людей.
— Атака будет такой же, какой была вчера, — терпеливо повторил царь битв. — Со всеми лестницами и со всеми людьми, каких мы сможем собрать. Троянцы не должны знать, на какое именно место мы нацелились.
— И куда же мы нацелились? — спросил царь Пилоса.
— Нашей целью будет южная стена рядом с Великой Башней Илиона. Если мы сможем взять и удержать малую часть стены, мы получим доступ к Великой Башне. Потом у нас будут два пути — вниз по ступеням южной стены или вниз по ступеням внутри башни, которая, как вы знаете, открывается позади Скейских ворот. Нам хватит всего шести человек, чтобы ворота и город стали нашими.
Одиссей ждал на безопасном расстоянии от южной стены с огромным луком Акилиной на плече, пока западные войска собирались для нового штурма. Эта атака не должна была застать защитников врасплох. Одиссей видел, как солнце блестит на шлемах троянских воинов, стоявших вдоль стены.
Несмотря на свои потери, Агамемнон смог все-таки собрать больше тридцати тысяч воинов для штурма. Царь Итаки высчитал, что за троянскими стенами осталось не больше пяти тысяч воинов — защитников города. «Пока это должно считаться огромным количеством», — подумал он.
Самый последний план Агамемнона мог сработать, хотя вряд ли. Каждый прошедший день, каждая неудачная атака убеждали Одиссея в том, что единственный способ взять город — это хитрость.
Лестницы лежали наготове. Они были сделаны из дуба с подножья Иды и скреплены кожаными веревками. Лестницы были тяжелыми, и требовалось шесть человек, чтобы поднять каждую из них на стену.
По команде атакующие, подняв лестницы, побежали с ними к подножию стены. Спустя несколько мгновений десятки лестниц были вскинуты вверх, и по ним ринулись воины в доспехах.
Одиссей отступил на несколько шагов, наложив стрелу на тетиву, и стал ждать, как ждали и защитники Трои. Троянцы выжидали, пока каждая лестница будет полна воинов, прежде чем оттолкнуть ее от стены. Одиссей ждал, когда защитники свесятся с укреплений, чтобы сдвинуть лестницы с места.
Бородатый троянский воин, державший лестничный шест, потянулся с верха стены, чтобы зацепить шестом лестницу и отшвырнуть ее вбок. Одиссей разглядел крошечный белый лоскуток между шлемом и защищающими шею человека доспехами, навел Акилину и отпустил тетиву. Стрела пронзила горло троянца, тот полетел со стены.
Одиссей наложил на тетиву новую стрелу и снова стал ждать.
Лестница рядом с Великой Башней была быстро повалена защитниками, воины рухнули на землю. Другие ринулись, чтобы ее поднять и взобраться по ней, несмотря на грозящую им опасность. Агамемнон пообещал почести и столько золота, сколько весит овца, первому человеку, который достигнет верха стены и уцелеет.
Одиссей снял еще двух защитников у верхушки лестницы. Один из воинов на стене заметил его и показал на него фригийским лучникам.
Одиссей ухмыльнулся. Он был вне переделов досягаемости их слабых луков.
Нападающие сделали четвертую попытку взобраться по лестнице на башню. На лестнице было семь воинов, когда ее столкнули вбок, сбросив цепляющихся за нее людей. Эта лестница врезалась в две других и сбросила тех, кто был на них.
С вершины стены раздались победные крики. Но атакующие не колебались. Новые воины прыгнули вперед и снова подняли лестницы.
«Какая храбрость тратится впустую на обреченное на неудачу предприятие!» — подумал Одиссей. Снова посмотрев на вершину стены, он внезапно понял, что защитники отступают от края. Он нахмурился, гадая, что они затевают.
Вдоль южной стены он увидел людей с огромными сосудами, полными сияющего металла, — они держали сосуды замотанными в ткань руками.
«Кипящее масло? — гадал Одиссей. — Или кипящая вода?»
Сосуды были опрокинуты как один, и их содержимое пролилось на захватчиков внизу.
Это была ужасная сцена, когда карабкающиеся люди вдоль всей стены начали вопить, корчиться, пытаясь сорвать с себя доспехи, и падать с лестниц. Те, кто ухитрялись избавиться от доспехов, продолжали вопить от муки, их крики невыносимо было слышать.
Одиссей вскинул на плечо Акилину и побежал к стенам, крича своим лучникам, чтобы те стреляли в защитников. Он добрался до микенского воина, который корчился в агонии, отчаянно пытаясь сорвать с себя нагрудник. Одиссей сорвал с него доспех, но это не помогло. Человек продолжал вопить. Одиссей сорвал с него тунику.
— Что это, Одиссей? Что с ними творится? — закричал Мерионес, опустившись рядом с ним на колени.
Упавший воин потерял сознание от мучительной боли, и Одиссей показал на ярко-красную кожу его груди и плеч. Она выглядела так, будто ее ошпарили.
— Песок, — сказал Одиссей, — смешанный с крошечными кусочками металла и нагретый докрасна. Он проникает под доспехи и вплавляется глубоко в кожу. Его нельзя убрать, и он до конца будет мучить жертву. Я слышал о таком оружии, его пускают в ход в пустынных землях. Это жестокая пытка.
Стрела воткнулась в землю рядом с ним, и Одиссей с Мерионесом быстро подняли над головами щиты. Потом каждый из них взял раненого воина за руку, и они принялись тащить его прочь от стен. Но еще одна стрела вонзилась в грудь этого человека и немедленно прикончила его. Они отпустили его руки и вернулись к стенам, чтобы попытаться спасти остальных.
— Клянусь яйцами Аполлона, — пробормотал Одиссей, — ему повезло, что он погиб.
Вместе с Мерионесом они перенесли несколько воинов, страдающих от невыносимой боли, подальше от стен. Никогда еще царь не чувствовал себя таким беспомощным перед лицом чудовищных ранений.
«Лучше бы им всем умереть», — подумал он мрачно.
Глава 24
Стрелой и луком
Теплая весна перешла в жаркое, сухое лето. Осажденный город был иссушен.
Андромаха шла от Дома змей обратно во дворец Гектора, нетерпеливо думая о кубке холодной воды, который встретит ее по возвращении. Она скользнула через дворцовые ворота, кивком отпустила своих телохранителей и шагнула в сады.
Растения засыхали. Самые нежные давно уже погибли, горшки и вазы из камня и дерева были полны только коричневыми веточками. Даже деревья поникли от недостатка влаги.
В лучах раннего утра два мальчика Андромахи бегали вокруг по сухой потрескавшейся земле, играя в догонялки и не заботясь ни о погибших растениях, ни об отчаянном положении города.
— Мам! — радостно закричал Астианакс и побежал к ней, вытянув руки.
Андромаха со стоном подняла мальчика на бедро.
— Ты становишься слишком тяжелым для меня! — запротестовала она.
Декс тоже подбежал к ней, и она взъерошила его волосы и улыбнулась, глядя в его темные глаза.
Он был задумчивым малышом, на нем все еще лежала тень его горя. Иногда ночью, боясь спать из- за кошмаров, он забирался в постель к Андромахе и шептал ей о своей матери, которую называл Солнечной женщиной, и о Седой, и о Рыжем старике. Она поняла, что Седая была его пожилой нянькой, а Рыжий старик — дардарнским военачальником Павзанием; их обоих убили микенцы при нападении на Дарданию.
Маленький мальчик болтал о них, путая их с богами и богинями, о которых ему рассказывали. Он рассказывал одни и те же истории снова и снова; их знакомость утешала его.
Однажды ночью, недавно, он ввел в свои истории «маму». Андромаха узнала в ней себя, и на сердце
