колени, теперь вода доставала до подбородка. Дно озера было покрыто мелкой галькой и камешками. Обжигающая вода проникала в каждую клеточку тела, бурлила, щекоча и пощипывая кожу, нескончаемыми пузыриками поднимаясь на поверхность озера из глубин земли.
Сантен слышала, что О-хва тихонько напевает, но облака пара, окутывавшие ее, застилали глаза, она ничего не видела.
— Мы желаем искупить грехи, — пел бушмен, — мы желаем, чтобы нам простили то, в чем мы провинились перед духами…
Сантен вдруг показалось, как в клубах пара появилась какая-то темная фигура, какой-то неясный фантом.
— Кто ты? — В обозначившихся очертаниях лица она узнала глаза старого моряка — другие черты остались размытыми, того самого, что по ее вине стал жертвой морского чудовища.
— Пожалуйста, прости меня. Я сделала это ради моего малыша. Пожалуйста, прости, ибо я виновна.
Ей показалось, что на какой-то миг в старческих глазах мелькнула тень понимания, но затем образ отдалился и растаял в клубах пара, однако ему на смену тут же пришла череда других, о которых она помнила всегда, которых видела во сне, и с ними повела свой странный разговор.
— О-о, папа, если бы мне достало сил, если бы я смогла заменить маму…
Сквозь густой пар до Сантен доносились голоса бушменов, которых она не видела, но слышала их крики, приветствовавшие духов умерших. О-хва снова охотился со своими сыновьями, а Х-ани нянчила детей и внуков, тихонько напевая им что-то, и в этом пении выразились вся любовь к ним и вся скорбь.
— О-о, Мишель, — глаза у ее возлюбленного были восхитительно-голубые, — я буду любить тебя вечно. О, да, да, я назову сына твоим именем, я обещаю тебе это, любовь моя. Он будет носить твое имя.
Как долго находилась в воде, она не знала, но постепенно все духи и призраки исчезли. Сантен почувствовала, что Х-ани ведет ее по каменистой дорожке. Казалось, кипящая вода озера вытянула все силы. Но загоревшее, коричневое тело сняло, вся накопившаяся в нем в пустыне грязь ушла через поры, оно стало почти невесомым. Однако ноги были ватными и подкашивались от слабости.
Бушменка укутала ее в шкуру антилопы и помогла подняться по проходу. Ночь опустилась на долину, луна светила так ярко, что у ног ложились длинные тени. Старая женщина привела Сантен в хижину и укрыла шкурой.
— Духи простили, — прошептала она. — Они довольны тем, что мы совершили это путешествие. Они послали ко мне моих малышей, чтобы сказать об этом. Спи спокойно, Нэм Чайлд, вины больше не осталось. Духи приветствуют нас здесь, в этом священном месте.
Сантен проснулась в полном смятении, не совсем уверенная в том, что с ней происходит, неуверенная даже в том, где находится, в первые несколько секунд решив, что она у себя в спальне в Морт Омме и что подле ее кровати стоит Анна. Но тут же почувствовала жесткую траву и землю под собой и запах шкуры, которой была накрыта. Сразу вслед за этим вернулась боль. Как будто в нижнюю часть живота вцепилась клешня с когтями, которая раздирала ей нутро. Сантен невольно закричала, согнувшись пополам и схватившись за живот.
Вместе с болью мгновенно вернулось и сознание реальности. Мысли были четкими и ясными, ничем не напоминавшие вчерашние галлюцинации. Понимала, что происходит, инстинктивно ощутив, что горячая вода в подземном бассейне и дым, который вдыхала, вызвали это.
— Х-ани! — пронзительно закричала она, и старая женщина возникла в сером полумраке на пороге хижины, словно ждала этого призыва. — Началось!
Х-ани помогла подняться на ноги и взяла шкуру антилопы.
— Пойдем. Мы должны найти уединенное место. Должно быть, она присмотрела его заранее, так как повела Сантен прямо к небольшой впадине недалеко от стоянки, но отгороженной от лагеря рощицей монгонго. Расстелив шкуру под стволом большого дерева, посадила ее. Склонившись, стянула изодранную полотняную юбку, осторожно и тщательно ощупала быстрыми движениями пальцев, а затем отсела в сторону.
— Скоро, Нэм Чайлд, теперь уже очень скоро, — счастливо улыбнулась бушменка, но Сантен, задохнувшись от нового приступа, ничего не смогла ответить.
— Ах, какой нетерпеливый! — закивала головой Х-ани.
Схватка кончилась, Сантен лежала, тяжело дыша, но сразу вслед за первой последовала новая.
— О-о, Х-ани, держи меня за руку, пожалуйста! Пожалуйста!
Внутри что-то разорвалось, хлынула горячая жидкость, струйками стекая по ногам.
— Скоро, уже скоро, — уверяла старуха, но Сантен только коротко всхлипнула.
— Ну, ну, — бормотала Х-ани, усаживая ее, но она снова повалилась на спину.
— Он идет, Х-ани.
— Вставай! — велела бушменка. — Ты должна помочь ему. Вставай. Ты не можешь помочь малышу, если будешь лежать на спине!
И заставила Сантен сесть на корточки и широко раздвинуть колени, словно той надо было помочиться.
— Держись за дерево, чтобы не упасть. Вот так! — Она прижала ее руки к шершавой коре дерева, и Сантен, стеная, прислонилась головой к стволу.
— Ну, давай же! — Х-ани склонилась возле нее, обвив тело своими топкими, проворными руками.
— О-о, Х-ани! — Крик Сантен взлетел к небу.
— Давай! Я помогу тебе вытолкнуть его. — Старуха обняла еще крепче, и Сантен невольно привстала чуть ниже. — Тужься, Нэм Чайлд, сильнее! Сильнее! Тужься! — уговаривала Х-ани, чувствуя, как напряглись ее мышцы.
Но внутри что-то не пускало, как стена. Вцепившись в дерево, Сантен напряглась еще больше и издала стон, похожий на крик зверя. Препятствие чуть отодвинулось, но потом возникло опять.
— Х-ани! — кричала Сантен, и тоненькие руки сомкнулись вокруг нее; бушменка тоже причитала, напрягаясь вместе с ней. Сантен вдруг почувствовала, как в нее вливаются новые силы, словно электрический ток побежал по старенькому телу Х-ани и оно передало свои заряды.
— Еще разок, Нэм Чайлд! Он уже совсем близко, совсем близко. Ну же! Тужься сильнее, Нэм Чайлд.
Сантен напряглась из последних сил, стиснув рот и заскрипев зубами так, что, казалось, глаза выскочат из орбит. И тогда внутри что-то порвалось, обжигая пронзительной болью. Но у Сантен хватило сил еще на один судорожный выдох. Ребенок вдруг двинулся, резко толкнулся. Освобождая Сантен, из нее выскользнуло нечто огромное и невероятно тяжелое, и в ту же секунду Х-ани протянула руки, чтобы принять его и защитить.
Боль тут же отпустила, хотя тело дрожало, как в лихорадке. Но она была пуста, божественно пуста, будто из нее вытащили все внутренности.
Х-ани больше не обнимала ее, и, чтобы не упасть, Сантен вцепилась руками в древесный ствол, дыша глубоко и хрипло, обливаясь холодным потом.
А потом почувствовала, как что-то горячее, мокрое, скользкое заворочалось между ног, и, устало отстранившись от ствола дерева, посмотрела вниз. Из нее по-прежнему клубком свисали какие-то блестящие окровавленные трубки; привязанный к этим трубкам, опутанный ими, в красноватой луже на шкуре антилопы лежал младенец.
Он был совсем маленький. Сантен удивилась, до чего он был маленький, но дергал ручками и ножками, хватаясь за воздух и пинаясь. Лицо младенца было повернуто в другую сторону, но на головке она рассмотрела плотную шапочку из мокрых, прилепившихся к черепу черных кудрей.
Из-за спины между ногами показались руки старой женщины, которые подняли ребенка и забрали его. Сантен охватило пронзительное чувство, будто ее лишили чего-то самого драгоценного, но она была слишком слаба, чтобы протестовать. Потом пуповина тихонько задергалась, и Х-ани вручила ей ребенка, — в тот же миг раздался яростный и нетерпеливый вопль, такой, что сразу проник в самое сердце.
Смех Х-ани присоединился к сердитому реву, никогда еще Сантен не слышала от нее звуков, исполненных такой невообразимой радости.
— О-о, ты только послушай его, Нэм Чайлд! Он ревет, как настоящий львенок!
Привстав на ватных ногах, Сантен неуверенно шагнула перед собой, хотя мешала свисавшая пуповина,
