этих спорах речь всегда шла о какой-то Эдефии и о том, что Ортон зашел слишком далеко. Тогда Зоэ мало что понимала и сначала вообще думала, что Эдефия — это какая-то женщина, с которой у Ортона роман! Теперь-то, когда она уже знала во всех подробностях историю семьи Поллоков и Беглецов, к которым относилась и она сама, Зоэ поняла, почему Барбара с Ортоном так сильно скандалили. Но тогда она не понимала ничего…
Однажды вечером, когда Зоэ пришла домой из колледжа, она застала в гостиной Мортимера и Барбару в слезах. Барбара что-то кричала, девочка не очень поняла, что именно. Но сообразила, что случилось что-то очень серьезное.
— Иди к себе в комнату, Зоэ, и не волнуйся… — сказал ей тогда Мортимер, подавив всхлип. — Я скоро к тебе приду.
Тогда она видела кузена в последний раз. Она прождала весь вечер, а потом уснула, изнуренная переживаниями. А когда проснулась, то дома никого не было. Совсем. Зоэ еще несколько часов прождала возвращения родственников, слоняясь из комнаты в комнату и отправляя остающиеся без ответа сообщения на мобильники Ортона и Мортимера. Часы сменились днями, и перед Зоэ предстала мрачная реальность, безжалостно подтачивающая последние чаяния девочки: Зоэ осталась совсем одна, всеми брошенная, ей некуда было больше идти.
Ужас осознания этого был очень сильным, невыносимым и чудовищным.
Несколько дней совершенно потерянная Зоэ бродила по пустому дому. И холодным утром, через две недели после исчезновения семьи МакГроу, она, наконец, приняла решение. Шкафы и холодильник были пусты, мебель покрылась пылью. В углах комнат начала появляться паутина. Словно дом закрывался, превращаясь в настоящую могилу.
Зоэ быстро собрала маленькую сумку, сложив туда все самое ценное, что у нее скопилось за ее короткую жизнь: альбом с фотографиями, запечатлевшими тринадцать лет ее жизни, поздравительные открытки, которые писали ей родители до самой своей смерти, надушенный платок, который часто носила бабушка, тяжелая отцовская авторучка и необычная бабушкина дудочка. Затем, забросив сумку на плечо, Зоэ направилась к Поллокам, ни разу не оглянувшись. Сердце ее было разбито вдребезги.
Открыв дверь, Драгомира чуть не упала в обморок при виде Зоэ, отощавшей, грязной, смотревшей на нее полными отчаяния, провалившимися от голода глазами.
— Мадам Поллок, извините, что я пришла к вам… Я больше не знаю, куда идти…
С этими словами девочка, не выдержав груза переживаний, рухнула на пороге дома. Драгомира, которой в тот момент было еще трудно прилагать физические усилия после «подвального дела», позвала на помощь Фолдинготов. Зоэ не сопротивлялась, будучи слишком измотанной, чтобы пугаться этих невероятных существ.
Фолдинготы донесли девочку до апартаментов хозяйки и уложили на диван, где Зоэ мгновенно уснула, сраженная волнением.
— Познает нынче ошибка исправление! — изрек еще менее понятно, чем обычно, Фолдингот.
— Пожалуйста, Фолдингот! Сейчас не самое подходящее время загадки загадывать! — пожурила его Драгомира.
— Остерегайтесь вы суждений, наполненных предвзятостью и желчью, Старая Лучезарная, — продолжил, однако, домовой. — Большая важность должна быть уделена сей деве, поскольку кровь в ней Лучезарных…
Старая Лучезарная, нахмурившись, опустилась на диван, стоявший напротив того, на который Фолдинготы уложили Зоэ. Несмотря на слабость и выговор, устроенный ею только что Фолдинготу, в глубине души Драгомира точно знала, что появление этой находящейся в жалком состоянии девочки перевернет жизнь их всех…
Когда Зоэ проснулась, то увидела, что Драгомира за ней наблюдает, и очень смутилась. Но во взгляде Бабули Поллок не было ни намека на враждебность.
— Здравствуй, Зоэ, — ласково сказала она. — Тебе получше?
Зоэ едва слышно выдохнула: «Нет». Тогда Драгомира склонилась к ней и, нежно взяв за руку, доброжелательно заговорила:
— Я понимаю, что тебе страшно. На твоем месте я бы тоже очень боялась. Могу только сказать, что не желаю тебе зла, совсем наоборот. Можешь на меня положиться.
Зоэ эти слова не очень успокоили, но все же, исполненная надежды, она застенчиво посмотрела на Драгомиру.
— Не хочешь мне все рассказать с самого начала? — предложила пожилая дама.
Чуть поколебавшись, Зоэ решилась. Слова посыпались из нее горохом, одновременно раня и без того разбитое вдребезги сердце девочки.
Ее душили рыдания, воспоминания причиняли боль, выворачивая душу. Но Зоэ продолжала говорить и говорить и все время плакала, не в силах совладать с собой, а Драгомира все это время ласково поглаживала ее по руке, понимая всю глубину ошибки, о которой заявил Фолдингот.
— Значит, Ортон МакГроу — не твой отец, Зоэ? — спросила, наконец, Бабуля Поллок с максимальным тактом.
— Нет! Моя бабушка была его сестрой-близнецом! Как-то раз она мне сказала, что, если мне понадобится помощь, только вы сможете мне помочь…
Пораженная до глубины души, Драгомира еще пристальней уставилась на девочку.
— Знаете, она очень вами восхищалась… У меня есть ее фотографии, если хотите посмотреть…
— Ну, конечно! — от волнения голос Драгомиры сел.
Зоэ достала из сумки фотоальбом и протянула Драгомире. Та аккуратно взяла его, и, по мере того, как листала страницы, у нее в голове словно разрастался звон. Ее взгляд постоянно метался от Зоэ к фотографиям, и с каждой страницей ее изумление возрастало.
— Бабушка знала много всякой всячины, особенно о скалах и драгоценных камнях, — продолжила Зоэ. — Она была ювелиром… И всегда жила со мной и моими родителями, потому что обожала папу. Он был ее единственным сыном. И я знаю, когда он погиб, она перенесла всю свою любовь на меня. Мы с ней часто сдерживали слезы, чтобы не расстраивать друг друга, и нам обеим было очень тяжело казаться сильными. Я потеряла родителей, но она… Она потеряла сына…
— Какой ужас… — пробормотала Драгомира. — Это твой папа на этих снимках? — она показала на одну из страниц альбома.
— Да…
— Он был очень красивым…
Драгомира довольно долго смотрела на фотографии отца Зоэ. И вдруг побелела, когда ей пришла в голову невероятная мысль. Не отрывая глаз от фотографий, она произнесла:
— Хочу у тебя кое-что спросить, Зоэ… Как звали твоего папу? И ты знаешь, когда он родился?
— Папа родился 29 марта 1953 года, и его звали Ян Эванвлек.
Тут Драгомира рухнула на диван, сраженная сильнейшим волнением. Полученная информация калейдоскопом прокручивалась у нее в голове, вытаскивая на поверхность более пятидесяти лет назад похороненные в глубине памяти тайны и болезненные воспоминания.
Теперь Зоэ знала, что связывает ее с Поллоками, и осознавала чудовищность ошибки, из-за которой Окса относилась к ней столь враждебно. Теперь никто и ничто не могло разлучить троюродных сестер, связанных сложными генеалогическими переплетениями Поллоков и МакГроу, но, главным образом, глубокой взаимной приязнью.
Однако завоевать расположение Оксы оказалось совсем непросто. Зоэ пришлось приложить немало усилий, чтобы преодолеть злопамятность Оксы, усугубленную историей с отравленным мылом, из-за которого заболела Мари. Но Окса была умной и довольно быстро сообразила, что Зоэ была просто слепой марионеткой в руках Ортона. К тому же Юная Лучезарная, хотя и по другим причинам, чем Зоэ, тоже ненавидела Изменника.
Как же Зоэ по ней скучала… С тех пор, как подруга ушла в картину, Зоэ было так одиноко…
Постепенно воспоминания привели Зоэ к мыслям о бабушке. Она думала, что та умерла, и вот теперь ей предоставилась возможность снова ее увидеть. Живой. Возможность ничтожная, исходя из слов Фолдингота. А потом перед мысленным взором Зоэ предстало лицо дедушки, Леомидо. Она так недолго была
