уловить.
Ее пальцы скользнули от локтей к плечам — так она и стояла, обхватив себя руками, прижав подбородок к запястью, перебарывая желание оглянуться и посмотреть, не стоит ли опять на пороге высокая, темноволосая фигура.
Признав и это, она быстрыми шагами двинулась дальше.
7
Анарис отложил свой дираж'у и откинулся назад.
— Вы верите в свое пророчество?
Лицо Панарха почти не изменилось — разве что блеск в глазах стал немного иным. Анарис не понимал, что это означает.
— В то, что я сказал твоему отцу? — улыбнулся Геласаар. — Первое, о чем я спросил своих советников, когда воссоединился с ними, — это о том, как закончился наш с ним разговор.
— Разве вы сами не помните?
— Не до конца. Шоковый ошейник подействовал весьма эффективно. — На шее у Панарха до сил пор еще не зажили багровые рубцы. — На твой вопрос я отвечу так: не знаю.
Я ведь, кажется, говорил тебе, что моя мать дважды видела во сне войну перед самым нашествием шиидранских орд? Но как-то она созналась, что перед моим зачатием ей снилось, будто она родит дочь. — Он весело прищурил глаза. — Вот и толкуй тут.
Анарис снова взял дираж'у, играя с его концами.
— Хотел бы я посмотреть, кто окажется прав.
Вийя ощутила легкое головокружение, предвещавшее контакт с эйя. Быстро отключив пульт, она склонилась вперед, закрыла глаза и опустила голову на руки.
Волнение эйя обожгло ей нервы, сделав контакт почти болезненным — как связь по слишком громко настроенному босуэллу.
Трофейная гиперрация. Они ни разу не волновались так с тех пор, как Аркад принес Сердце Хроноса.
Уровень их беспокойства возрос — они верещали на самых высоких нотах, которые используются только в моменты сильного стресса или на церемониях.
«Плохой знак», — подумала Вийя, борясь с головной болью, вызванной их речью и мыслями. Чтобы направить их в другую сторону, она сформулировала вопрос:
Иварда, благодаря таинственной связи между собой, и келли. Вийя тоже слышала мысли Иварда и знала, что он часто слышит ее мысли, хотя пока не различает их, — кроме тех случаев, когда она связывается с ним сознательно.
Эйя описали сны Иварда так, как их воспринимали, и перебрали остальной экипаж, хотя и не по именам. Они только ее называли Вийя — Та, Что Слышит, но человеческими именами не пользовались, а своих узнавали по описанию.
Локри, заключенный панархистами в сверхнадежный Первый блок по обвинению в убийстве. Пока только Жаим и Марим были у него — очень недолго.
Значит, Монтроз обнаружил какой-то заговор против Брендона Аркада? Вийю это не удивило.
Она поколебалась, чувствуя, что находится на краю пропасти. Но вопрос об умственном состоянии Аркада не грозил опасностью никому, кроме нее, и она спросила:
И где-то, словно отдаленное эхо, возник шепот мысли, помеченной знакомым накалом эмоций. Она может слышать и его, если сосредоточится.
Вийя оборвала эту связь.
Тут эйя, оставив Марим, объявили:
«Еще один, который слышит». Вийя не успела еще оправиться от последствий пси-контакта, как прозвенел вестник. Пришел тот, кто уже приходил к эйя по просьбе Элоатри — первый человек, помимо Вийи, наладивший с ними связь. Ей тогда пришлось буквально отрываться от их перевозбужденных мыслей — да и теперь их интерес к нему еще не ослаб. Хорошо, что их сейчас нет здесь. Вийя встала и открыла дверь.
Для нее было шоком снова увидеть должарианца, даже в одеждах одного из панархистских колледжей. Старик, высокий для ее соплеменников, нагнул голову, проходя в дверь. Широкий в плечах и груди, темноволосый и темнокожий, он носил длинную бороду, не скрывавшую ястребиного носа, широких скул и глубоких глазниц, характерный для жителя материка. Его отличало, помимо одежды, до нелепости мягкое выражение морщинистого лица.
— Меня прислала Верховная Фанесса, — сказал он вместо приветствия и продолжил по-должариански: — Я тоже выходец с Хореи, бежавший от Детей Дола.
Встреча с другим темпатом всегда трудна, но упоминание о Хореи сразу после контакта с эйя сделали ее еще более трудной.
Она чувствовала редкую силу его сосредоточения, от которой у нее мурашки бежали по коже. Инстинкт побуждал ее драться или бежать, но она подавила его и заставила себя слушать и рассуждать.
Ее вознаградил четкий личностный образ. Он обладал мощной эмоциональной меткой — Вийя знала, что и у нее такая же, — и ошеломлял своей сложностью. Но Вийя. не обнаружила ни жутковатого вывиха, отличавшего Норио, ручного темпата Хрима, ни навязчивой ласковости, свойственной одному известному владельцу клуба на Рифтхавене, который славился своим пристрастием к чувственным удовольствиям.
Сила этого человека, как бы велика она ни была, ее не настораживала, как не пугала вибрация палубы под ногами перед пространственными скачками.
Ее глаза, прикованные к его лицу, снова начали видеть — и она осознала, что они оба давно уже молчат. Но гость как будто не против был подождать, чтобы дать ей освоиться.
И это было сильнее всяких слов. Она сказала:
— Я Вийя — «Та, Что Слышит» на языке эйя. Товарищи по руднику до побега звали меня Смертельный Глаз. — В отдалении она услышала слабую рябь реакции эйя, которым стало страшно, и это на миг отвлекло ее. Она не любила эмоций, сопровождавших ее детские воспоминания.
Он склонил голову, как равный перед равным.
— Я до собственного побега был Мандериан рахал-Кхестели, из дома Нойгрианов.
— Нойгрианы... кораблестроители, — вспомнила она.
