не задумываясь поставил бы закорючку в правом нижнем углу листа и даже не спросил бы, что он подписывает и зачем. Если бы даже это был смертный приговор, Жорка не поинтересовался бы содержанием и не стал бы уточнять, когда приговор собираются привести в исполнение.
— Вот, здесь, все.., все! — развернув газету, Жорка вытащил журнал.
— Что здесь? — спросил мужчина в белом плаще.
— Здесь та баба. Все думают, что она англичанка, а она никакая не англичанка. Она Ершова, русская, что ни на есть самая настоящая русская. Из Москвы, фотограф.., вот, здесь все написано.
— Какая баба? — мужчина в кожанке навел на Жорку пистолет, и тому показалось, что толстый указательный палец сейчас нажмет на спусковой крючок и пуля войдет прямо в лоб, и на этом все закончится.
— Что, вы не знаете? Я же говорил ментам, говорил…
И тем, которые из генпрокуратуры, и тем, которые из ФСБ, и тем, которые из уголовки, и тем, которые занимаются организованной преступностью, что была баба, а потом она исчезла, как улетучилась. Она фотографировала. Понимаете, она фотограф.
Мужчина в белом плаще взял журнал и принялся рассматривать разворот.
— Менты это знают?
— Нет, нет, они ничего не знают! Я только сегодня случайно журнал нашел. Они даже не знают, как ее зовут, я только вам это рассказал и больше никому.
Бармен никак не мог понять, чеченец перед ним или азерб.
— — Точно больше никому? — спросил мужчина в кожанке, продолжая улыбаться беззлобно и по- детски.
— Да-да, только вам, больше никому не говорил! Да мне и некому было рассказать, я только вечером журнальчик нашел. Вы мне ничего не сделаете, правда? Заберите журнал, берите его себе. Я никому ничего не скажу, буду молчать, как рыба!
Мужчины переглянулись. Тот, который был в кожанке, потер кончик носа, затем переложил пистолет из правой руки в левую:
— Интересные новости получаются, а?
Мужчина в белом плаще кивнул.
— Так ты говоришь, об этом никто еще не знает?
— Нет, нет, никто! Я даже хозяину не говорил.
— Это правильно, это ты хорошо сделал, Софроновский. Тут ты, конечно, молодэц!
Слово «молодэц», произнесенное с кавказским акцентом, подтвердило догадки бармена насчет происхождения мужчины в белом плаще и в просторном черном берете.
«Азерб или чечен? Но что не грузин, это точно».
— Если ты кому-нибудь скажешь о нашей встрече, о нашем визите, ты покойник. Надеюсь, это ты понимаешь? — улыбаясь, произнес мужчина в кожанке, засовывая пистолет в кобуру под левой рукой.
— Я же не идиот какой-нибудь, я же соображаю.
— Ну, вот и хорошо, если соображаешь. А то мы тебя тут заждались. Мы так и думали, что ты что- нибудь знаешь и обязательно расскажешь. Так что, спасибо тебе, Жора, спасибо.
— Пожалуйста, пожалуйста… — угодливо заглядывая в глаза то одному, то другому пробормотал Жора. — Я же всегда рад помочь. Ментам ни слова не сказал, я их, честно признаться, нелюблю. Они все какие-то…
— Какие? — спросил мужчина в белом плаще, нависая над Жоркой.
— Гнусные они все, гнусные! — испуганно выкрикнул Жорка.
— Потише, потише, не горячись. Мы поняли, что они гнусные, сами это прекрасно знаем. А ты один живешь? И не скучно тебе? — мужчина в кожанке оглядел интерьер квартиры, несколько раз цокнул языком.
— Да, один. Мама у меня еще есть, она за городом, на даче, на заливе. Там у нас маленькая дача.
— Понятно, понятно… Так ты говоришь, и люди из генпрокуратуры тебя допрашивали?
— Допрашивали несколько раз. Просили, если я что-нибудь вспомню, то чтобы обязательно им позвонил.
— Но ты же не дурак, звонить не станешь?
— Нет, что вы, что вы, конечно, не стану! Зачем мне это, я не сумасшедший!
— Хороший ты человек, Жора Софроновский, сознательный. Можно сказать, ты людей спас, причем людей хороших.
Ты успокойся, мы уходим, звонить никуда не надо, — еще раз напомнил мужчина в кожанке, продолжая улыбаться своей идиотской, по-детски обезоруживающей улыбкой.
Когда дверь захлопнулась, Жорка вылетел из кресла, словно его вытолкнула невероятная сила. Подскочил к двери, закрыл все замки. Сердце билось так сильно, что ему показалось — еще пара секунд, и оно выскочит через рот, как выскакивают пельмени. Он бросился на кухню, прижимая руки к груди, пытаясь остановить сердцебиение. Распахнул холодильник, достал начатую бутылку водки. Закрыл глаза и, не ощущая ни вкуса, ни крепости напитка, принялся жадно глотать, словно это была минеральная вода, причем даже не газированная. И странное дело, с каждым глотком сердце опускалось ниже и ниже. Когда в бутылке кончилась водка, сердце билось уже там, где положено.
Жорка нашел сигарету, закурил, жадно затягиваясь. К окну подходить боялся, опасался выстрела.
'С ума сойти, они меня не убили! Ну и гады! Один явно азерб, — Жорка вспомнил, как мужчина в белом плаще произнес слово «маладэц». — Точно, точно, азербы!
Или чеченцы?'
Всю ночь бармен провел на ногах, бросаясь от стены к стене в своей квартире. Окна, форточки, двери — все было закрыто. Жорка курил, пепел падал на ковер, но его это абсолютно не волновало.
Глава 13
Полковника Барышева одолевали смешанные чувства.
С одной стороны, он понимал, что следствие по делу об убийстве Малютина практически завершено. Можно готовить представление следователей к новым званиям, составлять списки претендентов к награде.
С другой стороны, получалась не совсем приглядная картина. Ему так и не удалось опередить убийц, до самого взрыва белого «Опеля» он шел за ними по следам, но ни на секунду не вырвался на шаг вперед. Если выстраивать логическую цепочку, то получалось складно. Азербайджанцы, пообещавшие отомстить Малютину, привели угрозу в исполнение.
Трое убийц сделали черное дело, а затем сами же подорвались на собственной бомбе. То ли таймер не правильно выставили, то ли коротнула проводка. Чего еще можно ожидать от парней, проучившихся в школе самое большее четыре класса, а затем постигавших премудрости жизни на поле боя в Карабахе?
Найти заказчика убийства от Барышева никто практически и не требовал, знали, дело это бесполезное, никогда не соберешь достаточно доказательств. Вот если бы исполнители остались живы, тогда их можно было бы прижать.
Полковник Барышев дураком не был и нутром чувствовал, что ему подсунули версию, которая устроит всех: и администрацию президента, и настоящих заказчиков убийства, и общественное мнение. Ну скажите, кто поверит в то, что русские убивают русских? Азербайджанцы же и чеченцы подходили на эту роль идеально.
Куда комфортнее жить с мыслью, что кавказцы убивают славян. Люди готовы к такому восприятию событий — кавказцы плохие, славяне хорошие. Как в кино: фашисты и наши.
У Барышева не было сил спорить с представителями генпрокуратуры. Он даже не заикнулся о своих подозрениях на пресс-конференции, хотя в душе надеялся, что какой-нибудь дотошный журналист задаст каверзный вопрос. Но каверзного вопроса так и не прозвучало, спрашивали лишь о том, как скоро силы правопорядка смогут справиться с кавказскими, в частности с азербайджанской, преступными группировками в городе. Поэтому после пресс-конференции полковник Барышев чувствовал себя совсем уж отвратно, представив, как будут ехидно усмехаться настоящие заказчики убийства, когда посмотрят в «Новостях» фрагменты пресс-конференции.
К кристально честным людям Барышев себя не относил. Бывало в его жизни всякое: приходилось
