уколоться можно».
Жорка скользил взглядом с одной фотографии на другую, и все его не устраивало: то грудь слишком мала, то ягодицы худые, то лицом не вышла. Наконец он перевел взгляд на левый верхний угол, где была небольшая фотография, единственная на развороте «с человеческим лицом», без всяких там ухищрений и выпендрежа. Лоб у Жорки сжался в гармошку, стал похожим на голенище ношеного сапога. Брови поползли вверх, а незажженная сигарета вывалилась изо рта, но не упала, а повисла, приклеившись к нижней, мгновенно высохшей губе.
«Вот те на!» — подумал Жорка, еще не веря собственным глазам. С фотографии на него смотрела та самая женщина, которая сидела с фотоаппаратом на шее за этой самой стойкой.
— Не может быть! — уже вслух проговорил он и подался вперед, чтобы получше рассмотреть маленькую фотографию. — Точно, она!
Затем по слогам он прочел подпись: «Екатерина Ершова. Москва». Заметка в журнале была короткой, и несмотря на слабое знание английского, Жорка все понял.
В критические моменты даже у дураков ум проявляется, они становятся сообразительными. А идиотом Жорка не был никогда, всегда чувствовал, когда дело ему сулит прибыль, а когда неприятности. Теперь же он не мог толком понять, радоваться новому открытию или огорчаться. Из разговоров со следователями, из бесед с журналистами он понял, что каждый свидетель на вес золота. Всех интересует женщина, которая, возможно, сфотографировала сам момент убийства.
«Кажется, я один только знаю, кто она такая, — сообразил Жорка, — а все они считают, что эта баба — англичанка. А чего ж ты, Жорка, хотел, ты сам их убедил в этом, — и мысли в голове Жорки закрутились, как собака, у которой в хвосте запуталась пчела. — Может, она специально говорила по-английски, чтобы потом ее не нашли? Может, она знала о том, что здесь затевается? Если это так, то тогда мне лучше молчать, значит, она заодно с бандитами».
И тут же вспомнились всяческие истории, почерпнутые Жоркой из телевизора, бульварных книг, сплетен, о том, как сами бандиты звонят журналистам и приглашают их на место будущего преступления, правда, не предупредив при этом, что именно должно произойти. Трясущимися руками Жорка закрыл журнал и почувствовал, как тот жжет ему пальцы. От невероятного напряжения он вспотел и испугался, даже больше чем тогда, когда звучали выстрелы.
«Ментам рассказать надо, — рука Жорки привычно скользнула на полку. Но тут бармен вспомнил, что сам полчаса тому назад отключил телефон и спрятал его в сейф. И тут же ощутил, как по спине побежали капельки пота. — А если телефон прослушивается? А если за мной следят? Вполне может оказаться, что кто-нибудь из бандитов прогуливается по набережной и смотрит, кто со мной беседует, прислушивается к тому, что я говорю?»
Жорка осторожно выглянул из-за стойки и осмотрелся.
На набережной было не очень-то многолюдно, но среди двадцати-тридцати человек вполне мог оказаться тот, кого следует опасаться. Жорка нашел газету, завернул в нее журнал и спрятал его в картонную коробку от банок с кока-колой.
Но от этого волнение меньше не стало, пот все еще прошибал Жорку. Ему казалось, будто картонный ящик сделан из стекла и сквозь него просвечивается чертов журнал. Если раньше Жорку не интересовало, залезет ктонибудь ночью к нему в бар или нет, то теперь ему казалось, что стоит отойти метров на пятьдесят, как непременно сюда влезут грабители.
— Нет, нет, нет, — приговаривал он, вытаскивая журнал и думая, куда бы его получше спрятать, — надо его унести отсюда.
Самое странное, что простая мысль — взять и уничтожить журнал, сжечь его, выбросить — Жорке в голову так и не пришла. Его руки словно приросли к журналу, и он думал лишь о том, как бы ненадежнее его спрятать. Самым надежным местом ему представлялась собственная квартира: железные двери, решетки на окнах, хотя и жил он на втором этаже.
Жорка втянул живот, вытащил рубашку, заправленную в брюки, и сунул журнал за брючный ремень. Ощутил кожей прохладу глянцевой обложки, которая холодила даже сквозь газету. Минут пять ушло на то, чтобы опустить железные роллеты, и Жорка, обмирая от страха, двинулся по набережной.
«Звонить ментам или нет?» — подумал бармен и обернулся.
За ним метрах в десяти шла парочка, чуть подальше он заприметил одинокого мужчину — длинный плащ, руки в карманах. На мгновение их взгляды встретились, и Жорка втянул голову в плечи. В чужом кармане ему почудился смертоносный пистолет.
Ему захотелось тут же сорваться с места и бежать сломя голову до самого метро. Но он пересилил страх и пошел медленным шагом. Журнал предательски похрустывал, и бармену казалось, что все вокруг слышат этот хруст.
Но страх, который он испытывал на набережной, был ничто по сравнению с тем, который возник в его душе, лишь только Жорка свернул на узкую улицу, где горели тусклые фонари. Надобности в них особой не было, поскольку ночь была светлая. Но вот звуки Жоркиных шагов!
Они, как показалось бармену, заполнили всю улицу. Отражались от стен, дробились, множились, словно не он один шагал по тротуару, а еще дюжина людей. «Нервы расшалились. Приду домой, выпью водки», — подумал бармен. хотя обычно не пил.
В конце концов он добрался до дома. На крыльце подъезда его сердце учащенно забилось то ли от радости. то ли от страха, Жорка об этом особенно не задумывался.
Он вошел в темный подъезд, пропахший какой-то дрянью, плесенью, бензином, блевотиной. «Как в туалете», — подумал Жорка и бегом бросился наверх, перескакивая ступеньки. К перилам он в темноте прикасаться боялся.
Он уже вытащил связку ключей, уже сунул ключ в верхний замок, открыл его. А когда сунул ключ в нижний замок и собирался повернуть его, то услышал дыхание и почувствовал, как в спину уперлось что-то твердое. Он обомлел.
— Открывай! — прошептал мужской голос прямо в ухо.
Он повернул ключ, язык словно прирос к небу. Его буквально втолкнули в квартиру.
— Зажги свет! — слышал он все тот же тихий шепот.
Жорка нажал на кнопку выключателя. Дверь за спиной почти бесшумно захлопнулась.
— Без глупостей! — сказал мужчина. Жорка хотел обернуться, ему это позволили сделать. Перед ним стояли двое. Один был в светлом длинном плаще и берете, второй — в кожанке.
— Ты Софроновский? — спросил мужчина в плаще.
— Я, — признался Жорка.
— Ты бармен?
— Я.
— Нам с тобой поговорить надо.
— Кто вы? — спросил Жорка.
— Тебе дело? — этот ответ был более красноречивым, чем если бы ему предъявили паспорт, удостоверение или другие документы. — Будешь много знать, будешь очень мертвый. А если не будешь болтать, то будешь живым, — мужчина в кожанке рассмеялся, причем беззлобно и безобидно, как-то даже по-детски. В его руке был пистолет, большой, массивный, тяжелый.
Мужчина в плаще быстро обыскал Жорку, втолкнул в гостиную и приказал:
— Сядь и сиди. И слушай. Я буду задавать вопросы, а ты станешь отвечать. Если мне твои ответы не будут нравиться, у тебя возникнут проблемы.
— Что вам надо? — спросил бармен.
— Что у тебя спрашивали менты? Что ты видел?
— Где? Когда?
— Дураком прикидываешься? — сказал тот, у которого в руке поблескивал пистолет. Я не мент, церемониться с тобой не стану.
— Я.., я вам все скажу! — эти слова сами вырвались из горла, как птица вырывается из открытой клетки. — Все скажу, только не убивайте!
Вид у этих двоих был грозный, да и мысли о смерти сделали свое дело. Жорка сдался, причем мгновенно потерял контроль над своими мыслями. И если бы его сейчас заставили подписать какую-нибудь бумагу, он
