поутихла, но совсем не прекратилась; то яростно вспыхивала, то замолкала, а потом вновь начинала грохотать. Но звуки ее локализовались в двух районах: на юге у побережья и далеко на севере. Зато треск пулеметов и автоматов у Паланги стал слышнее.
Голодные, промокшие летчики и техники не теряли присутствия духа, старались, как всегда, шутками и розыгрышами скрасить свое в общем-то тяжелое положение. Борисов с наступлением темноты выслал во все стороны дозоры, остальным разрешил отдых. Но люди не расходились: рядом со стоянкой на опушке появилась какая-то крупная пехотная часть. Солдаты окапывались, устанавливали противотанковые пушки и минометы, тянули провода связи.
Смирнов и Шашмин куда-то исчезли. Появились они через пару часов, притащили с собой булки хлеба и консервы. Выяснилось, что братскую руку помощи изголодавшимся летчикам подали соседние пехотинцы и штурмовики, Последние тоже не смогли взлететь и тоже не решались уничтожить боевые машины, «тянули». Положение их было еще более рискованным, чем у торпедоносцев; они оказались в непосредственной близости от переднего края.
Перед рассветом яростная канонада на юге и на севере от аэродрома возобновилась с новой силой. Чувствовалось, что немцы перешли к решительным действиям, Почти сразу заговорили морские батареи, В воздухе стоял непрерывный адский грохот; в его гуле людских голосов совсем не было слышно. Летчики объяснялись жестами.
С рассветом грохот усилился: к берегу подошли канонерские лодки и бронекатера Краснознаменного Балтийского флота. Они обрушили град снарядов на прибрежный фланг наступающих фашистских дивизий и заставили их залечь. В это время над передним краем появились знакомые горбатые силуэты; несмотря на плохую погоду, в воздух поднялись штурмовики Ил-2, В то время, как их собратья оказались в плену раскисшего грунта в Паланге, они с других аэродромов поспешили на выручку нашим войскам и своими ударами разметали гитлеровские колонны.
Оправились и войска 43-й армии. Под прикрытием «ильюшиных» они ринулись в контрнаступление. Противник не выдержал комбинированных ударов с суши, моря и воздуха и отошел на исходные позиции. Угроза аэродрому флотской авиации была ликвидирована. Самолеты разминировали. Ночью вернулись штабы и тыловые службы. Они сразу занялись восстановлением боевой готовности авиачастей.
Вылазка мемельской группировки показала нашему командованию, что с этой опасностью следовало кончать как можно скорее. Штабы приступили к разработке и подготовке частной наступательной операции по окончательному разгрому окруженных гитлеровских войск.
Минно-торпедная авиация получила приказ усилить морскую блокаду Мемеля и Либавы. В море вылетели разведчики. Торпедоносцы были приведены в боевую готовность, но сигналов на вылет не поступало, и Борисов упросил командира авиадивизии разрешить слетать на свободную охоту. Вылетел он в полдень в паре с Башаевым. Около трех часов пробыли торпедоносцы над морем, но цепей не нашли. Садиться им пришлось уже в сумерках. Огорчение от неудачи усилилось, когда вечером услышали радиосообщение о том, что войска 1-го Украинского фронта перешли в наступление на Бреславль, а 1-со Белорусского на Познань — началась одна из самых блестящих операций — Висло-Одерская.
Утром следующего дня были получены координаты обнаруженного конвоя. Михаил решил атаковать его двумя парами, тотчас подал летчикам команду и первым поспешил к самолету. Выйдя из КП, по привычке оглядел небосвод. Он был плотно закрыт, а на западе, в той стороне, где за лесом глухо рокотало море, облака стояли сплошной черной стеной, зловещей и жуткой.
Иван Ильич поежился, показывая на эту стену:
— Будто специально вымазали в сажу!
— Ничего! Просвет между ними и водой есть. Значит, пойдем!
Через четверть часа торпедоносцы Борисова в сопровождении двенадцати Як-9 капитана Чистякова держали курс в туманную Балтику.
После многодневного шторма море утихло. Под самолетами простиралась темно-свинцовая гладь, только иногда нарушаемая вскакивающими и тотчас исчезающими белыми барашками пены. Чем дальше группа улетала на юго-запад, тем условия горизонтальной видимости улучшались, нижняя граница облачности приподнималась, и зловещая чернота, неприятно поразившая летчиков перед вылетом, пропадала. Торпедоносцы поднялись выше и обзор района увеличился.
— Миша! В воздухе уже сорок минут. Подходим к заданному квадрату. Пора начинать поиск. Держи курс двести десять!
Ведущий качнул крыльями, предупреждая ведомых, и плавно развернулся. Группа повторила его маневр.
Но и на новом курсе море пустынно. И вдруг глазастый Демин что-то разглядел в дымке, доложил:
— Командир! Слева курсовой сорок, вижу восемь неизвестных самолетов! Дистанция около десяти километров!
Летчик без особого труда увидел в указанном секторе двигавшиеся продолговатые черточки, различил две четверки. Одна из них начала разворот, и на фоне серой облачности четко обозначились тупоносые «фокке-вульфы».
— Где находимся, Ильич?
— На север от Гдыни в восьмидесяти километрах. Что делать немецким истребителям да еще в таком большом количестве так далеко в море? Летают по кругу, значит, что-то или кого-то охраняют на воде. Кого? Может, тот самый караван?
Ведущий торпедоносец начал сближение с вражескими истребителями, следя за их маневрами.
Рачков через люк уже разглядел корабли, крикнул:
— Миша! Конвой! Наверное, тот самый. Вижу четыре «калоши» в кольцевом охранении, идут курсом на запад. Молодец разведчик! Точно выдал место… Атакуем с ходу?
Командир группы не ответил, раздумывал, приглядывался к конвою. Корабли шли обычным походным строем-ордером: впереди два тральщика, за ними эсминец и транспорты, по бокам — сторожевики, сзади — быстроходные десантные баржи — ни с какой стороны не подступиться! Атаковать с ходу, не дать опомниться, как это любит Богачев? А если внезапность не получится, и немцы уже «ведут» торпедоносцев прицелами?
— Пожалуй, давай-ка, Ильич, зайдем со стороны берега, как тогда у Ирбенского пролива, помнишь? Правда, берег здесь далековат! Но немцы наверняка больше наблюдают за этой, северной, стороной. Рассчитывай атаку!
— Есть, с берега!
Борисов в своих рассуждениях был прав: при атаке малыми силами всегда важно сохранить элемент внезапности, Одно дело, когда противник обнаружил самолеты, сыграл на кораблях боевую тревогу, изготовился для боя. Тогда торпедоносцам приходится таранить его оборону. А это всегда увеличивает вероятность быть сбитым. И совсем иное дело, когда самолеты атакуют внезапно. Противник тогда паникует, спешит, стреляет беспорядочно, неприцельно и тем облегчает атаку.
Командир группы отвернул на север, увел ведомых от обнаруженного каравана; если вражеские наблюдатели обнаружили торпедоносцев, то пусть думают, что они кораблей не заметили и улетели прочь.
Когда немецкие истребители пропали в дымке, Борисов широким маневром обошел караван с запада и неподалеку от берега включил радиопередатчик:
— Внимание, соколы! Приготовиться к атаке! Боевой курс ноль градусов. Цели выбирать самостоятельно. «Ястреб» Восемнадцатый! Видел над «калошами» «фоккеров»?
— Вас понял, Двадцать седьмой! — подтвердил Чистяков. — Займусь ими!
Командир истребителей подал команду, и две четверки «яков» умчались в северо-восточном направлении. Оставшееся звено Чистяков подвел поближе к ведущему торпедоносцу.
— Миша! Пора! — передал штурман.
— Внимание, соколы! — загремел в эфире голос командира группы. — Разворот влево! Занять исходную позицию!
Самолеты быстро перестроились и, растянувшись по фронту, устремились за командиром на
