Казалось, глаза Стаса были налиты водкой. Аркадий подумал, что он ни разу не видел, чтобы этот человек ел. Он покрутил стакан, и водка завращалась в нем, как ртуть.
– Кем работал Макс, до того как уехал на Запад?
– Кинорежиссером. Он перебежал во время кинофестиваля. Голливуд, правда, не проявил интереса к его работе.
– Что за фильмы он ставил?
– Военные эпопеи, где убивают немцев, японцев, израильских террористов. Как обычно. У Макса были запросы знаменитого режиссера – сшитые на заказ костюмы, хорошее вино, красивые женщины.
– Где он остановился в Мюнхене? – снова спросил Аркадий.
– Не знаю. Я хочу сказать, что ты моя последняя надежда.
– Но Макс и меня перехитрил.
– Нет, я знаю Макса. Он нападает только тогда, когда вынужден. Если ты не представляешь угрозы, то ты его лучший друг.
– Невелика угроза. Что касается Ирины, то для нее я мертв. Это слово она произнесла на кухне у Томми, словно ножом резанула.
– Но говорила ли она, чтобы ты уезжал?
– Нет.
– Выходит, она еще ни на что не решилась.
– Ирине наплевать, приеду ли я или уеду. Думаю, она вообще меня не замечает.
– Ирина пять лет не курила. Когда вы здесь впервые встретились, она попросила сигарету.
Лайка повернула голову в сторону балкона и встала на передние лапы, затем поднялась на все четыре и навострила уши. Стас дал знак Аркадию не двигаться, потянулся к выключателю и погасил свет.
Комната погрузилась в темноту. С улицы доносилось тарахтение «Фольксвагенов» и велосипедный звонок, сгоняющий кого-то с дорожки. Неподалеку от себя Аркадий услышал звук шлепанцев на резиновой подошве, скрип балконных перил. Затем на балкон легко спрыгнул человек крупных размеров. Лайку не было видно, но Аркадий услышал в темноте ее предупреждающее рычание. Кто-то сделал шаг по балкону, и он почувствовал, как напряглась готовая к прыжку собака.
Кто-то судорожно вдохнул воздух, потом вскрикнул от боли.
– Стас, будь добр! Стас!
Стас зажег свет.
– Сидеть, Лайка! Хорошая собака, сидеть, сидеть.
В дверь ввалился Рикки. Аркадий встречал этого грузина – бывшего актера, теперь диктора – в столовой на станции и на вечеринке у Томми. Каждый раз Рикки казался или, по крайней мере, хотел казаться расстроенным и обеспокоенным. На этот раз то же самое. Его запястье было утыкано шипами.
– Кактус, – простонал он.
– Я их переставил, – сказал Стас.
Аркадий включил наружный свет. Под лампой стояли металлический столик, два стула и ведро с пустыми бутылками из-под пива. Полукругом в горшках располагались разнообразные кактусы: некоторые были с короткими шипами и походили на подушечки для иголок, другие напоминали зазубренные штыки.
– Система предупреждения, – пояснил Стас.
Всякий раз, когда он выдергивал очередной шип из руки Рикки, тот вздрагивал всем телом.
– У всех на балконе герань. У меня герань. Герань – такой хороший цветок, – говорил грузин.
– Рикки живет надо мной, – сказал Стас, выдергивая последний шип.
Рука Рикки была испещрена красными точками. Он скорбно глядел на них.
– Вы всегда приходите этим путем? – спросил Аркадий.
– Я попался! – вспомнив, он оттащил Стаса и Аркадия подальше от балкона. – Они у моей двери.
– Кто? – спросил Стас.
– Мои мать и дочь. Все эти годы я ждал, когда их увижу, и вот они здесь. Мать хочет забрать телевизор. Дочь хочет ехать назад на машине.
– На твоей машине? – переспросил Стас.
– На ее машине, как только она будет в Грузии, – объяснил Аркадию Рикки. – Был момент, когда я проявил слабость и согласился. Но у меня новенький «БМВ». Что с ним делать девчонке в Грузии?
– Забавляться, – сказал Аркадий.
– Я знал, что так будет. У этих людей нет чувства меры. Они до того жадны, что мне стыдно, – на лице Рикки появилось трагическое выражение.
Стас сказал:
– Не отвечай, и они уйдут.
– Только не они, – Рикки поднял глаза к потолку. – Они возьмут меня измором.
