прыщавого подростка с мокрым ртом, исполненный молитвенного восторга взгляд на неясную динноволосую фигуру за пультом.
– Телевидение сатанистов, – уверенно сказал я и глянул на шар, совершенно уверенный, что хрустальная капля залита страшным зеленым свечением.
Ничего подобного: нейтральный фон, редкие сполохи. Да, зелень присутствовала, но в микроскопических дозах, не больше, чем на любой улице в Лиссе.
Мы переглянулись, и я, нисколько не задумываясь о том, что делаю, двинулся к шлюзу 'Канала Отрешенных', держа перед собой шар: я, видимо, ожидал, что зеленый сигнал по мере приближения к двери будет усиливаться. Сигнал не усиливался, зато одна из бронированных дверей возле шлюза сдвинулась, и из-за нее ко мне угрожающе зашагал рослый, широкоплечий, толстопузый охранник в стандартном сером комбинезоне, но при этом в щегольском белом кепи с черной окантовкой.
– Зона только для сотрудников, – объявил он еще издали. – Попрошу предъявить пропуск.
Я уставился ему в глаза. Глаза были маленькие, белесые, ничего не выражающие. На шаре приближение здоровяка в кепи отмечало растущее серо-лиловое пятно. Скука, агрессия, подозрительность, жадность, упрямство, желание настоять на своём и одновременно – боязнь.
'У нас на табличках написано
Толстяк нерешительно остановился.
– Эти пропуска здесь не действуют, – объявил он наконец. – Покиньте специальную зону. Вызываю полицию!
Он поднял к лицу левое запястье с браслетом-коммуникатором (в правой руке у него была довольно впечатляющая резиновая дубинка).
Сзади лязгнуло: открылась дверь.
– Эй, сосед! – послышалось оттуда. – В чем дело?
Я обернулся. Обернулась и Ени, стоявшая позади меня. Из студии выглядывал рослый темнокожий мужчина лет, наверное, тридцати-сорока, с роскошным шаром причёски 'афро' на голове.
– Это гости нашего шоу, – пояснил толстяку африканец. – Хватит скандалить, сосед. Вечно с вами проблемы.
– Чего они тогда к нашей двери лезут без пропусков? – брюзгливо отозвался толстый охранник.
– Не сориентировались. Бывает, – ответил африканец, делая в нашем направлении призывные жесты. – Заходите, гости, только вас ждём.
Я счел за лучшее побыстрее удалиться от дверей 'Канала Отрешенных' и не нашел ничего более умного, чем удаляться от этих дверей в диаметрально противоположном направлении – то есть в направлении машущего мне из дверей мужчины. Ени нерешительно двинулась за мной.
– Заходите-заходите, – подбодрил нас обладатель шарообразной шевелюры, отступая вглубь студии. Впрочем, это была еще не студия, а небольшой, приятно освещенный тамбур. На посту у дверей сидел пожилой охранник азиатского типа: я заметил над его консолью мелькание виртуальных экранов и понял, что он, видимо, и вызвал темнокожего, заметив непорядок в коридоре. Охранник, ухмыляясь, кивал мне.
– Тут какая-то ошибка, – вполголоса сказал я темнокожему, входя в тамбур. – Мы, собственно, не собирались к вам заходить…
– Я понимаю, но с этого момента собираетесь, – кивнул тот. – Или вы предпочитаете довести до конца дельце с нашим другом в белой кепочке?
– Нет уж, спасибо, – ответила за меня Ени, торопливо закрывая за собой дверь. – Лучше уж мы у вас погостим… а что нужно делать?
– У нас начинается прямой эфир, – буднично объяснил африканец. – Программу вы наверняка знаете – 'Неясно Видящие'.
Ени покачала головой:
– Мы, видите ли, телевизор не смотрим…
– Тем лучше! – просиял африканец. – Прошу в студию! И учтите, сегодня четверг, мы уже пятую неделю по четвергам идем не только по подписке, но и в открытый эфир на девяностом канале Космопорта и сорок втором – по Телему, так что улыбайтесь шире и говорите отчётливо!
Он ввел нас в студию. Я даже зажмурился на секунду: яркий свет, потоки прохладного воздуха из вентиляции и инфракрасный жар осветительных панелей, множество народу на трибунах (по ощущению – не меньше трёхсот человек), операторы в переливающихся зеркальных комбинезонах бесшумно катают по полу изящные тележки камер…
– Роже, будь добр, подойди ко входу, у нас изменения, – проговорил африканец в коммуникатор на запястье.
Я оглядывался. Публика тут собралась явно какая-то альтернативная: при том, что в Лиссе доминировала европейская раса, на трибунах преобладали африканцы и азиаты, в основном – молодые, в массе своей – одетые в какие-то кожаные или виниловые костюмы вроде мотоциклетных, так что у меня на секунду возникло ощущение, будто нас привели на собрание 'Чёрных пантер'. Я взглянул на Ени: она спокойно улыбалась. Заметив мой взгляд, она тихо сказала мне:
– Я поняла. Это
Африканец, подзывавший к нам кого-то еще, обернулся, услышав слово 'коммуна':
– Коммуна? Вы из коммуны на Конкорью?
– Я – Ени, – ответила Ени.
К нам подошел ещё один чернокожий. Будь мы в моём времени, я принял бы его за баскетболиста. Мощный его череп был брит налысо.
– Можно снимать подсадных, Роже, – сказал ему тот, кто привел нас. – Подошли свежие головы. Смотри, какая удача: это Ени, глава коммуны на Конкорью.
– Ени, она же Саун Элегерра? – глубоким басом спросил бритоголовый великан.
– Да, – кивнула Ени, – но… прямой эфир? Не думаю, что мне и коммуне нужна такая реклама…
– Не волнуйтесь, – ответил великан. – Я – Роже Нерон, ведущий программы 'Неясно Видящие'. Мы не станем называть ваше имя и род деятельности в эфире. Вы нас интересуете как независимые эксперты, так называемые 'свежие головы'. У нас были 'головы' для сегодняшнего выпуска, но не очень-то свежие – наши сотрудники. А тут такая удача… Вы шли на какую-то другую программу?
– Нет, – покачал головой я. – Мы, как бы это сказать получше… совершаем небольшую экскурсию.
– Интересно, как вы проникли в нижнюю эфирную зону с табличками экскурсантов, – заметил Роже Нерон. Я понял, что совершенно снял всякое психократическое давление, и он видит нас с теми самыми табличками, что нам выдали в экскурсионном бюро. Я украдкой глянул на шар. Шар светился ровным розоватым оттенком.
– Я психократ, – легко ответил я. – Я всем внушал, что на наших табличках написано 'деловой посетитель', а не 'экскурсант'.
Роже Нерон захохотал, повернувшись к своему ассистенту с шарообразной прической.
– Жеронимо, да где ж ты берешь таких 'голов'? Психократ… как вас зовут?
– Майк. – Я почему-то чувствовал себя легко и непринужденно, хотя ни о какой 'культурной оппозиции' или
– …психократ Майк и Ени с Конкорью! Ени, а вы меня, наверное, не помните: я года два назад к вам заходил с Мультисоником…
– Еще бы я не помнила, – отозвалась Ени с закрытыми глазами: гримерша припудривала ей веки. Лицо Ени благодаря гриму приобрело необычно полнокровный и даже загорелый вид, который, как ни странно, ей шёл. – Вас тогда представили как эксперта Молодёжного центра.
– Я тогда действительно там еще числился.
– Ну, может быть. Вы с Мультисоником у нас тогда трехдневный запас спагетти слопали.
Роже Нерон снова захохотал.
