– А что, ваш Президент может потерять власть? – спросил Антонио Эскуразо.
– Может потерять, но не потеряет. Хотя, как говорят в России, все это вилами по воде писано.
– Чем-чем писано? Где писано? – заинтересовался синьор Эскуразо.
– Вилами по воде.
– Ты что-нибудь понимаешь? – Антонио посмотрел на синьора Бузони.
Тот пожал плечами и темпераментно замахал руками:
– Нет, ничего не понимаю.
– Ну, это, господа, в общем-то тяжело понять. Чтобы в этом разобраться, надо быть русским или прожить в России по меньшей мере лет тридцать или сорок.
– А, тогда понятно. Я жил везде – и в Колумбии, и в Боливии, и в Египте, не говоря уж о Европе, Австралии и Азии, но в России не был никогда. Наверное, там очень холодно, мистер Савельев?
– Россия очень большая, синьоры, там и холодно, и очень жарко одновременно.
– Странные люди – русские! Все у вас вроде бы есть, а вам все чего-то не хватает, – принялся философствовать Антонио Эскуразо, глядя на корешки книг, которые он никогда не открывал, но которыми очень гордился.
– Значит, завтра, во второй половине дня я вас жду, господа, – сказал Савельев, а затем взглянул на свои дорогие часы.
– Да, мистер Савельев, мы обязательно будем.
После того, как Владимир Владиславович покинул особняк дона Эскуразо и укатил в свой отель, радуясь и сияя от счастья, Антонио Эскуразо продолжал разговор с Андреа Бузони – Этот русский, конечно, умеет торговаться.
– А что же ты хотел?
Он раньше служил в КГБ.
– Где? – сощурил и без того узкие глаза Антонио.
– Ну, это типа нашего ЦРУ.
– Вот как?! А сейчас занялся бизнесом?
– У них все, Антонио, сошли с ума, все занимаются бизнесом. Слава Богу, у них есть чем торговать.
– А почему мы с ними, Андреа, не имеем никаких дел?
– По-моему, имеем. Русские бандиты обчистили мое казино в Лас-Вегасе.
– Да что ты говоришь – русские?! Впервые об этом слышу.
– Я тоже до поры до времени думал, что это наши, что кто-то из своих решил меня проучить. Только потом выяснил, что это русские из Одессы.
– Значит, они пошли по нашим стопам, – похлопал себя по коленям синьор Эскуразо и вновь наполнил бокалы шампанским.
– Они пойдут дальше нас, Антонио, поверь мне, намного дальше.
– Посмотрим, посмотрим…
– За удачу, Андреа!
– За удачу, Антонио!
Итальянцы сдвинули бокалы. На лицах застыло самодовольство и высокомерие.
Антонио Эскуразо вызвал своего секретаря и отдал распоряжение:
– Мигель, как можно быстрее переведи деньги вот на этот счет вот в этот швейцарский банк. Сейчас же этим займись.
– Слушаюсь, дон Эскуразо, будет сделано.
– И не медли.
– Хорошо.
Когда секретарь покинул кабинет, Андреа Бузони спросил Антонио Эскуразо:
– Ты доволен своим секретарем?
– Он мой родственник. В общем-то довольно расторопный малый, правда, инициативы маловато. А так ничего, старается.
– Это что, сын твоей кузины?
– Конечно, конечно, Лючии.
– Я ее помню. Интересная была женщина.
– Да, была… Но видишь, как все получилось?
И Лючию, и двух ее сыновей, и мужа, которого я не любил, – в общем, всю семью перестреляли, мерзавцы.
Один Мигель остался в живых, и то чудом.
– Знаю, знаю. Помню, как ты тогда был напуган, Антонио.
– Да что я? Все наши были напуганы. Я думал, что нашей семье войну объявили, а оказалось куда проще.
Сумасшедший маньяк, таких дел натворил.
– Да, я помню.
– Послушай меня, Андреа, – немного захмелев от шампанского, проговорил Антонио Эскуразо и подвинулся к своему приятелю.
– Я слушаю, Тони.
– Знаешь, Андреа, совсем мне не нравится этот русский, я не пойму, что у него на уме.
– Как это? Только что ты говорил…
– Мало ли что я говорил? А вот сейчас чувствую.
Меня еще мать всегда наставляла: Тони, слушай, что подсказывает тебе сердце.
– И что оно тебе подсказывает?
– А подсказывает оно мне, Андреа, что этого русского надо убрать.
– Как это убрать? А документация?
– Его надо будет убрать после того, как он отдаст дискету.
– Кому поручим?
– Скажи Карлуччи.
– Может не справиться. В последнее время он какой-то странный, вечно чем-то недоволен.
– Скажи, что я ему хорошо заплачу. И пусть он займется этим вместе с Гансом – так надежнее.
– Хорошо, Тони, скажу.
– И чем быстрее они это сделают, тем лучше. Думаю, этот русский не настолько глуп, чтобы продать документацию только нам. Он ее может всучить и колумбийцам, и мексиканцам, и китайцам. Так что лучше от него, Андреа, избавиться.
– А ты соображаешь, хватка у тебя железная, – А где бы я уже был, Андрея, не будь у меня этой хватки?!
– Это точно.
Савельев поднялся на двенадцатый этаж и прошел в свой номер. Поужинать он решил спуститься в ресторан. Но сперва Владимиру Владиславовичу страстно хотелось вымыться, переодеться во все чистое и только после этого отправиться на ужин. Он чувствовал, что вспотел во время визита к дону Эскуразо. Снимая галстук и стягивая с себя рубашку, Савельев подумал: «Ты такой же дон, как я Папа Римский. Как родился торговцем, так и останешься им до конца жизни. Но обманывать тебя я не стану, документацию ты получишь. А вот еще с двумя дискетами я поступлю по своему усмотрению. Может быть, мне мексиканцы и не заплатят девять с половиной миллионов, но миллиона за четыре» пять я продам дискеты. Так что у тебя, дон Эскуразо, скоро появится очень серьезный конкурент, и проблем у тебя не уменьшится. И спать ты будешь плохо. Уж это я тебе обещаю".
Савельев стоял под тугими, бодрящими струями душа.
В его сердце едва ли не с рождения была странная классовая ненависть ко всевозможным капиталистам и буржуям. И хотя он сам уже стал абсолютно таким же, только, может быть, еще более жестким и ненасытным, это чувство сейчас переполняло его душу.
Даже в этой он был настоящим русским.
Глеб Сиверов возвращался в квартиру, на которой его спрятал полковник Поливанов.
