Гилим уже получил полетные карты и, склонившись над каким-то ящиком, под диктовку Чернышева прокладывал маршрут. Константин подошел, стал рассматривать. Почти в полкарты голубело море, неровные линии берегов изобиловали мелкими речушками со странными, трудно выговариваемыми названиями: Лодьма, Ижма, Чидвия, Куя, Кадь, Чага… Зеленый цвет материка недалеко от Архангельска сменялся бесцветным — тундрой. В тундре тоже густо пестрели безымянные речки, озера, огромные площади занимали болота. Надписи чернели только по побережью. Часто встречались пятиугольные звездочки — так на картах обозначались морские маяки. У каждой звездочки названия: Керец, Зимнегорский, Вепрь…
— Изба — это наименование деревни? — поинтересовался Усенко. — Вот еще… еще. Других имен не придумали, что ли?
— Нет, то не деревня. Изба и есть.
— Как? На карте обозначена изба? Обыкновенная хата?
— Что ж ты еще обозначишь, раз ничего другого нет? Нет населенных пунктов. Есть отдельные избы, да и то на сотни километров по одной.
Летчик присвистнул:
— А где этот… Энск?
— На краю земли, как здесь говорят. Где-то вот в этом районе, — показал на карте Щербаков, — посадили 95-й авиаполк, он на «пе-третьих». Теперь нашу эскадрилью бросают на его усиление. А Челышев со своей и со штабом полка остается на базе.
— Найдем ли, куда садиться?
— Нам дают лидеров из числа лучших летчиков 95-го. Мое звено поведет майор Кирьянов, с Устименко полетит капитан Гаркушенко, ну а тебе достался младший лейтенант Рудаков. Ничего, что молод! Рудакова, между прочим, уже сбивали в бою, и он хлебнул водички в Баренцевом. Рассказывал, что температура в нем постоянная: летом и зимой четыре градуса по Цельсию. Говорит, до того замучился, плавая на каком-то спасательном жилете, что хотел застрелиться, да закоченел так, что не смог руки поднять. Катера подобрали чуть живого…
— Спасибо, утешил!.. Я готов!
Летчики посмотрели друг другу в глаза и невесело рассмеялись.
— Готовь свое звено! Вылетаешь предпоследним. За тобой пойдет командир полка, будет с нами в Энске. Задача ясна?
— Так точно, товарищ капитан!
— Действуй!
К летчикам подошел улыбающийся Цеха. Константин с удовольствием оглядел его поджарую спортивную фигуру, симпатичное, чуть продолговатое лицо, серые приветливые глаза.
— С прилетом, землячок! — пожал он протянутую руку. — «Летным» не побалуешь?
Техникам выдавалась махорка, летному составу табак, но такой ядовитый, что те охотно обменивали на махорку. Техники же пристрастились к «летному».
— Не знаешь, Владимир Самойлович, отчего Щербаков такой хмурый? — поинтересовался Усенко у техника. Цеха служил во второй эскадрилье, но коллективы были маленькие, жили и служили вместе, поэтому секретов не было. — Что-нибудь случилось в эскадрилье?
— Нет. Там, насколько мне известно, полный порядок. Но… Извини, командир, чего-то Лысенков машет.
Тот подошел, поздоровался.
— Встретил друга. Он технарит в 95-м, прилетел за нами. Про Энск интересные вещи рассказывает. Пойдем послушаем?
— Дело! — заинтересовался Усенко. — Обязательно надо, только минутку! — Он повернулся к бомбардиру. — Саша, будь другом, покажи свое штурманское мастерство на моей карте, проложи маршрутик, пожалуйста! У тебя это здорово получается, лучше, чем у Чернышева.
— Хитер, — саркастически ухмыльнулся Гилим. — Значит, мне придется проверять самого себя? Ладно! А ты куда? Потом расскажешь?
— Когда я что скрывал от тебя?
Позади стоянки самолетов у козелка сгрудилась небольшая группа летчиков и техников. Они нещадно дымили табаком и внимательно прислушивались к неторопливому говору степенного техника средних лет, одетого в морскую форму. Моряк оглянулся на подошедших, кивнул Цехе как знакомому и, продолжая разговор, повернулся к Екшурскому:
— Какой транспорт? Я ж говорил тебе, что там тундра и море. Край земли. Дальше океан. Дорог — никаких. Правда, к скалистому мысу иногда на рейд подходят пароходы, но от нас до мыса добрых два десятка кэмэ. Соображаешь? По бездорожью приходится на своем горбу таскать абсолютно все.
— А горючее как же? Его ж надо тонны!
— Все! — отрезал техник. — Горючее и масло в бочках доставляют до мыса Корабельного, потом на лодках. Как-то оленеводы выручили, дали нам несколько упряжек оленей. Так олешки же — не ломовые лошади! Слабенькие! Что на них перевезешь? Приспособили, конечно, по одной бочке на нарты, а потом тащили и бочки, и нарты с оленями.
Окружающие весело рассмеялись.
— На оленях прямо к самолетам? — не унимался Екшурский. — Вот здорово! Сфотографироваться бы потомкам на память, да не разрешено.
— Это еще не все! Оленями бочки только на склад. А дальше те бочки мы руками подкатываем к самолетам, сливаем бензин в ведра, поднимаем на самолет и заливаем в горловины баков. Долго? Конечно. А что делать? Самолеты должны летать. Было б еще ничего, если б народу хватало. Но наши экипажи укороченные: на каждую машину только по технику и оружейнику. Остальных там некуда размещать. Живем в землянках, а их не хватает, потому что не нароешь, грунт каменистый. Землянки со здешними дворцами не сравнить: норы на три-четыре человека. Строительного материала нет.
— Воду из колодцев берете?
— Если бы! Таскаем ведрами из реки. А река в глубоком каньоне. Пока с тем ведром взберешься по крутому склону, полведра как не бывало. Да и вода… Коричневая какая-то, болотная, что ли!
— Сушилки есть? Где сушить мокрое обмундирование, обувь? В землянках холодно?
— Холодно. Дров нет, в тундре взять негде, там только мох. Пробовали, конечно, и мох, так он не горит, только тлеет и дымит. Правда, с моторным маслом горит! Комары? Ну какая же тундра без комаров?
— Все пугаешь? Стращаешь?
— Зачем же? — искренне удивился рассказчик. — Попросили — рассказываю как есть. Ты ж не дитя — воин! Должен знать.
— Налеты фашистов?
— Налетов пока не было. Они, наверное, не догадываются, где аэродром. А беда пострашнее налетов.
— Не тяни душу. Говори как есть.
— Туманы.
— Что-о? Туманы? Хо-хо-хо! Га-га-га! — разнеслось по острову.
Моряк нахохлился, сказал зло:
— Напрасно вы так. Там туманы такие… неделями стоят! Этой весной туман нас в плену продержал около месяца. Во-о! Помучились! Соль кончилась!
— Что-о? Соль? Подумаешь, продукт питания! Было б чего жевать! Можно и без соли! Наши предки ее совсем не знали.
Техник хотел сказать что-то резкое, но передумал, несколько раз сряду затянулся дымом.
— По своей серости мы сначала тоже так думали. Когда кончилась соль, первые дни посмеивались и уплетали все, что подавали. Но потом кусок в горло не полез. Даже рис со сливочным маслом — нас и таким баловали.
— Во-о! Загнул! От сливочного масла отказались! Ха-ха!
— Нет, друзья! Это, оказывается, очень страшно: пища без соли! Первое, второе, хлеб — все без соли.
