Приключения Родрика Рэндома

и не оставив мне обеспечения, как надлежало бы поступить человеку чести, принимая во внимание его участие в моей погибели. Ибо я впоследствии узнала, что ссора между Лотарио и им была обманом, придуманным с целью избавить одного от моей назойливости, а другому дать насладиться мной, к которой он вожделел с той поры, как увидал в доме моего соблазнителя.

Доведенная до столь бедственного положения, я кляла свое простодушие, призывала все беды на голову предателя Горацио и, с каждым днем все более свыкаясь с потерей невинности, решила мстить всем мужчинам, применяя против них их же собственные уловки. Случай не замедлил представиться: некая пожилая леди навестила меня под предлогом выразить сочувствие, посетовала со мною на мое злосчастье и, заверив меня в бескорыстной дружбе, принялась показывать все мастерство своей профессии, расхваливая мою красоту, понося негодяя, покинувшего меня, и намекая, что моя будет вина, если я не обеспечу своего благополучия, пользуясь теми редкими качествами, какими наделила меня природа. Я тотчас же поняла ее намерение и поощрила ее объясниться, после чего мы пришли к соглашению делить доходы, получаемые от кавалеров, которых она будет со мной знакомить. Первой жертвой обмана был некий судья, которому эта матрона представила меня как невинное создание, только что прибывшее из провинции. Он пришел в такой восторг от моей внешности и притворной наивности, что заплатил за обладание мною сотню гиней за одну только ночь, в течение которой я вела себя так, что он остался весьма доволен своей покупкой.

Глава XXIII

Ее прерывает бейлиф, который ее арестовывает и доставляет в Маршалси. — Я сопровождаю ее. — Привожу свидетелей, доказывающих, что она не та особа, чье имя указано в приказе об аресте. — Бейлиф принужден сделать ей подарок и освободить ее. — Мы меняем квартиру. — Она продолжает свой рассказ и заканчивает его — Мои размышления по сему поводу. — Она знакомит меня с судьбой уличных женщин столицы. — Решают отказаться от такого образа жизни

Тут ее рассказ был прерван стуком в дверь, и как только я открыл ее, в комнату ворвалось несколько здоровенных парней, из коих один обратился к моей приятельнице:

— К вашим услугам, мадам! Окажите мне честь отправиться вместе со мной — у меня есть приказ об аресте.

Пока бейлиф — ибо то был он — произносил они слова, его подручные окружили арестованную и повели себя весьма грубо. Такое поведение столь возмутило меня, что я схватил кочергу и, несомненно, воспользовался бы ею для защиты леди, невзирая на силу и количество ее противников, если бы она не попросила, — сохраняя спокойствие, казавшееся мне непонятным, — не прибегать ради нее к насилию, которое ей не принесет пользы, а мне может причинить немало вреда. Затем, повернувшись к предводителю этого грозного отряда, она выразила желание посмотреть приказ и, прочитав его, сказала запинаясь:

— Я не та, чье имя здесь упомянуто. Можете арестовать меня на вашу ответственность.

— Так, так, мадам, мы установим вашу личность, — отвечал бейлиф. — А сейчас куда вам угодно отправиться — ко мне домой или в тюрьму?

— Раз уж мне грозит заключение, — сказала она, — то лучше мyе быть у вас в доме, чем в обыкновенной тюрьме.

— Ну, что ж, — ответил он, — если у вас хватит денег в кармане, с вами будут обходиться, как с принцессой.

Когда же она сообщила ему о своей бедности, он поклялся, что никому не открывает кредита, и приказал одному из своих помощников привести карету, чтобы немедленно доставить арестованную в Маршалси. Пока они ждали экипажа, она отвела меня в сторонку и попросила нимало о ней не беспокоиться, потому что она знает, как ей выпутаться очень скоро из затруднительного положения и, может быть, кое- что благодаря этому выиграть. Хотя ее слова были для меня загадкой, я остался весьма доволен ее уверенностью и, когда карета подъехала к двери, вызвался проводить ее в тюрьму; на это предложение она после долгих просьб согласилась. Когда мы подъехали к воротам Маршалси, наш проводник слез с козел и, потребовав, чтобы его пропустили, предъявил приказ тюремщику, который, увидав имя Элизабет Кэри, воскликнул:

— Ага! Старая моя знакомая, Бет! От всей души рад тебя видеть.

С этими словами он открыл дверцу кареты и помог арестованной выйти, но, разглядев ее лицо, отпрянул вскричав.

— Тысяча чертей! Кто же она такая?

Встревоженный этим вопросом, бейлиф не без волнения крикнул:

— Чорт подери! Кем же она может быть, как не Элизабет Кзри?

— Вот это — Элизабет Кэри! — ответствовал привратник. — Будь я проклят, это такая же Элизабет Кэри, как моя бабушка! Провалиться мне сквозь землю, Бет Кэри я знаю так, словно сам ее сделал!

Тут леди сочла уместным вмешаться и сказать бейлифу, что, поверь он ей сразу на слово, он бы избавил и себя и ее от многих хлопот.

— Может, оно и так, — отвечал он, — но, ей богу, прежде чем мы с вами расстанемся, я должен иметь еще какие-нибудь доказательства, что вы — не она.

— И они у вас будут на вашу беду, — заявила она.

Затем нас на время препроводили в сторожку привратника, где мы послали за бутылкой вина, а моя спутница написала адреса двух своих приятельниц ипопросила, чтобы я отправился к ним и уговорил их приехать к ней немедленно. Я нашел их обеих в доме на Бридж-стрит, Друри-Лейн, и так как они, по счастью, были не заняты, то и отправились, не мешкая, вместе со мной в наемной карете, после того как я поведал им о положении дел, которое исполнило их надежды увидеть бейлифа посрамленным, ибо шлюхи и бейлифы питают друг к другу такую же врожденную антипатию, какая существует между мышами и кошками. И вот, войдя в сторожку, они нежно поцеловали арестованную, называя ее Нэнси Уильямс, и осведомились, давно ли ее сцапали и за что. Вторично выслушав рассказ о ее приключении, они предложили показать под присягой перед мировым судьей, что она не та особа, чье имя упомянуто в приказе об аресте, которую, по-видимому, все они знали; но бейлиф, убедившись к тому времени в своей ошибке, выразил желание не причинять им такого беспокойства.

— Леди, — сказал он, — никто не потерпел ущерба. Разрешите угостить вас еще бутылочкой, и мы расстанемся друзьями.

Это предложение пришлось отнюдь не по вкусу товаркам, и мисс Уильямс спросила его, неужели он считает ее такой дурой и воображает, что она удовлетворится жалким стаканом кислого вина. Тут привратник перебил ее и с проклятьем заявил, что мало кому доводилось промочить глотку таким хорошим вином.

— Пусть так! — сказала она. — Но, будь оно наилучшим шампанским, все равно это не вознаграждение за понесенный мною ущерб И репутация моя и здоровье пострадали от того, что меня незаконно потащили в тюрьму. В таком случае ни один невиновный человек не может почитать себя в безопасности, если судебный чиновник вправе безнаказанно оскорблять и притеснять его по злобе, из личной мести или по ошибке. Но, слава богу, я живу под защитой закона, который не потерпит, чтобы такие обиды оставались безнаказанными, и мне хорошо известно, каким путем добиться удовлетворения.

Мистер Волчер (так звали бейлифа), убедившись, что имеет дело с особой, которую не надуешь, стал очень мрачным и озабоченным и, подперев лоб рукой, погрузился в размышления, продолжавшиеся несколько минут, а затем выпустил залп страшных проклятий против старой суки — так назвал он нашу квартирную хозяйку, — доставившей ему ложные сведения. После долгих пререканий и ругани дело было передано на суд привратника, который, потребовав еще одну бутылку, приговорил бейлифа к штрафу, заставив его заплатить за выпитое вино, за наемную карету и вознаградить истицу двумя гинеями. Деньги были тотчас же внесены. Мисс Уильямс подарила одну гинею обеим свидетельницам и, положив другую в карман, поехала со мною домой, оставив бейлифа сетовать на свою потерю, хотя, в общем, он был доволен,