Закрытая книга лежала перед Пендергастом на столе. С величайшей осторожностью он перевернул ее, надеясь, что она, как это иногда бывает, сама раскроется на той странице, которую читали последней. Но это было старое издание, отпечатанное на плотной бумаге, и оно раскрылось на заднем форзаце.
Тогда Пендергаст сунул руку в карман пиджака, вытащил увеличительное стекло и чистую зубочистку и начал переворачивать все страницы подряд, каждый раз проводя зубочисткой у самого корешка, а потом внимательно рассматривая осевшие на ней пылинки и ворсинки в увеличительное стекло.
Спустя примерно час, на сорок второй странице, он нашел то, что искал: три красных волнистых шерстяных волокна, которые вполне могли упасть с вязаного шарфа.
Стихотворение, занимавшее целый разворот, называлось «Легенда о Теодорихе». Пендергаст начал читать:
Стихотворение повествовало о загадочной смерти короля остготов Теодориха. Пендергаст прочитал его один раз, потом второй, но так и не понял, почему Констанс придала ему особое значение. Потом пробежал глазами строчки в третий раз и припомнил древнюю легенду.
Теодорих, один из великих правителей варваров, создал на руинах Римской империи могущественное королевство. Среди множества жестокостей, которыми ознаменовалось его правление, было убийство выдающегося государственного деятеля и ученого Боэция. Сам Теодорих умер в 526 году. Согласно легенде, некий отшельник, живший в одиночестве на Эолийских островах у побережья Сицилии, поклялся, что видел, как в момент смерти Теодориха его душа с криком исчезла в жерле вулкана Стромболи, который первые христиане считали входом в ад.
Стромболи. Дорога в ад. Пендергаст все понял. Взяв с полки атлас Сицилии, он вернулся на место и открыл его на той странице, где были изображены Эолийские острова. Самый крупный из них назывался Стромболи и представлял собой верхушку действующего вулкана, отвесно поднимающуюся из воды. На его подтачиваемых морскими волнами берегах расположилась единственная деревушка. Остров был отдаленным и труднодоступным, а сам вулкан Стромболи считался наиболее активным в Европе: его регулярные извержения происходили на протяжении по крайней мере трех тысячелетий.
Пендергаст осторожно протер страницу атласа сложенным вчетверо льняным носовым платком и поднес к нему увеличительное стекло. На белой ткани виднелось еще одно красное шерстяное волокно.
Глава 76
Диоген Пендергаст стоял на террасе своей виллы с бокалом шерри в руке. Внизу, спускаясь к широкому, покрытому черным песком пляжу, белели маленькие оштукатуренные домики деревни Присцита. Налетавший с моря соленый ветер доносил до него аромат цветущей гинестры. Спустились сумерки, и примерно в миле от острова, на огромной скале Стромболиччо, зажегся и начал мигать маяк.
Потягивая шерри, Диоген прислушивался к доносящимся снизу далеким звукам – голосам матерей, зовущих детей ужинать, лаю собак, шуму мотора «апе» – трехколесной автоматической повозки, единственного пассажирского транспорта на острове. Ветер усиливался, поднимая волны, – сегодняшняя ночь обещала быть неспокойной.
Сверху слышался низкий рокот вулкана. Здесь, на краю земли, Диоген чувствовал себя в безопасности. Констанс никогда не сможет сюда добраться.
Это был его дом. Он впервые приехал сюда двадцать лет назад и с тех пор каждый год наведывался на остров, тщательно готовясь сначала к приезду, а потом к отбытию. Три сотни постоянных жителей считали его эксцентричным вспыльчивым британцем – профессором классических языков, который периодически появляется здесь, чтобы поработать над книгой, и не любит, когда его беспокоят. Диоген редко приезжал сюда летом, в разгар сезона, хотя остров, находившийся в шестидесяти километрах от материка и иногда по нескольку дней недоступный из-за шторма и отсутствия порта, не пользовался особой популярностью у туристов.
Снова послышался низкий гул – сегодня вулкан был активен, как никогда. Диоген обернулся и посмотрел на его крутые темные склоны. Клубы дыма рассерженно вырывались из кратера, возвышавшегося более чем в полумиле от виллы, и ему хорошо были видны оранжевые вспышки в зубчатом конусе, похожие на мигание неисправной электрической лампы.
На Стромболиччо погасли последние отблески солнца, и море стало почти черным. Огромные пенистые волны одна за другой набегали на черный пляж, расчерчивая его белыми полосами, и их шум сливался с глухим монотонным рокотом вулкана.
В последние двадцать четыре часа Диоген почти не думал о недавних событиях: огромным усилием воли ему удалось вытеснить из сознания болезненные воспоминания. Пройдет немного времени, и он обязательно все как следует обдумает, а сейчас ему нужен отдых. В конце концов, он дома, впереди у него еще уйма времени, чтобы как следует все рассчитать и нанести следующий удар.
Диоген так сильно сжал тонкий бокал, что тот треснул. Раздраженно швырнув осколки на землю, он пошел на кухню за новым. Шерри был из старых запасов, сделанных несколько лет назад, и Диоген старался не расходовать зря ни капли.
Сделав маленький глоток, он немного успокоился и вернулся на террасу. Деревня готовилась к ночному отдыху: снизу доносились приглушенные голоса и детский плач, где-то стукнула дверь. Шум мотора слышался теперь уже гораздо ближе, на одной из извилистых улочек, ведущих к его вилле.
Диоген поставил бокал на перила террасы, закурил, глубоко затянулся и выдохнул дым в темный воздух, напряженно вглядываясь в сторону деревни. «Апе» определенно поднимался по склону горы, скорее всего по виколо Сан-Бартоло… Заунывное жужжание мотора приближалось, и Диоген впервые почувствовал тревогу. Поздний вечер – неподходящее время для поездок на «апе», особенно в верхней части деревни. Разве что кто-то приехал на такси… Но было начало весны, для туристов рановато: паром, на котором он прибыл из Милаццо, доставил на остров только продовольствие и другие товары. К тому же с тех пор прошло уже несколько часов.
Диоген усмехнулся про себя: он слишком вымотался, вот и лезет в голову всякая ерунда. Эта дьявольская погоня, последовавшая непосредственно за чудовищным провалом, совершенно выбила его из колеи, лишила присутствия духа. Ему нужен отдых – чтение, интеллектуальные занятия, способствующие восстановлению сил. Сейчас самое время приступить к переводу «Золотого осла» Апулея, которым он уже давно хотел заняться.
Диоген снова затянулся, спокойно выпустил дым, посмотрел на море и вдруг заметил огни какого-то судна, огибающего мыс Пунта-Лена. Вернувшись в дом, взял бинокль и, наведя его на судно, увидел, что это старый деревянный рыбацкий ялик, направляющийся от острова в сторону Липари. Увиденное озадачило его: вряд ли кто-то решил порыбачить в такую погоду и в такое время суток. Вероятно, на судне доставили какой-нибудь груз.
Шум мотора послышался совсем близко, и Диоген понял, что повозка взбирается по узкой тропинке, ведущей к его вилле, окруженной высокой стеной. Двигатель заглох у самых ворот. Диоген положил бинокль на перила, а сам поспешил на боковую террасу, с которой тропинка просматривалась лучше всего. Но когда он подошел, «апе» уже исчез из виду, а его пассажира, если таковой имелся, нигде не было видно.
Диоген замер. Сердце его билось так сильно, что он слышал, как кровь шумит в ушах. В этой части острова не было других жителей, кроме него. Значит, на рыбацком ялике прибыл не груз, а человек. И этот человек доехал до самых ворот его виллы.
Диогена охватила паника. Он бросился в дом и, перебегая из комнаты в комнату, закрыл окна. Потом выключил свет и запер двери. Вилла, как и большинство жилищ на острове, напоминала настоящую крепость: с тяжелыми деревянными ставнями на окнах, коваными замками на дверях и каменными стенами почти в метр толщиной. Кое-что он усовершенствовал сам. В этом доме ему ничто не грозит – по крайней мере, у него будет достаточно времени, чтобы обдумать сложившееся положение.
Через несколько минут все входы и выходы были надежно заперты. Тяжело дыша, Диоген стоял в темной библиотеке. У него опять мелькнула мысль, что это лишь приступ острой паранойи. Сходить с ума из-за того, что он увидел лодку, услышал звук подъехавшего такси? Смешно. Она никак не могла его найти –
