белыми перистыми облаками, лесистый склон позади нас был залит золотым утренним светом Толимана, а из повозки впереди, на дороге, выглядывал Ричард Лестер и махал рукой:
– Живей, живей, живей давайте!
Все объяснилось. Лестер говорил с Сатклиффом позже нас, причем по защищенному каналу, так что Стив не боялся перехвата и рассказал все Дику во всех подробностях. В доме доктора Хана нас ждала встреча с самим Клови-учителем, который, собственно, и собирался поделиться с нами какой-то бесценной информацией о местонахождении Хозяина и его пленников. Клови-учитель не мог открыто въехать в город и вообще приблизиться к нему: местные законы запрещали ему появляться в городах, он мог жить только в горном поселке кловитов, в трех дня пути отсюда. Его тайный визит в дом доктора Хана был запланирован несколько дней назад, когда он прислал старому этнографу почтового голубя с сообщением о том, что хочет поделиться с Ханом «важнейшей тайной всех обитаемых миров» и сообщить подробности о «гнусном деянии Нечистого». Вождь кловитов должен был прибыть ночью, в глубокой тайне, пройдя в подвал дома доктора Хана старинным подземным ходом, начинающимся почти в полумиле от дома, в подполе здания молельного собрания кловитов, скромно возведенного у огородов городского посада. Чтобы не привлекать внимания властей и не раскрыть тайный приезд своего учителя, этот ход могли использовать только избранные кловиты, буквально считанные единицы, и поэтому этим ходом не могли воспользоваться мы. Мы, правда, в отличие от Клови-учителя, могли приехать в дом старого ученого на повозке и войти в его сад через главные – и единственные – ворота. Но в таком случае нам нужно было пробиваться через площадь, где в телах наемных бойцов, незаметных и неразличимых в толпе, нас ждали три некродемона с приказом убить.
Старому Хану некого было послать нам на помощь: до ближайшей крупной общины кловитов – той самой, где жил и сам Клови-учитель – было три дня пути, а современной связью кловиты, как и все хелиане, конечно же, не пользовались. Но у Хана был Эвис, а кроме того – голубиная почта; и вот Эвис был послан встретить и предупредить Фродо, Реостата и меня, а наших друзей, Святослава и Дика, от самой Колонии привез на этом самом фургоне возница-кловит.
Итак, нас стало не трое, а пятеро, и скоро должны были прибыть Ланселот и Като – и наша шестерка, пополнившаяся Реостатом до семерки, будет снова в полном составе. Ну, конечно, если мы прорвемся сегодня.
Фургон, снаружи такой мирный, изнутри представлял собой отличную боевую машину – ну, отличную, конечно, для мирной планеты, где нет оружия страшнее арбалета. Возница-кловит, обладатель выдающейся рыжей бороды, под плащом носил кольчугу и был настроен крайне решительно. Эвис, хоть и был еще совсем мальчишкой, сжимал в руках меч и то и дело принимался шептать суровые молитвы о ниспослании победы над силами зла. Только мы пятеро сидели на досках, глядя друг на друга, и молчали, потому что слишком велика была усталость.
Первым молчание нарушил Святослав.
– Как мы тогда с вами поговорили, тут и началось. Связь прервалась, а на нас пошел такой накат… Нас сдавали стражникам…
– В народную милицию Кальера, – объяснил Дик.
– Да, в эту, в милицию. Милиция отпустила – прицепилась какая-то шайка, еле отбились. Потом два… ну, демона, наверное…
– Некродемоны в наемных телах, – объяснил Дик. – Мы с ними дрались полночи – бегали там от них по всему городу и отбивались, пока князь их не зарубил мечом.
– Ух, горели они, – покачал головой Святослав. – Ух и горели! Тут я только и понял, каков таков адский огонь.
– Горело здорово, – подтвердил Дик. – Голубым огнем, и серой воняло.
При Лестере был только плазмоган, завернутый в какое-то веселенькое полотенце: он держал его за ствол, упирая прикладом в пол. Борода камерамена свалялась, но воинственно торчала вперед, волосы были заплетены в обычную косу, но не покрыты: шапочка, рюкзак – все это где-то сгинуло.
– Нас тоже все время вели, – тихо сказал Таук. Он сидел рядом со мной, полузакрыв глаза. – То один, то другой…
– Демоны, люди… – продолжил я. – Одного Реостат зарубил уже здесь, в Энакоа, вчера ночью. Тоже горело – мало не покажется.
– Ланселот и Като вообще выдохлись, – пробормотал Дик, встопорщивая бороду пятерней. – Я с ними вчера утром говорил – еле узнал.
– Они там дрались все время, – пояснил Святослав. – Хлебнули почище нашего.
Мы надолго замолчали. День клонился к вечеру.
– Внимание, – сказал возница через плечо. – Уже огороды. Скоро Алеума.
Мы заворочались, собираясь с силами.
Реостат приподнялся и на четвереньках, с обнаженным мечом в руках, устроился за спиной у возницы, готовый к бою. Выносливость его была поразительна.
Фродо и я подобрали ноги и сели по-японски, чтобы иметь возможность быстро встать.
Лестер, чтобы не мешать, вытянулся вдоль правого борта, высунул ствол своего оружия рядом с возницей и щелкнул предохранителем.
Святослав, позвякивая рукавами кольчуги (уж он-то в этом мире смотрелся совсем своим!), перебрался поближе к занавешенному выходу из фургона, и тут же рядом с князем пристроился Эвис. Святослав проверил, как ходит в ножнах меч, достал из колчана за спиной черную хелианскую стрелу и взялся за лук: на Хелауатауа он успел разжиться луком, которым очень гордился.
Повозка резко затряслась на брусчатке, окованные колеса громко затарахтели по мостовой. Снаружи слышалось кряканье баданов, голоса людей, шум шагов, какие-то внезапные гулкие удары – звуки оживленной городской улицы; где-то рядом загремели сваливаемые с подводы дрова, раздался женский смех; залаяла собака; наш возница хлестнул баданов и свистнул; из-за его плеча и головы Реостата я видел серые и песочного цвета стены, иногда людей, мостовую, корзины с зеленью и овощами, баданов, повозки, окна, статуи в нишах, окованные железом или медью ворота домов, копья стражников на углу; шла минута за минутой; и вдруг – солнце, простор, обширное пространство площади; возница погнал баданов, повозка с громом понеслась по каменным плитам мощёного проезда; где-то рядом шумел рынок; шар в моей левой руке брызнул зеленью и запульсировал светом; я крикнул: 'Опасно!'; возница дернул за шнур, и с боков его укрыли два деревянных щита; Реостат крикнул: 'Вот они!'; громко закричал раненный бадан; возница выругался; повозку занесло; Реостат заорал: 'Наружу, ребята!'; Лестер выстрелил – выстрел из плазмогана неслышным толчком отдался у меня в груди – и, поднимаясь, кинулся вперед из фургона; они с Реостатом одновременно выскочили наружу, увлекая с собой возницу, и я почувствовал еще один выстрел; между мной и Фродо сквозь ткань тента проскочила стрела и застряла в доске там, где только что лежал Дик; я, засовывая шар в карман и пытаясь вытащить пистолет, бросился наружу через задний борт вслед за Эвисом и Святославом; князь стоял у колеса и деловито слал стрелу за стрелой куда-то вперед; я обогнул его, с мечом в одной руке и пистолетом в другой, и побежал в ту сторону, куда он стрелял, почему-то не подумав о том, что могу мешать ему – наверное, потому, что кругом в ужасе кричали, разбегаясь, какие-то люди, скорее всего – хелиане, кому же еще здесь было кричать и разбегаться.
Я плохо соображал, что происходит. Я не видел врага, я видел только машущего мечом Реостата, лежащую на боку лошадь – ну, бадана, конечно же – и синее, огромное, яркое небо; и когда справа кто-то с шумом взмахнул клинком, я (скорее рефлекторно, чем сознательно) наобум, не целясь, выстрелил в ту сторону из пистолета.
Это был не плазмоган, а старый добрый пороховой пистолет; выстрел совершенно оглушил меня, он был не похож ни на жесткие шлепки 'калашникова', ни на выстрелы из ПМ, а другой стрельбы я в своей жизни не слышал. Я стрелял с левой руки, и пуля только по счастливой случайности не ушла в 'молоко', а попала в меч; удар остановил удар, бойца развернуло; я не знал, что делать, но он уже поворачивался, я уже увидел его страшные, пустые, белые глаза на безбородом лице, на котором не было никакого выражения; и, чтобы больше не видеть их, я (почти не глядя) изо всех сил и притом очень неловко ткнул мечом куда-то туда, где только что были эти глаза; я слышал крик, но не с той стороны, и он уже поднимал меч снова – лицо его заливала кровь, и меч он перехватил другой рукой, значит, я достал его, потому что он
