ее потеплело. Декс начал добавлять рассказы о своей теперешней жизни в Трое к рассказам о своей прошлой жизни в Дардании. На душе его все еще оставались шрамы, но Андромаха верила, что рано или поздно он исцелится.
Она поставила Астианакса на землю и, взяв обоих мальчиков за руки, повела во дворец. Войдя, она обнаружила в первой комнате своих прислужниц Пенфиселею и Анио. Те шептались друг с другом и покраснели при появлении Андромахи, сделав вид, что очень заняты полировкой тяжелого золотого украшения, раньше принадлежавшего Лаодике, а теперь без дела лежащего в резном ларце из слоновой кости. Андромаха улыбнулась девушкам и вошла в приятную тень террасы.
Экса засуетилась, подавая мальчикам сладкие пирожные и молоко. Она протянула Андромахе кубок с водой, и царевна жадно его осушила. Вкус был потрясающим.
— Я поставила таз с водой в твоих покоях, на тот случай, если ты хочешь помыться, — сказала служанка.
Андромаха сурово посмотрела на нее.
— Я уже говорила тебе, Экса, что мы не можем тратить воду на умывание. Я не рассчитываю, что ты будешь мыться, как и мои мальчики, и твои дети.
Перед падением нижнего города трое маленьких детей Эксы переехали во дворец.
— Но, госпожа, царевич Полит просил тебя встретиться с ним и с военачальниками этим вечером. Ты ведь захочешь помыться перед тем, как переоденешься, — многозначительно добавила служанка.
Андромаха посмотрела на свой шафрановый хитон, испачканный после дня работы в лечебнице.
— А почему я должна переодеваться? — спросила она. — У меня нет ничего чистого на смену.
— Я заказала для тебя шесть белых хитонов, — ответила Экса. — Красильщики не могут работать, но швеи могут. И это даст им хоть какую-то работу, — словно защищаясь, добавила она.
— Но белая ткань нужна для перевязок.
Экса яростно затрясла головой.
— Я спросила Зеота, и он сказал, что, поскольку в эти дни мало раненых, у него достаточный запас повязок — хватит по крайней мере на десять лет.
Андромаха засмеялась.
— Тогда ты права, Экса, — признала она. — Не вижу, почему бы нам не иметь чистые белые хитоны. Закажи их и для себя, и для Пенфиселеи с Анио. Но ты все-таки должна вылить воду обратно в питьевую бочку.
— Но я уже добавила в нее благовония, госпожа, — упрямо ответила служанка. — Никто не будет теперь ее пить.
— Тогда отдай ее лошадям. Их не побеспокоит запах розовых лепестков.
— Но…
— Сейчас же, Экса. Лошади будут благодарны.
Экса принесла таз, ворча про себя, и покинула покои.
Андромаха пересекла террасу, которая возвышалась над конюшнями, и посмотрела вниз. В конце концов она увидела свою пухлую служанку, которая вышла из дворца, держа таз с водой. Женщина помедлила и посмотрела вверх.
Андромаха помахала ей. Экса вошла в конюшни.
Улыбаясь, Андромаха бросилась на ложе. «Странные дни», — подумала она. В городе царила вялая неподвижность, которой никогда не чувствовалось раньше. Жара лежала над Троей, как шерстяное одеяло, подавляя движения и удерживая всех в тени, внутри домов. Улицы были пусты, только вечером усталые люди выстраивались в очереди за хлебом и водой. Ни у кого не было вдосталь воды и еды.
Хотя все жили под ежедневной угрозой смерти, Андромаха ощущала странное удовлетворение. Ее муж и ее любовник оба были далеко на войне, и она больше не чувствовала мучительного противоборства желания и ответственности. Ее выбор был сделан. Она останется с сыном и с Дексом, пока не придет конец и не ворвутся кровожадные воины, а потом будет защищать мальчиков ценой своей жизни.
Каждый день Андромаха работала в Доме змей. Прошло больше пятидесяти дней со времени последней большой атаки войск Агамемнона, и единственными ранами теперь были раны от стрел, если не считать сломанных рук и ног, когда получивший положенную порцию вина воин скатывался кубарем со стены.
Работа в лечебнице не была трудной. Ксандер таинственно исчез, и Андромаха гадала, что с ним сталось, но большинство жрецов и целителей остались. Умирающих не кормили и давали им ровно столько воды, чтобы увлажнить рот. Тем, кто, скорее всего, должен был поправиться, давали воду, пока они не начинали жаловаться на голод; тогда их кормили.
Андромаха терпеть не могла находиться весь день во дворце: там царила атмосфера тяжелой тревоги, и она предпочитала работать среди раненых и умирающих, кормить их, разговаривать с ними, иногда держать их за руку, когда они умирали.
«По правде говоря, — подумала она, — всем не хватает работы». Ежедневная обычная жизнь города нарушилась из-за недостатка припасов, из-за усталости, порожденной нехваткой воды и еды, из-за высасывающей энергию жары. Большинство людей, если не стояли в очередях за едой, оставались дома. Бездействие порождало слухи и подпитывало страхи.
«У Пенфиселеи и Анио тоже слишком много свободного времени, — подумала Андромаха, — и они проводят его, обсуждая положение города с другими царскими слугами».
Мысли ее вернулись к предыдущей осени, к словам Кассандры, сказанным этим девушкам: «Вы должны научиться стрелять! Женщины Коня с луком и стрелами! Понимаешь? Ты понимаешь, Андромаха?»
— Да, Кассандра, — сказала Андромаха пустой комнате. — Теперь я понимаю.
Полит уже ожидал в мегароне с Баноклом и Каллиадесом, когда там появилась Андромаха. Она улыбнулась двум воинам, одному — светлобородому и могучему, другому — высокому и темноволосому. Она никогда не забудет, как они бежали вниз по склону холма, чтобы спасти ее в ту ночь, когда погибла Каллиопа. Тогда они были микенскими бунтовщиками, сражающимися с наемными убийцами, явившимися ее прикончить. А теперь они были самыми уважаемыми воинами Троянской армии. Андромаха слышала о смерти жены Банокла, и была полна сочувствия к нему, но в тот единственный раз, когда она попыталась выразить Баноклу свое сожаление, он грубо отмахнулся и пошел прочь.
— Полагаю, — сказала Андромаха Политу, садясь в мягкое кресло и сложив руки, — мы должны обсудить заботу о раненых и снабжение их едой. Вы бы не попросили меня встретиться с вами для того, чтобы обсудить вопросы стратегии.
Полит вздохнул.
— Наша единственная стратегия — это остаться в живых. Нас не атаковали пятьдесят пять дней. Жара и недостаток еды и воды сейчас наши худшие враги. Еды у нас едва хватит до осени. Колодцы могут высохнуть в любой день.
— Это вероятно? — спросил Каллиадес.
— Такое уже случалось раньше.
Полководец Лукан торопливо вошел в мегарон бок о бок с помощником царя Полидоросом и Ифеем — юным командиром Орлов.
— Оба колодца пересыхали от летней жары около сорока лет назад, — объяснил Лукан. — Реки тогда тоже усохли до тоненьких струек. Это было тяжелое лето. Весь скот пал. Нам пришлось забить большинство лошадей. Я никогда ничего подобного не видел. Но в тот год рано начались дожди, и мы выжили.
— Враги тоже страдают, — вставил Каллиадес. — У них сколько угодно воды, зато еда до них не доходит. У нас есть Гектор и Геликаон, чтобы позаботиться об этом. Армии Агамемнона опустошают всю округу. Там не осталось ни посевов, ни скота. А голодные воины — несчастные воины. Мы знаем, что один из вражеских отрядов наемников ушел десять дней назад, двинувшись на юг. Остальные тоже начнут уходить, если конца войны не будет видно.
— Это наша главная надежда, — сказал Полит.
— Нет, — вмешался Банокл, почесав в бороде, — наша главная надежда — что Агамемнон и его проклятущая свора царей нам сдадутся. Но это не очень вероятный исход.
