– А если все-таки антивещество? – глухо вымолвил Илья Петрович.
– Крупный метеорит из антивещества? По-моему, исключается.
– А если не метеорит… Если искусственное тело из антивещества…
– Посланцы антимира? Это невероятно…
Клавдия Михайловна с Ильей Петровичем прислушались. Валентин тоже разобрал свое имя, но не сразу сообразил, что слышит собственную микростанцию связи.
– Дорогие товарищи Илья, Валентин, Клава! Отзовитесь… Здоровья вам и больших открытий! Председатель Всемирного Совета Локен Палит просит посетить его. Если согласны, приезжайте сегодня же. Особая просьба к тебе, Валентин. Председатель очень хочет видеть тебя… Ваше решение, друзья?
– Зачем спрашивать?.. Я, конечно, всегда готов… немедленно, – забормотал Илья Петрович.
– И меня? Зачем? – удивилась Клавдия Михайловна.
– Пожалуйста, если приказано, – робко промолвил Селянин.
– Благодарю, товарищи, – донеслось в ответ. – Даю автопилоту вашей “стрекозы” новый курс. Вагон “синей молнии” ждет вас.
“Стрекоза” круто накренилась влево, меняя направление.
Даже для Ильи Петровича и Клавдии Михайловны вызов был необычным. А Валентин тем более не понимал, зачем понадобился председателю Всемирного Совета.
Но расспрашивать он не стал.
А впереди, за линией горизонта, стали выдвигаться верхние этажи зданий. Легкое облачко коснулось одного из них, словно решило заглянуть – что там, за прозрачными стеклами, уютно ли живется людям? Но и облачко не достигало плоской крыши. Здание было никак не ниже семисот- восьмисот метров. Целый город в одном доме!
Валентин уже знал – не зря ведь просиживал у видеопанорамы, – что живут люди в больших и красивых зданиях. Но теперь, когда они были перед ним, он понял, что видеопанорама все-таки не передала всей их огромности и великолепия. Каждое здание походило на гигантский кристалл – то изумрудно-зеленый, то красный, как рубин, то сапфирно-синий. А здание, к которому прилепилось облачко, было янтарно-желтым. Цвет был глубок и нежен, снизу темнее, вверху – светлее. Последние этажи, казалось, подсвечивались изнутри прожекторами.
“Стрекоза” пролетела в какой-нибудь сотне-другой метров от плоской крыши янтарного здания. Скорее даже не крыши, а парка. Нет, двух парков. Один из них был обрамлен довольно широким четырехугольником из сосен, а в середине имел что-то серое и поблескивающее, как лед. Неужели каток? Другой парк тоже был с чем-то круглым и гладким, но розовым, как утреннее солнце. А лучи, разбегавшиеся от розового диска, были ярко-желтыми, пространство же между ними сплошь занимали светло-голубые ели. Неужели и диск и лучи – все из подкрашенного льда. Конечно, изо льда. Вон в маленькие фигурки людей раскатывают. Мал мала меньше… Неужели дети? И как много их! Неизмеримо больше, чем на той, не столь броской по цвету половине крыши-парка.
Пронеслись мимо очень стремительно, Валентин готов был усомниться в увиденном. А тут новые неожиданности. Янтарная стена не имела ни одного окна. Или он не разглядел этих окон, потому что видел все смутно, словно боковым зрением? Но вот сотни, даже не сотни, а тысячи похожих на коконы шелкопряда аппаратов, сновавших в воздухе, – это реальность. И не младшие ли это сестры их “стрекозы”: та же форма, такая же беззвучность и маневренность. Правда, размеры поменьше, окраска разнообразней, а в остальном сходство поразительное. Снизиться бы, разглядеть поближе…
Но “стрекоза” круто взяла влево от города, и только теперь Валентин опять увидел покрытую снегом землю, вернее все тот же лес, но рассеченный множеством широких и узких просек. Появилось плоское строение с двумя овальными отверстиями по краям крыши. “Стрекоза” явно сбавила скорость, пролетая над первым из них. Да это же шахта! Ярко освещенная, открыто обрывающаяся вниз шахта, и такие же, похожие на коконы аппараты, будто танцующие возле сверкающих шахтных стен. А “стрекоза” повисла над соседней, большей по овалу, шахтой, а потом ухнула вниз, в ослепительную бездну.
Селянин испуганно вцепился в подлокотники кресла. Но его спутники оставались спокойными, и он понял, что все нормально.
Внизу, едва пассажиры покинули салон, “стрекоза” отлетела в сторону, к другим таким же машинам. Они располагались одна на другой. “Стрекоза” умостилась сверху, четвертой, в этой удивительной пирамидке.
Валентин внимательно оглядел зал, свод которого излучал дневной свет. Зал напоминал скорее зимний сад, чем станцию подземной дороги. Две дленные стены почти сплошь заросли хмелем пли чем-то похожим на него. Середину зала занимали очень густые кусты, листва которых была то ярко-зеленой, то голубоватой, а иногда желтой и даже бордовой. Над одним из кустов порхала бабочка, настоящая белая бабочка. Не капустница ли? Чуть правее в бордовой листве задорно щебетала синица- жулан.
Манило присесть на одну из скамеечек, уютно прятавшихся среди живой зелени. И все возвращало к зимнему саду, который Валентин видел когда-то в Ленинграде, в бывшем царском дворце. Но тут, глубоко под землей, было намного красивее, ярче (он невольно подумал: солнечнее, да спохватился – какое солнце в этом тоннеле?)
В зал выходили десятки дверей, то и дело бесшумно распахивавшихся перед людьми, которые спешили уехать или, наоборот, только что приехали. Приезжающие направлялись к площадке, возле противоположной торцевой стены. Оттуда доносился легкий шелест, взлетали и садились похожие на кокон аппараты. Да, внешне они походили на “стрекоз”, только значительно меньше размером. Однако рассмотреть их поближе вновь не удалось, потому что доброжелательный женский голос пригласил:
– “Синяя молния” ждет вас, дорогие гости.
В салоне “синей молнии” тоже была живая зелень. Кресла, стол, шкаф с книгами – все не менее изящное и удобное, чем в салоне “стрекозы”. Но главным украшением были растения. Казалось, что ты в зеленой беседке, а не в вагоне, который несется под землей.
– Столица через час, – объявила Клавдия Михайловна. – Успеть бы пообедать.
– Так близко?
– Столица? Не очень далеко. В Закавказье… Давайте обедать. Что нам могут предложить здесь?
Но Валентину было не до еды.
– Как же мы за час доберемся в Закавказье? Ведь Сибирь, а мы не в самолете, мы в поезде… Это же нужна скорость пять тысяч километров, это же преодоление звукового и теплового барьеров, колоссальная затрата энергии.
– Барьеры отменяются, Валентин, – ответила Клавдия Михайловна. – И все- таки мы доберемся за час. Даже скорее. Пусть ее мчится, наша “синяя молния”, а мы будем обедать. Я бы с удовольствием съела твой любимый суп с гренками и пельмени. Закажем?
Валентин не возразил, и Клавдия Михайловна, обращаясь, видимо, к автомату, приказала приготовить все необходимое.
– Еще и грибной салат, пожалуйста. Чуть не забыла о салате… И молоко, – добавила она. – А “синяя молния”, Валентин… тебе о ней расскажет Илья Петрович.
– Да, да… – согласно закивал врач и тут же словно позабыл о своем обещании.
Клавдия Михайловна, вздохнув, вновь напомнила, что надо же объяснить, какая она, “синяя молния”.
– Да, да, – повторил врач. – Я сейчас…
Он и теперь, за обеденным столом, держал портрет дочери у себя на коленях.
