корабль, но ведь, когда я стану женатым и уважаемым человеком, одной «И-Тимад» мне явно будет недостаточно!
— А на постройку корабля хватит времени? — спросила мать.
— О, с лихвой! Зейнаб предстоит обучать еще по крайней мере год, прежде чем она будет готова ехать в Кордову. Она, бесспорно, талантлива, но должна быть совершенством во всех отношениях. Только тогда достигнута будет цель Донала Рая и моя…
— Она дочь викингов? — тихо спросила мать.
— Нет, — в тон ей ответствовал Карим. — Она из Аллоа. А в Эйре ее привез викинг, — который взял ее в монастыре, куда малышку отослали ее равнодушные родичи. Если ты спросишь ее, мама, она сама все тебе подробно расскажет о своей жизни. Девушка не стыдится прошлого. — Она горда?
— Зейнаб — дочь благородных родителей, Мать понимающе кивнула… Дева благородных кровей — и столь резкий поворот в судьбе не сломил ее! Отец Алимы был состоятельным землевладельцем. И она понимала, сколько сил потребовалось Зейнаб, чтобы выстоять — ведь сама она когда-то… Да, теперь Алима просто жаждала познакомиться с девушкой!
— Пусть твоя гостья отдохнет пару дней после утомительного плавания, — вслух произнесла Алима. — А потом я приеду, и мы встретимся.
— И я тоже приеду! — жизнерадостно подхватила Инига.
— Если я позволю, — уточнила мать.
Все рассмеялись, прекрасно понимая, что даже если эта Зейнаб окажется неподходящей подругой, то малютка Инига все равно настоит на своем…
Карим приказал подать крытые носилки — их тотчас же принесли рабы-носильщики. Приказав им немедля отправляться на причал. Карим пересек сад и вышел на улицу через те же маленькие воротца. За стеной уже вовсю кипела жизнь. Уличные торговцы катили перед собою тележки с товаром, звонко зазывая покупателей. Женщины из порядочных домов, сопровождаемые служанками, укутанные покрывалами с головы до ног, грациозной походкой направлялись на рыночную площадь за покупками, товары были разложены на деревянных прилавках и просто на земле под яркими навесами, защищающими их от палящих солнечных лучей. Заметив торговца фруктами, Карим остановился и купил огромную круглую дыню…
Разгрузка трюмов «И-Тимад» уже началась под присмотром Аллаэддина-бен-Омара. Носильщики спешили вниз по сходням, сгибаясь под тяжестью тюков и узлов, их черные спины лоснились от пота. Процессия направлялась в сторону склада. Из отверстия трюма при помощи мощной лебедки уже поднимали одну из огромных агатовых колонн. Карим наблюдал, как самые сильные рабы бережно укладывают ее на повозку, запряженную тремя парами мулов… На полу склада было уже расстелено сено, чтобы на полированной поверхности не осталось царапин.
Карим поднялся на борт и обратился к Аллаэддину:
— Проследи, чтобы все наиболее ценное отвезли ко мне на виллу — золото, драгоценности… Потом выставь стражу вокруг склада. Позовешь меня, когда прибудут носилки.
— Здоров ли твой отец? — спросил Аллаэддин.
— Здоров! И все здоровы, хвала Аллаху! Инига объявила, что собирается замуж, но подробностей я не успел узнать. Просто не было времени… О Аллах.., неужели же девочка уже выросла?
Аллаэддин хмыкнул:
— Да, и мне кажется, словно еще вчера она была малышкой с двумя золотистыми хвостиками и умоляла нас взять ее с собой в море! Помню, как носил ее на плече… А кто этот счастливчик? Твой отец очень богат, и наверняка сам сделал выбор.
— Отец предоставил ей самой это право, — отвечал Карим. — Инига у нас младшенькая, к тому же единственная дочь в семье, и всеобщая любимица. Никто из нас не желал бы видеть девочку несчастной. Ей просто повезло? — он хлопнул друга по спине, — А ты прекрасно справляешься с разгрузкой.
Войдя в каюту, он показал свою покупку Зейнаб и Оме.
— Это и есть дыня. Специально купил для вас на обратном пути. — Он положил дыню на стол и, вынув из , южен кинжал, принялся разрезать ее. Вручив каждой из девушек по сочному ломтику, он стал терпеливо ждать их реакции.
Зейнаб впилась белыми зубками в сладкую мякоть и сосредоточенно начала жевать. Еще кусочек… Потом еще еще…
— М-м-м-м-м… Необыкновенно!
Ома лишь кивнула, проворно слизывая язычком капельки сладкого сока.
— А здесь есть еще другие фрукты, ну, вроде дыни? — Зейнаб положила на стол корочку и потянулась за новым ломтиком.
— Апельсины, бананы, гранатовые яблоки, абрикосы, инжир и виноград, — отвечал он. — Ты попробуешь все, мой цветочек.
— А я думала, что виноград лишь для приготовления вина…
— И еще для еды, моя обожаемая маленькая дикарка! — Карим заключил ее в объятия и поцеловал в сладкие губы. Она судорожно вздохнула, а он рассмеялся:
— Ты чересчур горяча для дочери севера, — поддразнил он ее, легонько покусывая мочку уха.
Зардевшаяся Ома отвернулась. Зейнаб же сказала:
— Следуя логике твоих рассуждений, господин мой, с легкостью можно предположить, что ты, будучи сыном юга, можешь быть сдержан и холоден, но я трепетно надеюсь, что это не так.
— Нет… — шепнул он, прижимая ее к себе так, чтобы она вполне ощутила волнение его плоти. — Я столь же горяч, как и ты, Зейнаб, цветочек мой! — Большие ладони Карима накрыли ягодицы девушки. Он еще сильнее прижал ее к себе:
— Сейчас! — шепнул он ей на ушко. — Отошли Ому, я хочу тебя сейчас, здесь… — он прильнул губами к ее нежной шейке.
К его крайнему изумлению, девушка проворно выскользнула из его объятий и даже отступила на шаг:
— Не время и не место, мой господин! Разве еще не прибыли носилки? Я жажду хорошенько искупаться с дороги, — притворно вздохнула она.
Пораженный, он во все глаза глядел на нее, но, овладев собою, снова притянул девушку к себе, и ладонь его проникла в вырез кафтана.
— Твое сердечко бурно колотится, — заключил он, выпуская ее. — Великолепно, Зейнаб! Талантливое представление! Горжусь тобою, красавица моя! Отлично сыграно! Да поможет Аллах калифу — ты опасная женщина… Ты выглядишь совершенно невозмутимой. Никто, взглянув на тебя, не скажет, что на самом деле ты изнываешь от желания, впрочем, как и я сам…
Послышался стук в двери, а потом голос Аллаэддина:
— Носилки уже здесь. Карим. Твой отец прислал также лошадь для тебя.
— Ома, открой вон тот маленький сундучок, — приказал Карим служанке. — Там лежит уличное облаченье для вас обеих.
Девушка с удивлением извлекла на свет два странного вида черных наряда. Помогла Зейнаб надеть один, а второй грациозно накинула на себя. Взглянув на госпожу, она неудержимо захихикала;
— По-моему, мы больше всего напоминаем двух старых ворон, госпожа. Ничего не видно — одни глаза…
— Именно так и должны быть одеты уважающие себя женщины на улицах города, — сказал Карим. — Лишь дамы сомнительной репутации и легкого поведения отваживаются показать лицо, тело, волосы… А в таких нарядах все женщины на одно лицо, и богатые, и бедные. Ни один мужчина не позволит себе приблизиться к женщине, подобным образом одетой, и даже попытаться привлечь ее внимание. Ведь подобное преступление у нас карается смертью. Так что в этих одеждах вам ничто не угрожает.
— А почему они черные? Это же так некрасиво! — воскликнула Зейнаб.
— Для большей скромности. А теперь пойдем. Солнце все припекает, а носильщики ждут. К самому последнему рабу следует относиться уважительно, если он покорен и хорошо трудится.
Девушки, предводительствуемые Каримом-аль-Маликой, вышли из каюты.
— Опустите глаза, — тихо приказал он. — Ни одна уважающая себя женщина не дерзнет взглянуть в глаза постороннему мужчине. Рабы и евнухи, разумеется, не считаются мужчинами.
