— А вот мне это не кажется смешным, — негромко сказала «солдат Джейн». Глаза у нее были темные, лицо задумчивое. — Ведь это поверье бытовало среди каннибалов, живших в различных частях света, никак друг с другом не связанных. Как знать, может быть, во всем этом что-то есть? Простите, Иван Иванович. Продолжайте, пожалуйста.
Глеб сделал последнюю затяжку. Сигарета сгорела до самого фильтра, курить в ней было уже нечего, и он с сожалением выбросил коротенький упругий цилиндрик в костер. «Выкурить, что ли, еще одну? — лениво подумал он. — Все равно ведь последняя. Не наелся — не налижешься… А с другой стороны, нечего себя баловать. Завтра я о ней еще вспомню, об этой сигарете…»
— А еще болтали, — продолжал Пономарев так спокойно, словно его никто не прерывал, — будто если кто тигра-людоеда подстрелит и сдуру или там с большой голодухи мясца тигриного поест, так этот тигр будто бы в него переселиться может,
— Ну-ну, — сказал Вовчик.
Гриша усмехнулся и покачал головой, а молчаливый Тянитолкай длинно сплюнул в костер. На лице у него застыло выражение презрительной скуки. Глеб посмотрел на Горобец. «Солдат Джейн» сидела обхватив руками колени и, положив на них подбородок, молча смотрела на Пономарева. Лицо у нее было напряженное, как тогда, на пристани, когда они ждали ушедшего на поиски проводника Тянитолкая.
— Вот тебе и «ну-ну», — спокойно сказал Пономарев. — Как говорится, за что купил, за то и продаю. Мне, брат, такого за всю жизнь не выдумать. Да я же и говорю, байки это все. Их и слушать никто не хотел, разве что спьяну, для смеха…
Тянитолкай широко зевнул — не слишком демонстративно, но и не особенно скрываясь, — вынул откуда-то из-за спины свой огромный нож, выбрал из кучи хвороста замысловато изогнутый сучок и принялся очищать его от коры, беззвучно насвистывая что-то под нос. Вовчик завозился, развернулся лицом к огню, ногами в темный лес, положил подбородок на сжатые кулаки и стал снизу вверх смотреть на Пономарева сквозь пляшущую завесу огня. На его полных губах блуждала неопределенная полуулыбка, но от скептических замечаний Вовчик воздерживался, хотя и было видно, что это дается ему нелегко.
Сиверов осторожно поднес к губам кружку, подул, убедился, что кипяток внутри уже немного остыл и не сожжет ему губы, и сделал первый глоток. Обоняние его не подвело: чай действительно имел непривычный привкус каких-то дикорастущих трав — терпкий, не имеющий, по мнению Глеба, ничего общего с чаем, но очень приятный. Он нашел глазами взгляд «солдата Джейн», кивнул ей и сказал, воспользовавшись возникшей в рассказе паузой:
— Очень вкусно.
— Спасибо, — улыбнувшись, ответила Горобец, — но комплимент не по адресу. Это Иван Иванович нашел эту травку… Как, вы сказали, она называется? — спросила она у проводника.
— Не знаю, как по-вашему, по-городскому, — заклеивая самокрутку, невнятно отозвался Пономарев, — а у нас ее медвежьей махоркой кличут. Да тут много всякой всячины растет, всего и не упомнишь. Вот Савка Хромой — из местных он, из узкоглазых, значит, — тот знатный был травник! Со всей округи к нему народ шел, как в поликлинику. Всем помогал, ага, и никто после не жаловался, даже, наоборот, хвалили. Сгинул он, Савка-то. По весне, вот как раз такой порой, в тайгу за травками пошел и не вернулся. Так его и не нашли — ни живого не нашли, ни мертвого. Да и не больно-то, по правде сказать, искали. Кто он такой, Савка-то, чтобы из-за него всю тайгу кверху дном переворачивать? Эвон, через месяц после него директор леспромхоза пропал. Вышел на ночь глядя нужду справить, и поминай как звали. Этого, правда, искали, да что толку? Пропал, будто его и вовсе не было. Из райцентра милиция приезжала. С собакой, ага. Вот где цирк-то был, вот где представление! Взяла, значит, эта псина след. Ну, известно, что за след — от крыльца до нужника, тут уж не ошибешься. Добежала она, значит, до нужника, покрутилась, понюхала, а потом как завоет, как заскулит! Хвост поджала и бегом обратно в машину. Уж как они бились, чтобы ее оттуда выманить, — нет, не пошла. Скулит, хвостом виляет, а из машины нейдет. Ну, будто тигра учуяла.
— Так, может, и вправду тигр? — предположил Вовчик.
— Кабы тигр, так следы остались бы, — резонно возразил Пономарев. — Ну хоть крови пятнышко, да нашлось бы. А так — ничего…
— Значит, плохо смотрели, — уверенно сказал Вовчик. — Знаю я этих районных следопытов, да еще в такой глухомани. А может, и тигра никакого не было. Проворовался начальничек да и дал тягу, не дожидаясь ревизии. Ну, а дальше-то что?
— А чего дальше? Дальше, как говорится, пошло и поехало… То бабы за грибами, за ягодами подадутся — пойдут втроем, а вернутся двое, то мужик с охоты не придёт, то дитё по дороге из школы средь бела дня сгинет, да так ловко, что никто ничего не видал и не слыхал… А кто на Каменный ручей зверя промышлять ходил, тех, сказывают, видели. Да только лучше бы их никому не видеть… Словом, так поселок мало-помалу и вымер — кто на Большую землю утек, кто без вести сгинул… Кто как, в общем.
— Постой-ка, — возмутился Вовчик, который, как и Глеб, сразу уловил, что в рассказе проводника чего- то недостает. — Ты чего это, сказитель? Пролог рассказал, эпилог рассказал, а остальное где?
— Какой такой эпилог? — в свою очередь, возмутился Пономарев. — Ты чего ко мне вяжешься? Говорю же: не любо — не слушай, а врать не мешай!
— Вот чудак человек! Да ври себе, сколько влезет, только тогда уж давай по порядку. Что случилось-то? Каменный ручей-то здесь при чем?
— Так я же и говорю! — сердито воскликнул Пономарев. — Чего привязался, леший? Сам с толку сбивает, а потом сам же и недоволен… Говорю же, проклятое это место! Мы-то, которые тутошние, над стариковскими байками, известно, смеялись, а только на Каменный ручей все одно ходили с опаской: ну, мало ли… Старикам-то их байки тоже, поди, не ветром надуло. Да и кто его ест, тигра-то, если разобраться? Кошка ведь, хоть и большая. Китайцы — те да, те все подряд за обе щеки трескают, им чем противнее, тем лучше. А нам тигриное мясо ни к чему, в тайге дичи и без тигра навалом. Словом, байки байками, а на себе пробовать никому не хотелось. Да ведь и не каждый тигр в тайге — людоед… Я-то этих людоедов сроду в глаза не видал, а что мужики по пьяному делу врали, так кто ж пьяные враки слушает-то? Человек после месяца в тайге такого наплетет, что десять профессоров не разберут, где правда, где выдумка, а что ему ночью со страху померещилось. Ну, и вот, значит, годочков уж с десять тому приехали в наши края какие- то… Да вот, вроде вас. Разодеты в пух и прах, карабины у всех фартовые, ножи штучные — хоть гвозди руби, ничего им не сделается… Ну, директор леспромхоза тогда еще жив был, да и участковый наш тоже, земля ему пухом… Словом, о чем они промеж собой толковали, нам никто не докладывал. Надо думать, ручку начальству заезжие артельщики густо позолотили, чтоб оно, начальство, в их дела свой нос не совало. Да могли бы и не золотить, потому как где Каменный ручей, а где поселок? Участковый тоже… Один он у нас был, а участок с добрую эту, как ее… Бельгию, что ли. Но они, артельщики эти, решили, видать, чтоб все было по закону — кому на лапу, кому по шеям… Ну, одним словом, ушли они к Каменному ручью. Мишку Сидоркина в проводники взяли и ушли. Чего они там, на ручье, делать собирались, никто не знает, однако
