найти тебя.
Шон все еще тупо смотрел на Матату, думая, что это видение, и оно скоро рассеется.
Затем он встряхнул головой и заулыбался, и тотчас же ответная улыбка Матату, казалось, разделила его маленькое личико надвое.
– Тебя никто не видел? – спросил Шон на суахили. – Ты перешел через границу, охраняемую несколькими армиями, и никто тебя не заметил?
– Никто не видит Матату, если Матату не хочет, чтобы его видели.
Земля под ними вздрогнула от разрыва ракеты и пулеметных очередей, и им, чтобы слышать друг друга, пришлось нагнуться и почти кричать.
– Сколько времени ты уже здесь?
– Со вчерашнего дня. – Матату выглядел виноватым. Затем он показал на небо, где кружили «хайнды». – С тех пор, как эти машины вчера атаковали лагерь. Я видел, как ты прыгнул в реку. Я следовал за тобой вдоль берега, когда ты нашел то дерево и воспользовался им в качестве лодки. Я хотел присоединиться к тебе еще тогда, но заметил крокодилов. А потом, ночью, пришел тот плохой человек на лодке и забрал тебя с собою. Я все видел.
– Ты видел, куда они забрали белую женщину? – спросил Шон.
– Видел, как ее забирали прошлым вечером, – Матату мало интересовался Клодией, – но я ждал тебя.
– А можешь найти то место, где ее держат? – спросил Шон.
– Конечно. – Улыбка сошла с маленького лица, и теперь малыш выглядел возмущенным. – Я последую за ними везде, куда они ее ни поведут.
Шон расстегнул карман кителя и вытащил оттуда новый блокнот. Согнувшись на дне траншеи, под грохот взрывающихся ракет, он сочинял первое в своей жизни любовное послание. Заполнив небольшой кусочек бумаги с кучей заверений в любви и слов утешения, которые только смог придумать, в самом конце он приписал: «Будь сильной, это может продлиться еще довольно долгое время, и помни, что я люблю тебя. Что бы ни случилось, я тебя люблю».
Он вырвал листок из блокнота и бережно сложил его.
– Отнеси это ей. – Он передал письмо Матату. – Проследи, чтобы она получила его, а затем возвращайся ко мне.
Матату засунул записку себе в набедренную повязку и замер в ожидании.
– Как ты заметил дыру, в которой я спал прошлой ночью?
– Я видел, как ты выходил из нее сегодня утром, – ответил Матату.
– Тогда это и будет нашим местом встречи, – решил Шон. – Приходи ко мне туда, когда охрана уснет.
Шон взглянул на небо. Воздушное нападение было стремительным, но длилось недолго. Вой турбин и разрывов снарядов затихали, но теперь их убежище скрывали надвигающиеся сумерки и густой дым.
– Иди сейчас, – приказал Шон, и Матату тут же вскочил, готовый действовать немедленно, но Шон удержал его за руку. Она была тонкой как у ребенка, и Шон нежно встряхнул ее. – Не позволяй им схватить себя, дружище, – сказал он на суахили.
Матату тряхнул головой и подмигнул, смеясь над абсурдностью самой этой мысли, затем, словно джинн из лампы Алладина, буквально растворился в воздухе.
Они подождали несколько минут, чтобы дать Матату возможность уйти, затем выкарабкались из своего убежища наверх. Деревья вокруг них были выкорчеваны и разорваны в щепки разрывами снарядов и пулеметными очередями. За рекой горел склад боеприпасов, и оттуда доносились разрывы гранат для «РПГ» и фосфорных гранат, в небо густым столбом поднимался белый дым.
Генерал Чайна спускался по тропинке навстречу им. Рукав его формы был испачкан в саже, колени и локти были в грязи. Он был взбешен.
– Они обнаружили наш лагерь, – сказал он раздраженно. – И теперь смогут атаковать нас, когда захотят, а нам нечем им ответить.
– Тебе придется отвести основные силы назад, подальше от границы и «хайндов», – сказал Шон, пожимая плечами.
– Не могу. – Чайна отрицательно покачал головой. – Это будет значить, что мы потеряем железную дорогу и отдадим контроль над главным транспортным узлом в руки ФРЕЛИМО.
– Но если уйдете отсюда, потом, немного погодя, все равно сможете нанести удар, – снова пожал плечами Шон.
– Добудь мне эти «стингеры», – прошипел Чайна, – доставь их, и срочно! – И он пошел прочь.
Шон и Джоб последовали за ним на берег реки, где возле бункера уже собралось человек сорок, очевидно, по приказу Чайны. Казалось, они забыли об ущербе, который нанесла им воздушная атака, о дыме и развалинах и о суетящихся вокруг бригадах первой помощи.
Шон узнал сидящих в первом ряду сержанта Альфонсо и его людей. Тот встал, вышел вперед и отдал честь генералу Чайне, затем развернулся и отдал своим людям приказ «вольно». Генерал Чайна повысил голос и резко обратился к ним по-шангански.
– Вам будет дано специальное задание. И в дальнейшем будете получать приказы от этого белого офицера. – Он указал на стоящего позади него Шона. – Вы должны будете выполнять его приказы в точности. А последствия невыполнения приказаний вы и так знаете. – Он повернулся к Шону: – Продолжайте, полковник Кортни, – сказал он, затем зашагал обратно вверх по тропинке к командному бункеру. Машинально Шон чуть не отдал ему честь, но вовремя спохватился.
– Да пошел ты, Чайна, – пробормотал он сквозь зубы и занялся своей новой командой.
Шон уже был знаком с людьми сержанта Альфонсо, но Чайна сформировал для него команду, которая явно была лучшим, что могло предложить РЕНАМО. Шон двигался вдоль шеренги, осматривая каждого. У всех них были автоматы «АКМ» – усовершенствованная версия «АК-47». Кое-где на металле проступала синева от долгого использования, но все автоматы были тщательно вычищены и в хорошем состоянии. Форма содержалась в первоклассной чистоте, хотя и поношенная, но аккуратно зашитая и заштопанная.
«О работнике всегда судят по состоянию его инструмента», – подумал Шон. Солдаты, на которых он смотрел, были достойны всяческих похвал, такими они казались гордыми и смелыми. Он заглядывал в глаза каждому, словно хотел заглянуть им всем в душу. Особое расположение Шон испытывал к зулусам, ангонам, матабелам и шанганам. Если бы ему предоставили выбор, он бы набрал людей именно из этих племен.
Закончив осмотр отряда, он вернулся в начало строя и обратился к ним для начала по-шангански:
– Нам с вами предстоит разобраться с этими дерьмоедами из ФРЕЛИМО, – негромко сказал он, и сержант Альфонсо по-звериному оскалился.
Клодию Монтерро, закованную в наручники, вели по темной неровной дороге две охранницы и эскорт из пяти человек. Скованные за спиной руки не давали ей возможности поддерживать равновесие, и она то и дело спотыкалась и падала. Вскоре ее колени покрылись кровоточащими ссадинами, а весь этот переход постепенно превратился в какой-то мучительный кошмар.
Казалось, ему не будет конца. Час за часом они шли, и каждый раз, когда она падала, сержант говорила что-то на языке, которого она не понимала. С каждым разом она затрачивала все больше усилий, чтобы удержаться на ногах, так как невозможность балансировать руками требовала от нее максимальной собранности.
Ей так хотелось пить, что слюна превратилась в липкую пасту, ноги болели, а руки, долгое время находившиеся в непривычном положении, затекли и похолодели. Иногда она слышала голоса вокруг, а раз или два почувствовала дым от сигарет и увидела отсвет лагерного огня или парафинового фонаря. Из этого можно было сделать вывод, что она все еще на территории, контролируемой РЕНАМО.
Переход закончился внезапно. Она предположила, что они все еще неподалеку от реки. Она чувствовала идущую от воды прохладу и видела высокие силуэты речных деревьев на фоне ночного неба, а кроме этого она чувствовала запахи, говорящие о присутствии множества людей. Вонь подгоревшей пищи и дров, запах нестираной одежды, человеческого дерьма и помойки. Наконец ее провели через ворота из колючей проволоки в небольшой лагерь, где держали пленных, и подтолкнули к одному из блиндажей.
