Карпухин ушел, тяжело ступая и не глядя на большой плакат, который призывал равняться на знатного мастера клепки Карпухина.
10
Токмаков смотрел на небо нахмурясь, деловито и внимательно.
Он стоял, широко расставив ноги, скрестив руки на груди. Голова запрокинута настолько, что непонятно, как кепка держится на затылке.
К полудню небо успеет выцвести. Но сейчас растрепанные ветром облака резко оттеняли густую синеву неба.
Облака шли на восток, навстречу солнцу. Косые лучи не могли пронизать облака насквозь, только края их были оторочены жарким золотом. Одно облако напоминало гончую, распластавшую в стремительном беге узкое и хищное тело. Гончую настигала легковая автомашина с обтекаемым, чрезмерно приплюснутым кузовом. Автомашину догоняла рыба с задранным вверх хвостом и неестественно большими плавниками.
Токмакову, однако, не было решительно никакого дела до вытянутых в длину, причудливых облаков. Он смотрел на небо озабоченно, даже встревоженно и не видел ничего, кроме ветреного неба и макушки строящейся домны.
Он стоял в глубокой задумчивости, будто решал и никак не мог решить очень сложную задачу. А что ее решать, эту задачу, когда все подсчитано и пересчитано, когда подъем продуман до мелочей, люди расставлены по местам, ощупан каждый ролик, блок, трос, когда осталось только начать самый подъем?
Он еще раз проследил взглядом за стрелой крана, простертой над домной, подобно длинной стальной руке, за тросом, который свешивался со стрелы и нес на конце своем мощный крюк.
Крюк этот, напоминающий вопросительный знак, перевернутый вниз головой, праздно висел над самой землей, а под ним лежал на земле исполинский стальной пояс, называемый царгой. Царга готова была совершить путешествие по воздуху — туда, на макушку домны!
Рядом с Токмаковым, в той же позе и в такой же кепке, приученной не падать с самого затылка, стоял Матвеев. Только руки у Матвеева не были спокойны, он размахивал ими, указывал вверх пальцем.
Матвеев сердито глядел на небо, вздыхал, почесывал лысину и наконец сказал:
— Неблагонадежная погодка… Как бы ветерок рикошета не наделал…
Токмаков ничего не ответил, а только потер себе лоб, как всегда, когда бывал в затруднении. Губы его шевелились, будто он говорил сам с собой или считал в уме.
Оба еще раз посмотрели на флажок, укрепленный на верхушке крана. За минувший месяц, знойный и дождливый одновременно, флажок стал блекло-розовым. Он то расправлял переменчивые складки, то опадал.
— И долго будете на божий свет любоваться? Токмаков нехотя обернулся на голос.
— Пока не надоест, товарищ Дерябин.
Вся долговязая фигура Дерябина выражала нетерпение. Он жевал папироску тонкими губами, слегка покачивался с пяток на носки и суетливо теребил чертеж, свернутый в трубку.
— Пора бы уже, между нами говоря, и за дело приниматься.
— А сводка какая?
— Да что вы их сводок не знаете? Они уже неделю подряд бурю обещают… А вы что, собственно говоря, предлагаете? Еще день потерять? Как вчера, позавчера? Сидеть у домны и ждать погоды?
— Надо, товарищ Дерябин, подождать.
— Было бы начало месяца — пожалуйста.
— А в чем разница?
— Откровенно говоря, разница большая. — Дерябин выплюнул папиросу с изжеванным мундштуком. — Подъема не сделаем — сорвем план третьей декады. Забыли, как Дымов нас на оперативке ругал?
— Если так, то конечно, — поспешно кивнул Матвеев. — Почему не поднять… Лишь бы с земли не сдуло…
Токмаков зло посмотрел на Матвеева, тот замялся.
— Придется царгу поднять, если… Ветерок, однако… Как бы он беды не надул… Но если начальство… Мы — люди маленькие…
— Сорвать план третьей декады — значит, между нами говоря, испортить весь месяц. Вы что же, хотите рабочий класс без премиальных оставить? — Дерябин огляделся: слышат ли его монтажники?
— К сожалению, ветер с календарем не считается.
— А я работаю по календарю. И вам приказываю.
Токмаков ничего не ответил, а Дерябин, испуганный своей решительностью, обмяк.
— Смелости нужно больше, дорогой товарищ Токмаков! Смелость не в том, чтобы самому, как белке, лазить по фермам. От прораба требуется смелость другого Сорта. Вот какая смелость!..
Дерябин пощелкал костлявыми пальцами, показав, какая именно смелость требуется от Токмакова, и ушел.
Токмаков проводил Дерябина холодным взглядом, круто отвернулся и снова стал всматриваться вверх.
— Косвенный человек! — вздохнул Матвеев.
— Сам ты шибко прямой, — рассердился Токмаков. — Все юлишь: «Мы — люди маленькие…» Ну, хватит вздыхать. Приказано — надо делать. Флажок-то успокоился?
— Вроде успокоился.
Токмаков все же недоверчиво смотрел на вытянутые облака, догоняющие друг дружку.
— Начнем подъем, — решил Токмаков. — Только перестроповку сделаем. Возьмем строп — дюйм с четвертью. Запас прочности не повредит. Груз парусный…
Прежде чем начать подъем, царгу, согласно правилам, подержали с четверть часа на весу, над самой землей. Токмаков убедился еще раз — строп не ерзает, узлы надежны, центр тяжести груза найден точно.
И вот наконец Токмаков подымает над головой правую руку и описывает указательным пальцем несколько витков, будто ввинчивает в воздух штопор.
— Вира!
Десять, двадцать, двадцать пять, тридцать метров высоты.
Все в порядке.
Снова и снова Токмаков буравит указательным пальцем воздух, описывая восходящий штопор. При этом он не отрывает взгляда от царги, висящей на крюке.
Токмаков внимательно следит за тросами. Тросы и канаты, толстые и тонкие, пересекаются под разными углами, в разных плоскостях. Тросы привязаны к верхушкам мачт и кранов, к стрелам, похожим на корабельные реи. Бесфамильных тянет за трос, повиснув на нем всем телом. Подбегает Невьянцев и тоже виснет. Они — как матросы, ставящие паруса на диковинном Фрегате, оснащенном стальными снастями.
Пришлому человеку все это переплетение тросов представляется беспорядочным, но такелажник отлично разбирается в оснастке строящейся домны. Здесь свои законы, своя точность и мудрость. Все эти тросы — работяги и силачи. Одни подымают тяжести, другие сообщают устойчивость и силу подъемным механизмам.
Царга, которую предстоит поднять, — последняя. Шестнадцать таких царг, сваренных вместе, составляют стальную оболочку домны. Шестнадцатая царга — самая тяжелая.
Подъем шестнадцатой царги осложнен тем, что на высоте сорока метров путь ей пересекает трос, держащий соседнюю подъемную мачту. Нужно славировать, обогнуть этот трос.
