— Ничего.
— Ты с ним что сделаешь?
— Я с ним сделаю вот что, — сказал я.
— Что?
— Я его сначала… вырву…
— Та-ак…
— Потом возьму и… в общем, так…
— Что «так»?
— Так и есть так. И всё.
— Стоит вырывать, — сказал учитель. — Зачем тогда вставлять?
— Нет, нет! — обозлился я. — Я его… продам!
— Да ну?
— Обязательно.
— И купишь — что?!
— Хоть что! — крикнул я.
Я чуть не заревел. Я думал, он серьёзно. Прямо описать нельзя, что творилось в классе.
Я пришёл домой и сказал маме:
— Пошли.
— Куда?
— К врачу. Этот зуб вырывать.
— Ни за что, — твёрдо сказала мама. — Ты жизни не знаешь.
— Знаю, — сказал я.
— Ты мне ещё спасибо скажешь!
Я не стал с ней спорить, лёг на диван, задрал ноги и сказал:
— Помогать тебе не буду, учиться не буду… и есть тоже не буду. Всё.
И только тогда она повела меня к врачу.
— Бедный ты бедный, — сказала мама.
— Нет, я не бедный.
— Бедный, потому что глупый, — сказала мама.
— Нет, не глупый я.
Я знал, что я не глупый. Я не хвастаюсь. Я сам сделал в подарок школе модель экскаватора. А глупые люди экскаваторы не делают.
Отойди от моей лошади
Был, знаете ли, один такой случай.
В нашем городе, в Ленинграде.
Можно даже сказать… в моём районе.
В школе, где я учусь.
На третьем этаже.
Даже в моем классе, если уж вам так хочется знать.
Между прочим, со мной.
Хотя, по правде говоря, я здесь ни при чём, не виноват. Это, я думаю, с самого начала ясно.
Всё произошло на уроке рисования.
Мы всегда на этом уроке оленя рисовали или белого медведя. Срисовывали с картинки. Мне это здо?рово надоело. Честно. Я так об этом и сказал нашей новой учительнице.
Просто прелесть что за учительница.
Сразу согласилась, что-нибудь другое нарисовать. Молодая, а понимает.
— Не тюленя! Не медведя! — закричали все.
— А что? — спросила она. — Что именно?
— А именно вот что! — крикнул я. — Про что мечтаем, то и нарисуем.
И она опять согласилась.
Я же вам говорю, что она совершенно исключительная учительница.
Сначала я нарисовал ракету и себя в ней. Но у неё куда-то хвост загнулся, и я решил вернуться на землю. В общем, слетал.
Потом я нарисовал себя с новой хоккейной клюшкой.
Потом килограмм винограду.
Потом ещё полкило.
Потом вспомнил про лето и нарисовал лошадь, себя и Тимку.
Потом я нарисовал, будто я говорю: «Отойди от моей лошади!»
— Зачем же? — спросил Тимка.
— Низачем, — сказал я. — Сам не можешь сообразить, что ли? Ты будешь рыцарь пеший, а я рыцарь конный. Конный, понимаешь?
И я нарисовал себя на лошади, а Тимку без лошади, и ещё я нарисовал себе и ему щит и меч.
Жаркое было времечко.
Потом я забыл нарисовать ему шлем и закричал на весь класс:
— Эй, рыцарь, где ты потерял свой шлем?!
Все зашумели, а учительница сказала:
— Что? Что случилось?
— Ничего! — закричал я. — Пока ничего! Эй, Тимка! Подними забрало!
И я быстренько нарисовал ему шлем.
Потом Тимка стал капризничать, и мне пришлось нарисовать ему лошадь.
— Эй-гого! — закричал я на весь класс Тимкиным голосом. — Алёшка! (Алёшка — это я.) Иду на тебя!
— Берегись, ничтожество! — крикнул я и нарисовал, как я размахиваю мечом и мчусь на Тимку.
— Не по правилам! — закричал Тимка.
— По правилам! — закричал я.
— Умри, несчастный! — кричит Тимка.
— Ещё не известно кто! — кричу я.
Наши кони бесстрашно и быстро мчатся навстречу друг другу.
— Бенц! — кричу я и рублю Тимку изо всех сил мечом по голове — Бенц-те-ре-ренц!
— Ур-ра! — кричит Тимка Его шлем крепок, как сталь. Как чугун.
— Бенц! Та-та!
— Умри, подлый рыцарь!
— Ещё не хватало!
— Эй-го-го!
Тимка падает! Ур-ра! Его конь ранен.
— Сдавайся! — кричу я. — Мелкий подлый враг! Задняя нога лягушки! Трусливый заяц! Пустой горшок! Двоечник! Клякса!
— Алёша Петров!
— Ржавая кошка!
— Алёша Петров!!
— Дырявый холодильник!
— Алёша Петров!!!
— Я тебе не Алёша! Я рыцарь, мрак на твою голову, синяя мочалка!
— Алёша Петров?! Что здесь происходит?
— Что? — спросил я и поднял голову.
