трещинках штукатурки.
– Ты куда смотришь?
– Кажется, я знаю, что и где надо искать. По тону Сиверова Потапчук понял: тому не хочется делиться догадкой. Возможно, он сам еще не верит в нее, возможно, боится сглазить.
– Насчет увлечений Смоленского вам ничего не удалось узнать?
– Любовницы у него не было, – быстро ответил Федор Филиппович. Сиверов засмеялся:
– Я не об этом. Какие книги любил читать? Какую музыку любил слушать?
– Художественную литературу не переносил на дух, чтение вымысла считал безответственной тратой времени, зато музыку любил, большей частью классическую. Сотрудники, работавшие с ним, вспоминают, что в лаборатории часто звучала классическая музыка. Смоленский любил ставить опыты под оперные арии и под звуки симфонического оркестра.
– Да, и мне иногда так лучше думается. Что вы можете сказать о Горелове?
– Некоторое время ученые работали в одной связке, но потом то ли рассорились, то ли не поняли друг друга. Горелов не мог простить Смоленскому, что тот бросил науку, стал практиком.
– Чем сейчас занимается Горелов?
– Возглавляет лабораторию, как и раньше.
– Что разрабатывает?
– Мне трудно ориентироваться в сути проблемы. Это ты у нас специалист по вирусам, – и Потапчук бросил взгляд на книжку, стоящую на верхней полке, – что-то насчет сред обитания вирусов. Я, честно говоря, слабо в этом разбираюсь. Если хочешь, специалисты подготовят для тебя подробный отчет.
– Нет, не надо, я сам поговорю с ним.
– Ты рискуешь, Глеб, встречаясь с людьми, находящимися под наблюдением.
– Горелов тоже взят под контроль?
– Нет. Но он, как разработчик боевых веществ, в любой момент может попасть под наблюдение.
– Тем более есть повод встретиться с ним как можно скорее.
Потапчук взглянул на часы. Он рассчитывал пробыть у Сиверова не более двадцати минут, его еще ждали в управлении. Минуло семнадцать минут.
– Больше всего меня, Глеб, интересует, в самом ли деле Смоленский уничтожил свои разработки. Если нет, то где они сейчас? Я человек старой закалки и знаю: если с военного склада пропал ящик динамита, то где-то прогремит взрыв. Такие вещи не крадут, чтобы закопать их в землю. Если Смоленский догадывался о дне своей смерти, то, возможно, он спланировал и день, и место, знал, когда и где его разработки выплывут на божий свет.
– Рукописи не горят, Федор Филиппович, во всяком случае, так утверждал классик.
– Я продолжу поиск по контактам Смоленского, а ты удовлетвори мое любопытство: скучное, наверное, чтение – вирусология? – Потапчук снова посмотрел на книжку Смоленского и Горелова.
– Чтение на удивление увлекательное. Я и не подозревал, что вирусы – это совершенно иной мир, отличный от нашего с вами.
– Я даже слабо представляю, что такое вирус. Наверное, нечто вроде бактерии?
– Абсолютно нет. Они – иной принцип существования органической материи. Вирусом может быть и что-то похожее на живое существо, и просто цепочка молекул.
– Может, это и интересно, но практическую выгоду, житейскую, ты из чтения навряд ли извлек.
– Тут вы опять ошибаетесь. Тема СПИДа актуальна, во всяком случае если судить по телевизионным новостям.
– СПИД – вирус?
– Один из многих.
– Все время по телевизору, в метро предупреждают, чтобы не занимались любовью без презерватива, и теперь каждый, кто выходит на улицу без презика в кармане, чувствует себя ущербным.
– Мне придется вас разочаровать: презерватив не спасает от СПИДа.
– Неужели народ так беззастенчиво обманывают?
– Латекс, из которого презерватив изготовлен, – это нечто вроде мелкой рыболовной сетки. Воздухом его надуть можно, но надуть водородом уже не получится. Водород имеет очень маленькую молекулу, и она спокойно проходит сквозь поры латекса. А теперь представьте себе, что вирус СПИДа в сорок раз мельче, чем ячейка латексной сетки. Соотношение размеров вируса и ячейки примерно такое же, как у футбольного мяча и у ворот на поле.
– Да уж, слава Богу, во времена моей юности и зрелости о СПИДе никто слыхом не слыхивал, – Потапчук зажал портфель под мышкой и подал Глебу руку. – Даже если это единственное, что ты вынес из чтения, то читать книгу стоило, – Потапчук вздохнул. – Не представляю, как могут жить полноценной жизнью медики. Стоит мне почитать медицинскую статью или книжку, сразу же нахожу в себе симптомы всех болезней, описанных в ней. Наверное, это ужасно – смотреть на красивую женщину и знать все о ее внутреннем строении, видеть не только гладкую кожу, блестящие глаза, но и железы, нервы, кровеносные сосуды, представлять в ее животе сплетение тонких и толстых кишок.
– Я вас настроил на лирический лад. Генерал ФСБ – тоже профессия не из лучших. В цвете нации вы видите не только ученых, артистов, писателей, но и профессиональных шпионов, террористов и диверсантов.
– Глеб, всегда лучше знать правду, чем обманываться в людях.
Федор Филиппович наставил ворот плаща и торопливо спустился с лестницы.
Шофер терпеливо дожидался генерала в переулке.
– Василий, ты презерватив с собой возишь? – спросил Потапчук, устраиваясь на переднем сиденье.
Шофер несколько испуганно глянул на генерала:
– Разве я обязан? В инструкции на этот счет ничего не сказано.
– Я просто так интересуюсь.
Василий запустил руку в карман, извлек блестящий квадратик из пластиковой фольги, под ней проступало резиновое колечко.
– Зачем он тебе?
– Мало ли что может случиться? Настоящий мужчина должен быть готов к любому повороту событий.
– Можешь его выкинуть.
– Почему?
И Потапчук объяснил, скорее себе, чем шоферу:
– Ты спокойно пойдешь под пули в бронежилете?
– Бронежилет – это скорее психологическая защита, – заученно ответил шофер, – профессионалы целятся в голову.
– Ну так вот, то же самое и с презервативом. Поехали.
Шофер Василий растерянно опустил презерватив в карман и тронул машину с места. Иногда генерал поражал его странными вопросами. Чем именно занимается сейчас Федор Филиппович, шофер не мог знать, а вырванные из контекста дела вопросы казались более чем странными.
Двенадцатилетний Андрей Малышев крепко спал, обхватив подушку руками. Иногда во сне он вскрикивал и дергался. Дверь в его комнату открылась с грохотом. Мальчишка вскочил, натянул одеяло по самые глаза. В двери стоял отец, его кулаки были сжаты. Мужчина вращал глазами и морщился, словно от яркого света, хотя шторы в комнате мальчика были задернуты.
– Ну что, гаденыш, проснулся? – прохрипел отец, облизывая растрескавшиеся пересохшие губы.
– Что тебе надо? – прошептал мальчик.
– Не притворяйся, будто не понял.
– У меня нет денег.
– Нет, говоришь? А если я тебя, гаденыш, взгрею как следует?
– У меня нет денег.
– Это ты маме расскажешь, а мне голову не компостируй.
Мальчишка скривился и вот-вот готов был разреветься. Папаша сменил тон на ласковый.
– Дай на бутылку. Много не прошу. Андрей прижался спиной к холодной стене. Деньги у него были, но
