Храни свя-тый бо-же нас...
Нет, этого не было в Америке!
Бабы, лучины не жгите без толку.
Ночью от них до беды недолго...
'Туу-туу-туу!' - слышно издалека, точно рев коровы. Это ночной сторож трубит в рог.
VIII
Штепан закладывает телегу.
- День добрый, хозяин. Хотите поглядеть на лужки?
Юрай хмурится. Что я, барский приказчик, чтоб ездить в телеге осматривать поля? А впрочем, почему бы не съездить? Дома делать нечего, некуда даже на покос выйти. Взглянуть разве на Поланины владения?
На Штепане широкие холщовые штаны и синий фартук. Сразу видать - из степи. И черномазый, как цыган. Гикнет на коней - упряжка летит с грохотом, со звоном. Юрай ухватился за телегу, а Штепан стоит, сдвинув шапку на затылок и высоко подняв вожжи, размахивает бичом над лошадиными спинами. Ну, ну, полегче, нам ведь не к спеху!
- Слушай, - недовольно ворчит Юрай, - зачем ты так сильно натягиваешь вожжи? Смотри, как они дергают мордой. Больно ведь им!
Штепан оборачивается, ухмыляясь.
- Так нужно, хозяин. Чтобы повыше держали голову.
- Зачем? - возражает Гордубал. - Пусть держат, как привыкли.
- За это хорошо платят, хозяин, - объясняет Штепан. Всякий покупщик первым делом смотрит, как конь голову держит. Вы гляньте-ка, сударь, гляньте - как они славно бегут: одними задними ногами, а передними только перебирают. Н-но!
- Да не гони ты их так! - просит Гордубал.
- Пусть учатся бегать, - равнодушно возражает Штепан. Какой прок, хозяин, от смирного коня?..
'А как возит Штепан Полану? - думает Гордубал. - Наверно, вся деревня оборачивается: вот едет Гордубалова жена. Ну, прямо помещица! Гордая, руки сложила на груди. А чего не быть ей гордой? Слава богу, Полана не как все женщины.
Крепкая и прямая, что сосна. Дом построила, словно барская усадьба, семь тысяч взяла за пару коней, значит можно держать голову высоко. Это, братцы, всегда на пользу!'
- Вот она, степь, - показывает кнутом Штепан. - До тех акаций вся земля хозяйкина.
Весь разбитый, Гордубал слезает с телеги. Растряс-таки меня, дьявол! Так вот она, степь? Вправду, трава по пояс, да сухая, жесткая. Нет уж, брось ты басни рассказывать! - где тут свеклу посадишь?
Степь она степь и есть.
Манья чешет в затылке.
- Прикупить бы, хозяин, еще вон тот кусок, и можно хоть три десятка коней пасти.
- Ну, - возражает Гордубал, - трава-то совсем сухая, ни жиринки в ней.
- А на что он, жир? - ухмыляется Штепан. - Конь, хозяин, должен быть поджарый. На убой его откармливать, что ли?
Гордубал не отвечает. Подходит к лошадям, гладит их по мордам.
- Ну, ну, малыш, ты молодец, не бойся... Что прядешь ушами? Экий ты умница! Ну, чего хочешь, почему бьешь копытом?
Штепан распрягает лошадей, выпрямляется и говорит резко:
- С конями разговаривать нельзя, хозяин. Испортятся.
Гордубал быстро оборачивается. Дерзость такая - да хозяину? Нет, верно, он просто так. Не хочет, чтобы лошади ко мне привыкли. Да я не буду в твои дела путаться, бес ты эдакий. Ну-ну, не злись!
Штепан пускает лошадей пастись и берет косу - накосить сена. Эх, дурень, надо было взять с собою и вторую косу, вздыхает Юрай и принимается разглядывать горы над Кривой. Вот где настоящие поля!
Правда, камней многовато, но зато картошка, овес, рожь растут. Тут вот рожь еще не снята, а там уже вяжут снопы.
- А кто же купил наше поле наверху, Штепан?
- Какой-то Пьоса.
Ага! Пьоса. Андрей Пьоса - Гусар. Вот почему он тогда в корчме не подошел. Совестно ему, что выманил землю у бабы. Юрай глядит вверх. Странно!
Поле Гордубала точно спустилось с гор и разлеглось здесь, в степи...
- А Рыбары где? Тут внизу? - интересуется Гордубал.
- Вон там, - говорит Штепан. - В той стороне. Три часа езды отсюда.
- Три часа! Не близко, стало быть, до Рыбар.
Гордубал от нечего делать срывает стебелек и жует его. Трава кислая какая-то, скрипучая. Нет, у нас в горах на полонине трава совсем другая на вкус, пряным тимьяном отдает. Юрай бредет по степи все дальше и дальше. Экая гладь, ничего не видно, одно небо, да и то какое-то пыльное, не то что в горах. А вот кукурузное поле. И вправду, высока кукуруза, в человеческий рост, настоящие заросли. А что толку? Пустить разве сюда свиней?.
Нива - это другое дело, она как тулуп.
Акация? Юрай не любит акацию. Там, наверху, терн и шиповник, рябина и можжевельник, и никаких дурацких акаций.
Уже скрылся из вида Манья в фартуке и высоких сапогах. Как это так - не поговорить с конем?
Конь - умная тварь, не хуже коровы. От слов он смирней делается.
Степь расстилается перед Юраем, нагоняя на него тоску. Словно море - куда ни глянь, везде одно и то же. Поднял голову Юрай - посмотреть на вершины. Эх вы, горы, горы, и вас равнина делает маленькими, незаметными. А пошагай-ка в гору, поймешь, что это за край! И Юрай, не выдержав, отправляется домой пешком, махнув рукой на Штепана с его телегой. 'Погляжу по дороге на хлеба', - думает он.
Целый час идет Гордубал, а горы все еше далеко. Экая жара тут, и ветерок не повеет; вот она, степь ваша. Подумай, так далеко завез меня Штепан!
Знай, понукает коней, - и мы уже на краю света.
Резвые рысаки у Поланы. 'Какой прок, хозяин, от смирного коня?'
Гордубал шагает уже добрых два часа. Слава богу, вот наконец и деревня. Нищий цыганский табор раскинулся среди зарослей белены и дурмана.
Вот и кузница у дороги. Гордубал останавливается, озаренный неожиданной мыслью. Постой, Полана, я тебя потешу. Он заворачивает к кузнецу.
- Эй, мастер, сделайте мне крюк.
- Какой крюк?
- Ну, крюк как крюк, к дверям, для запора. А я подожду.
Кузнец не узнает Гордубала - в кузнице темно, и горн слепит глаза. Крюк так крюк. Кузнец с грохотом кует железо.
- А что, кузнец, хороши кони у Гордубаловой?
- Ну и кони, не кони, а черти! Только для господ они, не для мужицкой работы, дядюшка. А подковать их - ого! Два парня держат такого беса.
Гордубал глядит на раскаленный кусок железа.
Да, принесу я, Полана, кое-что для твоего хозяйства.
- И дорого стоит такой конь, а, кузнец?
- Разрази меня гром! - плюет кузнец. - Слышал, что хотят за него восемь тысяч. Эдакие деньги за лошадь! А какой от нее толк? Охромеет такой леший - и все тут. Не в пример лучше гуцульский коняга или мерин: спина, как алтарь, грудь будто орган в церкви. Куда там! Это в старину бывали кони. А нынче трактор! Говорят, помещик луга продает, - зачем, мол, сено, и кони ни к чему, теперь всюду машины.
Гордубал кивает головой. Верно, машины - как в Америке. Надо приглядеть, чтобы Полана не наделала глупостей. Наедут машины, - что тогда с лошадьми делать? То-то и оно. Нет, нет, Полана, не отдам я своих долларов на луга. Поле и коровы - другое дело, а машиной сыт не будешь. Как? Думаешь, от коров и поля доходу нет? Мало ли что: может, и нет, зато хлеб свой и молоко. Так-то!
