польские банды или русские белогвардейцы подожгли склады и, пользуясь суматохой, решили напасть на Горки.
Звоню в Подольск, чтобы приняли меры к выяснению и задержке вооруженных автомобилей. Сами же приготовились на всякий случай. Распределили на всю ночь дежурных, на обязанности которых было всех разбудить в случае, если по направлению к Горкам послышится шум автомобилей. Но эта ночь была настолько беспокойна, что почти не спали, наблюдали зарево и раскаты взрывов, прислушиваясь в то же время к каждому шороху в темноте…
Приходилось принимать меры охраны тов. Ленина не только с точки зрения террористических актов, но просто с точки зрения покоя, отдыха тов. Ленина. Каждому известно, что во время революции не только работники верховных органов, но и середняки, и работники низовых органов рвались на части: дел у них всех было по горло. По отношению же к тов. Ленину этого доказывать не приходится, и его нагрузка, которой он сам себя подвергал, всем известна. На его плечи все взваливалось, начиная от вопросов мировой революции и кончая мелкими реквизициями в поездах у мешоч-ника и пайками для так называемых ответственных и незаменимых работников и их жен. Такими же просьбами не забывали тов. Ленина в Горках. Вот почему работники губисполкома, которым тогда приходилось бывать в Горках, поставили себе за правило не только разговоров с тов. Лениным избегать, но и без нужды с ним не встречаться.
— Почему мы придерживались такого правила? — Да очень просто. Как только покажешься тов. Ленину, так он сейчас же начнет расспросы: как промышленность в губернии, каково положение в деревне, сколько хлеба у рабочих (а тогда бывали такие времена, что рабочие Московской губернии не получали ни крошки по месяцу, а то и по два), каковы настроения рабочих и крестьян, как проходят мобилизации на фронт, в продотряды и прочее, а после его вопросов незаметно для себя втягиваешься в разговор и ему в свою очередь сам задаешь целый ряд контрвопросов. Да так один, другой, третий… Ну, какой при таких условиях может быть отдых, если принять во внимание еще то, что тов. Ленин для своего отдыха уделял времени очень мало. Поэтому вполне понятны наши заботы о его покое.
Все подобные мероприятия не могли, конечно, предохранить тов. Ленина от того, чтобы и в Горках он не занимался самыми мелкими вопросами управления страной, да и не только страной, а вообще мелочами, с которыми не давали ему покоя.
Я приведу несколько небольших фактов, которые могут характеризовать, как тов. Ленин наряду с большими мировыми вопросами успевал разрешать и уделять время совершенно незначительным вопросам.
Мною как-то был арестован за злостный саботаж работавший в Горках машинист Коровин. У этого машиниста был сын-красноармеец; он какими-то путями пробрался к тов. Ленину. Товарищ Ленин убеждал меня, что Коровина один раз проучили, его нужно освободить и допустить до работы; наверняка он теперь забудет про саботаж. Я его продержал больше, чем предлагал тов. Ленин, а затем освободил, и он был допущен к прежней своей работе. Предсказание тов. Ленина сбылось. Коровин энергично и добросовестно принялся за работу.
На земле, которая до революции принадлежала помещику Рейнботу, была дачка какого-то француза. Он умер. У него на квартире жила какая-то вдова и имела явно недоброкачественные документы, что эта ее дача; да даже если и ее дача, то она все равно подлежала выселению, хотя бы с точки зрения охраны Горок. Но не тут-то было. Эта женщина оказалась упорной, неустанно бомбардировала тов. Ленина и в Горках и даже проникала в Кремль. В конце концов тов. Ленин настоял на том, чтобы ее не выселяли.
Приходили к тов. Ленину и рабочие совхоза жаловаться на то, что у них плохая пища, не дают специальной полагающейся в производстве одежды, не вовремя получка, приходили со всякими другими своими нуждами.
Крестьяне в Горки шли со всех концов округи. Тов. Беленький, бывало, их убеждает: 'Зачем вам тов. Ленин, здесь — председатель губисполкома, идите к нему. Все равно разрешить ваш вопрос тов. Ленин не сможет и передаст ему'. Крестьянин недоверчиво посмотрит на Беленького и скажет: 'Оно, может быть, и так, но уже если ему сам Ленин скажет…', то крестьянин полагал, значит, будет сделано. Часто крестьяне добивались своего, дожидаясь где-нибудь на дороге тов. Ленина, чтобы изложить ему свои нужды.
Крестьяне приходили, конечно, с разными нуждами; о неправильной, по их мнению, мобилизации лошадей, инвентаря, об освобождении сына-дезертира, об оставлении для полевых работ мобилизованного сына, о земельных делах и семейных разделах и со всякими другими просьбами. Их тов. Ленин выслушивал, а затем поручал мне разрешать эти вопросы, а иногда предлагал поехать на место и обследовать. Конечно, везде лично поспевать было невозможно и приходилось, в свою очередь, кого-либо посылать. Но тов. Ленин мало того, что поручит сделать, а он всегда проверял порученное, сделал ли ты, когда и как сделал. Однажды он меня припер к стене. Я ему дал обещание съездить в деревню лично и разрешить какой-то земельный вопрос, но поехать мне туда не удалось, и я послал инструктора, который очень хорошо разрешил вопрос и затем сообщил мне все подробности. Встретившись со мной, тов. Ленин, не спрашивая, ездил ли я в такую-то деревню, сразу спрашивает, как я разрешил такой-то вопрос. Я ему выкладываю со всеми подробностями. Тов. Ленин посмотрел лукаво на меня и спрашивает: как живет этот крестьянин, большое ли семейство, какой у него дом и другие подробности. Я вынужден был сознаться, что сам там не был. Он тогда захохотал и сказал: 'Вот и попался. Нужно было так и сказать раньше, что не поедете'.
Много писалось о трогательном, чутком и бережном отношении тов. Ленина к товарищам, и я не хочу этого доказывать, так как это общеизвестно, а лишь хочу иллюстрировать несколькими фактами это отношение.
Мне приходилось наблюдать, как при каждом удобном и неудобном случае, независимо от обстановки и уймы дел, тов. Ленин находил время позаботиться о товарищах, и не только о тех, которых он близко знал, а вообще.
Бесконечные заботы — кто как живет, питается, как кто здоров и прочее. Когда, бывало, едет в Москву, непременно всех спросит: 'А может быть, вам что нужно привезти: книг, газет, из аптеки что-либо, может быть, кого нужно подвезти в Москву?'
Однажды только что вышел от меня тов. Ленин, вбегает взволнованная тов. Федяева: 'Что я наделала, вот безобразие!'
— Да что такое? В чем дело?
— Лежу я с закрытыми глазами в постели на террасе, идет Ильич, спрашивает, где Сапронов, а я как-то от неожиданности смутилась, хотела приподняться и не смогла: мне сегодня в особенности нездоровится. Тов. Ленин подошел ко мне, начал так внимательно расспрашивать, что со мной, что болит, и вид-то у вас плохой, да не нужна ли вам врачебная помощь, не нужно ли что из аптеки? А мне сегодня врач сказал, чтобы срочно послать в Москву за лекарствами. Я от такой внимательности растерялась, возьми да и дай рецепт тов. Ленину, а теперь ругаю себя, зачем так сделала. Тов. Ленин едет на серьезное заседание Совнаркома, а я ему преподношу возиться с какими-то пузырьками.
И долго ока мне рассказывала о том, как тов. Ленин внимательно и заботливо расспрашивал о ее здоровье. 'Близкие товарищи менее внимательны, чем он', — добавляет тов. Федяева…
Иногда тов. Ленин проводил время в разговоре с Сашей (служащей санатория); она ему жаловалась, что ее Иван (муж) ушел в продотряд или куда-то командирован профсоюзом и до сих пор еще не вернулся. Она полагает, что он забыл уже про нее и 'нашел уже, верно, другую'. 'Не знаете ли вы, тов. Ленин, как бы его отыскать, я уж не надеюсь, что он вернется ко мне, а хоть бы узнать, где он и как живет'. Тов. Ленин ее уговаривал подождать, говорил, что он найдется, приедет и что все уладится.
Удивительно, как умел тов. Ленин подойти и успокоить. Саша говорила о том, как ей воспитать своего сына, как устранить материальные недостатки. Обычно после таких разговоров Саша ходила веселая и говорила: 'Поговорила с тов. Лениным, горя не стало меньше, а на душе легче!' И добавляла: 'Хороший тов. Ленин!'
Такие же отзывы были о тов. Ленине от всех рабочих, крестьян и служащих, которые говорили с ним о своих нуждах.
Участливое отношение тов. Ленина ко всем товарищам было не потому, что он очень мягок, податлив или угодлив, нет, таков уж его характер, склад. Когда же дело требовало кого-либо подтянуть, проучить или примерно наказать, он это делал и в своих решениях был тверд и непреклонен.
