– Стойте! – закричал Шон и бросился вслед, но охранницы даже не обернулись. Огромный сержант- шанган схватил его за руки и стиснул так, что вырваться было нечего и думать.
– Шон! – В голосе Клодии слышались истеричные нотки. – Не позволяй им забирать меня!
Но женщины уже вытащили ее из бункера, и брезентовая занавеска закрылась за ними.
– Шон! – снова послышался ее голос.
– Я люблю тебя! – закричал он, пытаясь высвободиться из железной хватки сержанта. – Милая, все будет хорошо. Просто всегда помни, что я тебя люблю. Сделаю все, что нужно, и заберу тебя отсюда.
Его слова поглотили стены, а она откуда-то издали все отчаянно кричала: «Шон!» Затем уже тише: «Шон!» После чего за занавеской воцарилась тишина.
Шон понял, что выдал свои чувства, но нашел в себе силы успокоиться и перестал вырываться. Сержант ослабил хватку, и Шон, не обращая на него внимания, повернулся к генералу.
– Ты ублюдок, – сказал он, – ты подлый ублюдок.
– Вижу, ты не в настроении продолжать разговор, – сказал генерал и взглянул на часы. – Ладно, продолжим утром. Надеюсь, к утру ты остынешь.
Он взглянул на сержанта и сказал по-шангански:
– Увести! – И добавил: – Накормить и выдать сухую одежду и одеяла. А завтра утром жду их у себя.
Сержант отдал честь и повел пленников к выходу.
– У меня для них есть работа, – предупредил его напоследок генерал, – так что проследи, чтобы они были в состоянии ее выполнить.
Шон и Джоб спали на плотно утоптанном полу, укрывшись кишащими насекомыми одеялами. Но ни дискомфорт, ни ползающие по коже насекомые, ни даже мысли о Клодии не помешали Шону провалиться в пропасть сна.
Из глубокого, без сновидений сна-забытья его вырвал сержант, вывалив на него ворох одежды с приказанием одеться.
Шон сел, почесываясь от клопиных укусов.
– Как тебя зовут? – Знание шанганского языка существенно облегчало жизнь.
– Альфонсо Энрикес Мабаза, – гордо ответил шанган, и Шон невольно улыбнулся. Воедино были слиты имя короля Португалии и шанганское имя для человека, умело обращающегося с дубинкой.
– Значит, «твердой дубиной охаживаешь врагов, а мягкой – баб»? – спросил Шон, и Альфонсо радостно загоготал.
Джоб проснулся, сел и криво усмехнулся неприличной шутке Шона.
– Разбудить человека в пять утра, без завтрака, – посетовал он и печально покачал головой, но Шон уже слышал, как Альфонсо повторял шутку своим остававшимся снаружи товарищам.
– С шанганами ничего не стоит заработать репутацию остроумного шутника, – заметил Джоб, разбирая вместе с Шоном узелок с одеждой, который бросил им Альфонсо. Одежда была поношенная, но чистая. Шон выбрал себе военную кепку и камуфляжную форму тигровой раскраски, снял превратившиеся в лохмотья куртку и шорты и из старой одежды оставил только любимые старые ботинки.
На завтрак была капента – мелкие, величиной с палец вяленые рыбешки, которых он про себя называл африканскими снетками, и кукурузная каша.
– А чай будет? – поинтересовался Шон, снова рассмешив Альфонсо.
– Тебе что здесь, отель «Полана» в Мапуту?
Уже светало, когда Альфонсо доставил пленников к генералу Чайне, который с группой офицеров оценивал нанесенный «хайндами» ущерб.
– Вчера мы потеряли двадцать шесть человек убитыми и ранеными, – такими словами встретил Шона генерал. – И почти столько же дезертиров покинуло лагерь сегодня ночью. Люди постепенно забывают о морали. – Он говорил на чистом английском, чтобы никто из сопровождающих его не понял. Несмотря на обстоятельства, в своем берете и пятнистой форме, на которой красовались медали и генеральские звезды на погонах, он выглядел спокойным и уверенным в себе.
Пистолет с рукоятью из слоновой кости торчал из кобуры на поясе, а глаза прятались за зеркальными очками в тонкой золотой оправе.
– Пока мы не можем остановить вертолеты, но, может быть, месяца через три у нас все же получится – до того, как пойдут дожди.
Дожди открывали сезон партизанской войны, когда трава вырастала в человеческий рост, а непроходимые дороги и вышедшие из берегов реки связывали обороняющихся по рукам и ногам, в то же время предоставляя полную свободу действий их противникам.
– Я вчера видел «хайнды», – осторожно заметил Шон. – Капитан Джоб позаимствовал один из ваших гранатометов и угодил ему прямехонько в бок.
Чайна с интересом взглянул на Джоба.
– Неплохо, – сказал он, – ни один из моих людей до сих пор не сумел сделать такое. И что же произошло?
– Ничего, – просто сказал Джоб.
– Абсолютно, – подтвердил Шон.
– Машина полностью упакована в титановую броню. – Чайна кивнул и взглянул на небо – совершенно непроизвольное нервное движение. – Наши друзья с юга предложили одну из своих новых зенитных систем, но уж больно сложно было бы по нашему бездорожью доставлять пусковые установки, да еще через контролируемую ФРЕЛИМО территорию. – Он тряхнул головой. – Нам нужно такое оружие, которое мог бы использовать любой боец.
– Насколько я знаю, есть только один подходящий и достаточно эффективный вид оружия. Американцы использовали его в Афганистане. Они усовершенствовали обычный «стингер» так, что он смог пробивать титановую броню. Правда, в детали я не вдавался, – поспешно добавил Шон. Он понимал, что неразумно выказывать себя сведущим человеком, однако вопрос был интересным, и он увлекся.
– Ты совершенно прав, полковник. Современный «стингер» – единственное эффективное оружие против «хайндов». Это и будет твоим заданием, твоей ценой за свободу. Я хочу, чтобы ты доставил мне это оружие.
Шон остановился как вкопанный, недоуменно уставился на него, затем рассмеялся.
– Ну конечно! – воскликнул он. – Захотелось получить кусок от пирога. Какой предпочитаете, пожирней и побольше? А может, фруктовый?
В первый раз за это утро Чайна рассмеялся, вторя Шону.
– «Стингеры» уже здесь, надо только нагнуться и подобрать их.
Шон перестал смеяться.
– Я очень надеюсь, что это шутка. Я знаю, что Савимби получал «стингеры» от янки, но Ангола, считай, все равно что на другом континенте.
– Наши «стингеры» гораздо ближе, – заверил его Чайна. – Помнишь старую родезийскую военную базу на Большой скале?
– Да. У скаутов почти целый год там был командный пункт.
– Помню, помню. – Чайна дотронулся до мочки уха. – Как раз оттуда вы атаковали наш лагерь в Инхлозане. – Он вдруг помрачнел.
– Это была другая война, – напомнил ему Шон.
Но Чайна уже взял себя в руки.
– Как я сказал, «стингеры», которые нам нужны, находятся на Большой Скале.
– Не понимаю. – Шон недоуменно тряхнул головой. – Янки никогда бы не передали «стингеры» Мугабе. Он марксист, да и не было никогда большой любви между Зимбабве и Соединенными Штатами. Не вижу смысла.
– О да, ты прав, – заверил его Чайна. – Но у нас в Африке это вполне разумно. – Он взглянул на часы. – Время пить чай, – сказал он. – Независимо от того, на чьей мы стороне, война всех нас приучила к чаепитию.
Генерал повел их назад в свой бункер, и через некоторое время принесли чай в закопченном чайнике.
– Американцы не любят Мугабе, но Южную Африку они ненавидят сильнее, – пояснил Чайна. – Мугабе
