Путешествие на заднем сиденье автомобиля агента Ренкинса вызвало у меня совершенно иные ощущения в сравнении с тем, как я себя чувствовал, сидя на переднем сиденье патрульной машины. С виду это был обычный автомобиль, какой можно приобрести у любого торговца — черный виниловый интерьер, маленькие пепельницы на дверцах, дешевая приборная панель, — но, сидя сзади, в одиночестве, я сам себе напоминал арестованного. В патрульной машине меня такие мысли не посещали.
Мы ехали в сторону Ашенвиля, и я по дороге рассказывал им свою историю. Магнитофон был включен и записывал мои показания, но агенты, казалось, не проявляли большого интереса к моему рассказу. Они не задавали мне никаких вопросов и даже не оглядывались назад, когда я делал паузы, не кивали головой, поощряя мои откровения. С абсолютно невозмутимым видом они сидели, уставившись вперед, на дорогу. Мы следовали тем же маршрутом, что и утром с Коллинзом и «сельским парнишкой», проезжали те же указатели, дома, фермы. Единственная разница состояла в том, что сейчас воздух был прозрачным и сухим. Солнце, совершая свое медленное шествие по небосклону к западу, ярким огнем высвечивало крыши домов.
По мере того как я говорил, мне в голову пришла мысль о том, что молчание агентов могло означать одно из двух: либо они уже ознакомились с моими показаниями и нашли их вполне убедительными, так что теперь выслушивали меня, дабы соблюсти все формальности; или же им удалось обнаружить на месте преступления какую-то убийственную улику, которая перечеркивала все, что я сочинил, и теперь они лишь ждали, пока я закончу свой рассказ, милостиво предоставляя мне возможность увязнуть поглубже в собственной лжи, чтобы потом наконец разоблачить меня как вора, лгуна и убийцу. Чем ближе был конец моей сказки, тем неторопливее становилась моя речь, все чаще и длиннее паузы; я начал повторяться, со страхом думая только о том, какой альтернативе мне придется противостоять.
Как я ни тянул время, рассказ мой подошел к концу.
Фремонт нажал на кнопку, останавливая магнитофонную запись. Потом обернулся ко мне.
— В вашем рассказе, мистер Митчелл, есть одна неувязка.
Я почувствовал, как от страха у меня подвело живот. Усилием воли я заставил себя не спешить с ответом и сделал вид, будто оглядываю мелькавшие за окном поля. Вдали показалось чучело, одетое в черное. На нем была соломенная шляпа, и с первого взгляда его вполне можно было принять за живого человека.
— Неувязка? — спросил я.
Фремонт кивнул головой, и его слоновьи уши задвигались, словно гигантские плавники.
— Человек, труп которого вы только что опознали, вовсе не был агентом ФБР.
Облегчение, которое я испытал при этих словах, было столь велико, что я даже почувствовал слабость. Мне показалось, будто у меня раскрылись все поры и из них хлынул пот. Это было странное, жутковатое ощущение — словно начисто теряешь контроль над мочевым пузырем. Мне даже захотелось хихикнуть, но я подавил в себе это желание и вытер рукой лоб.
— Не понимаю, — сказал я. Голос мой прозвучал хрипловато, совсем не так, как мне бы хотелось. Но Фремонт, казалось, не заметил этого.
— Его настоящее имя — Вернон Боковски. В том самолете с неисправным двигателем, рев которого вы слышали в декабре, находился его брат. Самолет упал на территорию заповедника.
— Так он искал своего брата?
Фремонт покачал головой.
— Нет, он искал вот это. — И он поднял пластиковый мешок, валявшийся у него в ногах.
Я подался вперед, чтобы получше рассмотреть его. Меня охватило глубокое волнение при виде столь хорошо знакомого мне предмета.
— Мешок для мусора? — удивился я.
— Совершенно верно. — Фремонт ухмыльнулся. — Набитый очень дорогим мусором.
Он открыл пакет и встряхнул его, чтобы я мог разглядеть деньги.
Я уставился на них, мысленно считая до десяти, выдерживая паузу, во время которой я изображал из себя лишившегося дара речи.
— Они что же, настоящие? — вымолвил я.
— Настоящие. — Фремонт запустил в мешок руку, затянутую в черную кожаную перчатку, достал пачку денег и покрутил ею перед моим носом. — Это выкуп, — сказал он. — Боковски и его брат — те самые бандиты, что похитили девицу Макмартин в ноябре прошлого года.
— Девицу Макмартин?
— Да, наследницу огромного состояния. Они потом застрелили ее и утопили в озере.
Я не сводил глаз с денег.
— Можно потрогать? Я в перчатках.
Агенты расхохотались.
— Конечно, — сказал Фремонт. — Давайте, смелее.
Я протянул руку, и он передал мне пачку. Я внимательно осмотрел ее, потом взвесил на ладони. Ренкинс наблюдал за мной в зеркальце заднего вида, на губах его блуждала дружеская улыбка.
— Тяжеленькая, правда? — спросил он.
— Да, — согласился я. — Почти как маленькая книжица.
Мы уже подъезжали к Ашенвилю. Он вставал на горизонте низким холмиком из приземистых зданий, теснившихся по углам перекрестков. Выглядел он иллюзорным, напоминая город-призрак.
Я передал пачку денег Фремонту, и он швырнул ее обратно в мешок.
За время моего отсутствия Ашенвиль успел вернуться к своему привычному распорядку. Телестанции уехали, толпы горожан растаяли, и теперь город выглядел так, как ему и положено выглядеть в субботний послеобеденный час — пустынным, сонным, чуть обессилевшим. Единственным напоминанием о недавней трагедии оставался приспущенный флаг, лениво колышущийся на ветру.
Ренкинс припарковал автомобиль у входа в ратушу, и мы вышли, чтобы попрощаться.
— Вы уж извините, что пришлось вас втягивать в эту историю, — проговорил Фремонт. — Но вы нам очень помогли.
Мы стояли на нижней ступеньке лестницы. Возле ратуши осталась лишь одна патрульная машина.
— Я до сих пор так и не понял толком, что же произошло, — сказал я.
Ренкинс, взглянув на меня, ухмыльнулся.
— Я расскажу вам, в чем дело, — произнес он. — Двое братьев похитили девушку под Детройтом. Они убили семерых, в том числе и ее, и скрылись, прихватив с собой выкуп в четыре миллиона восемьсот тысяч долларов. Один из братьев погиб в самолете, упавшем на территорию парка. Другой начал его разыскивать, представляясь всем агентом ФБР. Найдя самолет, он убивает офицера Дженкинса.
Улыбка еще шире расползлась по его лицу.
— А потом и сам погибает от руки полицейского.
— Неужели в этом мешке четыре с лишним миллиона долларов? — спросил я, сделав вид, что готов этому поверить.
— Нет, — ответил Ренкинс. — Здесь только пятьсот тысяч.
— Где же остальные?
Он пожал плечами и взглянул на Фремонта.
— Нам пока неизвестно.
Я начал глазеть по сторонам. Чуть поодаль, в сточной канавке, сцепились из-за добычи две птички. Они громко чирикали и по очереди пытались взлететь с отвоеванным куском, но он был слишком велик, и ни одной из них не удавалось поднять его. Я так и не смог определить, что это был за трофей.
— Так, значит, где-то гуляют по свету четыре миллиона триста тысяч долларов?
— Рано или поздно они все равно всплывут, — сказал Фремонт.
Я пристально посмотрел на него, но лицо его оставалось абсолютно бесстрастным. Ренкинс же был занят созерцанием дерущихся птиц.
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— Перед тем как мистер Макмартин отвез деньги в указанное похитителями место, мы их заполучили на два часа. Пометить их мы не могли — опасались, что бандиты определят, что банкноты меченые, и убьют
