– Есть, – возразила Марина. – Просто ты с ней незнакома. Сейчас познакомишься. Она хорошая, вы подружитесь.
– Не понимаю, – по-взрослому морща лоб, сказала Лера, – как может у человека быть три бабушки? Бабушка Надя – твоя мама, бабушка Аня – папина... А бабушка Вера чья?
– А бабушка Вера – моя тетя, – объяснила Марина, – сестра моего папы. Ты ей приходишься внучатой племянницей.
– Поня-а-атно, – протянула Лера и надолго замолчала, переваривая и усваивая новую для себя информацию.
Волоча тяжелую сумку, которая с каждым шагом, казалось, прибавляла в весе по килограмму, Марина невольно позавидовала дочери. Хорошо, когда рядом есть кто-то, всегда готовый ответить на твои вопросы, развеять сомнения! А еще лучше, когда это кто-то, кому ты можешь безоговорочно доверять. Ведь, в конце концов, Медведев тоже всегда готов ответить на ее вопросы и развеять сомнения; жаль только, что ответам его Марина давно уже перестала верить, а сомнения становились тем сильнее, чем больше муж старался их развеять...
Еще она подумала, что затевает авантюру – подумала не в первый раз и даже не во второй, а, наверное, в сотый. Она ведь не знала даже, жива ли еще ее тетка, а если жива, то не переехала ли куда- нибудь из этого затерявшегося в поросших соснами дюнах прибрежного поселка...
Тропинка среди сосен вывела их на тихую, утонувшую в темной хвойной зелени улочку, застроенную дощатыми домами барачного типа. Лера шла молча, с любопытством озираясь по сторонам. Было невозможно понять, нравится ли ей здесь; Марина поймала себя на том, что боится даже думать, как дочь воспримет необходимость в течение какого-то времени обходиться без элементарных бытовых удобств наподобие теплого туалета или горячей воды, которая начинает течь из крана, стоит лишь повернуть никелированный барашек. Она не знала, правильно ли поступает, но не видела для себя иного выхода.
Улица заметно шла под уклон, и вскоре впереди сквозь переплетение сосновых ветвей блеснула свинцовая гладь Финского залива. Они вышли на дорогу, тянувшуюся вдоль берега. Дома здесь стояли реже, между ними попадались большие незастроенные участки, поросшие редкой травой и корявыми, изломанными штормами соснами. Берег был усеян россыпями громадных, обточенных морем валунов; на верхушках дюн виднелись развалины домов, когда-то построенных финнами все из тех же валунов. Рядом с этими похожими на крепости руинами дощатые засыпные бараки нынешних аборигенов смотрелись убого и нелепо, как будто те, кто их строил, нарочно ставили перед собой цель создать нечто уродливое, непотребное, одним своим видом оскорбляющее и унижающее берущий за душу морской пейзаж. Но все равно здесь было красиво – так красиво и спокойно, что Марине расхотелось отсюда уезжать.
Тетка Вера оказалась на месте. Когда Марина и Лера подошли к калитке в покосившемся, сгнившем на корню штакетнике, она как раз колола дрова. Несмотря на теплую погоду, тетка Вера была одета в черную ватную безрукавку поверх байкового халата. Ее поясницу туго перехватывал теплый пуховый платок, на ногах были старенькие тренировочные брюки, шерстяные носки и резиновые опорки, а седую голову венчала выгоревшая на солнце бейсбольная шапочка с захватанным грязными пальцами козырьком. За то время, что Марина с ней не виделась, тетка Вера еще больше раздалась вширь; ржавый колун в ее руках с кажущейся легкостью взлетал в поднебесье и с сухим треском точно ударял по торцу очередного полена, раскалывая его надвое с первого, редко со второго удара. Некоторое время Марина наблюдала за теткой, борясь с ностальгией и чувством вины, искупить которую, она знала, ей не удастся уже никогда – слишком много воды утекло с того момента, когда еще можно было что-то исправить. Она вдруг обнаружила, что не может окликнуть тетку, не может сдвинуться с места – грудь сдавило, в горле стоял тугой комок, а ноги будто приросли к корявому асфальту тротуара.
Тяжелый, весь в рыжих пятнах ржавчины колун в очередной раз взлетел в воздух и стремительно упал вниз. Толстое березовое полено, крякнув, развалилось надвое, показав сухое чистое нутро.
– Ух ты! – восхищенно воскликнула Лера.
Тетка Вера опустила топор, медленно, с заметным усилием разогнула спину и обернулась на возглас. Некоторое время она, близоруко щурясь, вглядывалась в стоявших у калитки женщину и девочку. Потом в ее суровом, прорезанном глубокими морщинами лице что-то дрогнуло: она узнала племянницу.
– Здравствуй, тетя Вера, – негромко сказала Марина. – Гостей примешь?
Старуха еще какое-то время молча разглядывала их, то ли не веря своим глазам, то ли сомневаясь, стоит ли впускать их в дом, а потом так же медленно наклонилась, прислонила топор к чурбаку и пошла им навстречу.
– Ну, заходите, коли приехали, – сказала она предательски дрогнувшим голосом.
– Мама, я не хочу к ней идти, – неожиданно сказала Лера.
Старуха, которая уже намеревалась обнять Марину, остановилась и внимательно посмотрела на девочку. Та отвернулась, надув розовые губки.
– Дочка? – спросила тетка Вера без обычного в таких случаях умиления.
– Да, – сказала Марина, – дочка. Валерия, Лера.
Старуха медленно улыбнулась.
– Вот и хорошо, – сказала она. – Лера да Вера... Подружимся как-нибудь. У меня тут весело. Воздух чистый, море, живности полный двор... Вон он, пожалуйте! Ты где бегал, бездельник?
Последний вопрос относился к лохматому дворовому псу, который, выбежав из-за угла дома, принялся прыгать вокруг хозяйки, умильно заглядывая ей в глаза, отчаянно виляя хвостом и раболепно изгибаясь всем телом.
– Нечего, нечего подлизываться, – беззлобно ворчала старуха, отталкивая его. – Вот где бегал, там и обед себе проси, а тут ты ничего не заработал. Шапку из тебя сделать, и то больше пользы...
Марина опустила глаза и улыбнулась, заметив, что дочь перестала дуться и с интересом глядит на пса.
– Ну, – сказала ей Марина, – пойдем?
– А собачку погладить можно? – спросила Лера. – Она не кусается?
– Не кусается, – успокоила ее тетка Вера, – гладь на здоровье. А у меня как раз кошка котят принесла, и коза есть, и куры... Ты козу когда-нибудь доила?
– А как это?
– И чему вас только в городе учат? – вздохнула тетка Вера. – Ладно, потом покажу, как это. А сейчас пойдем молоко пить. С вишневым вареньем... Я, как знала, с утра в магазин сходила, батон свежий принесла. Ну, пойдем, пойдем, не то сейчас весь поселок сбежится глядеть, что это за гости к бабе Вере приехали.
«Вот и все, – подумала Марина, входя в калитку, – так просто, без слов, без оправданий... Наверное, так и должно быть...»
Полутора часами позже они сидели в убогой кухоньке тетки Веры, пили чай и смотрели на море, клочок которого виднелся в узком просвете между стеной сарая и крышей соседнего дома. Усталая Лера спала в соседней комнате. В доме стояла тишина, нарушаемая только размеренным тиканьем стареньких ходиков да изредка доносившимся снаружи звуком проехавшей машины.
– Лучше тебе уехать, пока она спит, – негромко сказала тетка Вера. – Долгие проводы – лишние слезы. А то, может, побудешь денек-другой?
– Не могу, тетя Вера, – так же тихо ответила Марина. – Прости, но сейчас я действительно не могу. Потом...
– Потом, – с неожиданно прорвавшейся горечью повторила старуха. – Дождешься тебя потом! Приедешь, дочку заберешь, и поминай тебя как звали. Опять пропадешь на десять лет, а у меня, видишь, года уже не те, чтоб по две пятилетки ждать...
– Нет, тетя Вера, – сказала Марина, – теперь все будет по-другому. Я побуду у тебя, обещаю, но не сейчас.
Старуха проницательно вгляделась в ее лицо и покачала головой.
– Ох, девонька, что-то не то, я вижу, ты затеяла. И спросила бы, что тебя гложет, да ты ведь все равно не скажешь.
– Не скажу, тетя Вера. Меньше знаешь – крепче спишь.
– Как?
