– Можно спуститься по лестнице отсюда, – посоветовал Аркадий.
На что Рикки сказал:
– Я попросил их минутку подождать, так что не могу просто исчезнуть. Когда-то придется открыть дверь.
– Тогда зачем тебе было являться сюда? – спросил Стас.
– Коньяку нет? – спросил Рикки, рассматривая кисть руки, которая уже начала распухать.
– Коньяка нет. Водки? – предложил Стас.
– Надо идти, – заупрямился было Рикки, но позволил себя усадить и взял в руки стакан. – У меня есть план – предложить ей другую машину.
– Ты же ее встречал в аэропорту, – сказал Стас. – Она знает твою машину и без ума от нее.
– Я скажу, что это твоя, что я позаимствовал ее у тебя, чтобы произвести впечатление.
– Так вот в чем дело. Тогда какую машину ты хочешь ей предложить? – спросил Стас.
– Стас, – подмигнул Рикки, – мы же добрые друзья. Твоему «Мерседесу» десять лет, да и покупал ты его подержанным. Откровенно говоря, собачья конура. Моя дочь – девушка со вкусом. Она только глянет на машину – и откажется даже притронуться к ней. Я надеялся, что мы махнемся ключами.
Стас налил еще два стакана и сказал Аркадию:
– Ты этого не знаешь, но Рикки в свое время переплыл Черное море. У него был костюм для подводного плавания и компас. Он прошел сквозь сети и мины и избежал патрульных катеров. Это был героический побег. А теперь взгляни на него – прячется от собственной дочери.
– Значит, не согласен на обмен? – спросил Рикки.
– Жизнь взяла тебя за горло. Боюсь, что дочь будет тянуть из тебя не один год, – сказал Стас. – Автомобиль – это только начало.
Казалось, водка застряла в горле Рикки. Он с достоинством встал, вышел на балкон и плюнул вниз.
– Будь она проклята! И ты тоже, – бросил он Стасу. Поставил стакан на столик на балконе и полез вверх по водосточной трубе. При его габаритах он карабкался довольно ловко. Аркадий видел, как он перемахнул через перила балкона этажом выше. Сверху посыпались лепестки герани.
Аркадий проснулся на диване. Взглянул на часы: два часа ночи – самое глухое время суток. Время, когда миром правит страх. Стас дважды ушел от ответа на вопрос, где остановился Макс.
По своей натуре русские не любят гостиниц. Приезжие останавливаются у друзей. Остальные друзья знают у кого. Одна мысль, что Макс лежит рядом с Ириной, не давала Аркадию покоя. Широко открытыми глазами глядел он в синеватую темноту комнаты. Он почти физически видел их в постели, будто они находились в той же комнате, по другую сторону стола. Видел, как рука Макса обвилась вокруг нее, как Макс вдыхает аромат ее волос.
Он зажег спичку. Из темноты на свет пламени выплыли стулья, письменный стол и книжные шкафы. Аркадий сбросил с себя одеяло. На письменном столе стоял телефон. Пошарив рукой по столу, он нашел небольшую книжку с адресами и телефонами. Одной рукой он неловко зажег спичку, открыл книжку, нашел запись «Ирина Асанова» и номер телефона рядом. Пламя жгло пальцы. Он погасил спичку и поднял трубку. Извиниться, что разбудил, и сказать, что нужно поговорить? Она уже недвусмысленно дала понять, что ей не о чем с ним говорить. Тем более, если Макс лежит рядом. Аркадий мог бы предостеречь ее. Но каким бы глупым ревнивцем он сейчас выглядел!
Или же, когда она ответит, он мог бы попросить к телефону Макса. Она бы знала, что ему известно, как обстоят дела. Или, если спросит, кто говорит, мог бы произнести имя Борис и посмотреть, как она на это отреагирует.
Аркадий набрал номер, но, когда стал подносить трубку к уху, его запястье оказалось в тисках. Влажные зубы держали руку с телефоном, не давая поднять ее. При малейшей попытке приблизить трубку челюсти сжимались. Он протянул к телефону другую руку – в ответ последовало рычание.
На другом конце линии он услышал характерный двойной гудок.
– Алло? – ответила Ирина.
Аркадий попытался высвободиться из плена – челюсти сжались плотнее.
– Кто говорит? – спросила Ирина.
Лайка висела на руке.
Раздался щелчок, потом гудок.
Как только Аркадий опустил руку, челюсти расслабились. Положил трубку на рычаг, и они разжались вовсе. Он чувствовал, что собака ждет, когда он оставит телефон в покое.
«Спаси меня, – подумал Аркадий. – От самого себя».
Секрет заключался в том, что Стас съедал весь свой дневной рацион за завтраком: печенка, копченая лососина, картофельный салат запивались бесчисленными чашками кофе. У него был видеомагнитофон и огромный для холостяка телевизор.
Манипулируя дистанционным пультом, Аркадий прокручивал видеокассету. При быстрой перемотке вперед на экране мелькали монахи, Мариенплатц, пивная на открытом воздухе, уличное движение, пивной зал, лебеди, опера, праздники урожая, Альпы, снова пивная на воздухе. Стоп. Он перемотал назад и снова начал последний сюжет: солнечные пятна на живой изгороди из жимолости; пчелы над ней; посетители, отяжелевшие после сытного обеда, кроме женщины за одним из столиков. Он остановил пленку в момент, когда она поднимала бокал.
– Никогда ее не видел, – сказал Стас. – Удивительно также, что я никогда не был в этой пивной. А я думал, что побывал во всех.
