а в завершение слегка чмокнув его в щеку.
— Раз вы дали нам «Поцелуйчики», — проворковала она кассиру в ухо, — будет честно, если вы тоже получите один.
Когда она наклонилась вперед, ее блузка задралась, открывая поясницу над джинсами, и Мотылек кончиками пальцев принялся ласкать голую кожу, не отрывая глаз от человека за кассой.
— Значит, поцелуи достались всем, — объявил он. И добавил более строгим тоном:
— А теперь валим отсюда.
Оказавшись снаружи, Ундина уставилась на Мотылька, который теперь пристраивал покупку в багажнике серебристой «джетты» Триш Мейсон. Она даже в некотором роде пожалела, что не курит, — сигарета, возможно, помогла бы ей справиться со злостью.
— Что здесь только что произошло?
— Волшебство, может быть? — рассмеялся Мотылек.
— Ты — придурок. Почему бы тебе не сказать прямо? Ты хотя бы раз можешь ответить честно?
Он вскинул брови.
— Именно это я и сделал.
— Знаешь, есть кое-что, чего я никогда в тебе не понимала, Мотылек. Чем еще ты занимаешься, кроме погони за собственным хвостом?
— Наверное, людям помогаю. Разве не это я только что сделал?
— Ундина, солнце! — воззвала Моргана, стоявшая с другой стороны машины. — Твоя конфета растает у тебя в кармане.
Ундина посмотрела на подругу поверх закрытого люка в крыше автомобиля. По дороге сюда ей хотелось открыть его, но Моргана сказала, что сквозняк растреплет ей прическу. Но сейчас Ундине казалось, что она вот-вот задохнется.
— И это все, что ты можешь сказать? «Твоя конфета растает у тебя в кармане»? Ну так держи ее, — сказала она, выуживая шоколадку и кидая ее Моргане, — раз она так тебе понравилась.
Мотылек подошел к Моргане и что-то шепнул на ухо. Ундина заметила, как его пальцы легли на талию подруги, и вдруг почувствовала какой-то укол… нет, не ревности, только не ревности. Она никогда еще не испытывала этого чувства.
Мотылек с улыбкой повернулся к Ундине.
— Значит, увидимся в десять.
Ундина сжала зубы и стиснула брелок с ключами. «Джетта» икнула в ответ.
— Тебя — не — приглашали. Но Мотылек уже зашагал прочь.
— Поехали, Моргана, — нахмурилась Ундина, хлопнув дверцей машины. — Нив ждет.
ГЛАВА 5
— Тим Бликер режет кошек у добропорядочных бабусь, дружище. Какого черта ты вообще разговариваешь с ним? — К. А. посмотрел на друга.
Никс, развалившийся на пассажирском сиденье, ничего не ответил и только смотрел через тонированное стекло «мустанга» на мягкий желтый свет портлендских фонарей. Воздух июньского вечера был мягким и немного сырым от дождя, который прошел рано утром.
— Слышь, чувак. Я серьезно. За каким хреном ты вообще связался с этим дерьмом?
— Да я спать не могу! Все время эти сны. — Никс взглянул на К. А., а потом снова стал смотреть в окно. — Я просыпаюсь среди ночи, а после никак не могу снова заснуть. А «пыльца» помогает справиться со снами.
— То есть ты хочешь сказать, что принимаешь «пыльцу», потому что она отгоняет дурные сны?
— Не отгоняет, а глушит. Ослабляет.
— Ослабляет, — повторил К. А. — Глушит. Зашибись! Ты поджариваешь свой мозг потому, что «пыльца» глушит твои сны. Ну конечно, чувак, это совсем другое дело! Совсем другое дело!
К. А. не в первый раз удивлялся тому, что они с Никсом подружились. К. А. работал у Джейкоба с девятого класса: сначала был разносчиком пиццы, попутно выполняя разные мелкие поручения и возобновляя складские запасы, потом стал официантом, а с прошлого года, получив права, занялся доставкой. Ему нравилось засиживаться в пиццерии допоздна, трепаться о чем попало с Никсом и Нив. Нив, дочку Джейкоба, он знал очень давно: до восьмого класса они посещали одну школу, после чего родители перевели ее в «Пенвик».
Насколько мог судить К. А., Нив заслуживала особого внимания — она была красива, умна и в придачу отличалась повышенной чувствительностью — что, по мнению К. А, было не так уж плохо. Он нередко видел ее на футбольных матчах, в которых встречались их команды. Она отлично смотрелась в классической плиссированной юбке болельщицы, особенно когда делала кувырок, мелькая в воздухе гольфами и белыми хлопковыми трусиками.
Но по-настоящему он обратил на нее внимание однажды в пиццерии. К. А. тогда стоял и трепался со своим новым приятелем-посудомойщиком, пока тот курил, а она вдруг ворвалась в подсобку и, как истинная хозяйская дочка, воскликнула:
— Слушай, д'Амичи, если эти три пирога немедленно не отправятся в Глисан, ты узнаешь, каким образом мой папаша готовит пепперони,[27] не причиняя вреда свиньям.
Никс фыркнул с такой силой, что сигарета вылетела у него изо рта, а Нив, не ожидавшая наткнуться на столь широкую аудиторию, залилась краской. После того как она, покачивая бедрами, удалилась, К. А. поинтересовался, обращаясь к Никсу:
— Как думаешь, стоит сказать ей, что я всего лишь заскочил сюда за зарплатой?
— Я бы не стал рисковать. — Тот покачал головой. — Во всяком случае, не сейчас, когда у нее есть доступ к мясорубке.
Таким образом, в этот день у К. А. завязались новые отношения сразу с двумя людьми: стремительно набиравший обороты флирт с Нив и еще более стремительно растущая дружба с разгильдяем-бродягой- беглецом-посудомойщиком, или кем там, черт побери, являлся Никс. По сути, Никс был из тех ребят, которых такие, как К. А., либо бьют смертным боем, либо всячески избегают. Вместо этого он стал ему как брат, которого у К. А. никогда не было, причем младший брат, что делало ситуацию еще более странной, поскольку Никс был на год старше его. Трое самых юных сотрудников пиццерии частенько просиживали вместе самый тягостный, последний час перед окончанием работы — заведение закрывалось в полночь по
