Критикуя наши предложения — и часто очень жестоко, — в то же время никогда не было того, чтобы тов. Ленин отмахнулся от вопросов, а наоборот, очень прислушивался к нашей критике и часто в Совнаркоме поддерживал те или другие наши поправки, направленные главным образом против главкизма.
Помню декабрьскую партконференцию в 1919 году, на которой тов. Ленин вместе с тт. Каменевым, Зиновьевым, Владимирским и другими выступил против тезисов Московского губисполкома по советскому строительству. И когда тем не менее эти тезисы конференции были приняты, заметно позиция тов. Ленина изменилась. А когда же на секции по советскому строительству 7-го съезда Советов, где присутствовало около полутора тысяч человек, тов. Ленин, убедившись, что наши тезисы поддерживаются всеми местами против центра, выступил, защищая от нападок в осторож-ной форме наркомземовское управление совхозами. Он не возражал против наших тезисов, которые и были приняты. Для окончательного редактирования принятых тезисов была выбрана комиссия, в которой после жарких споров по некоторым пунктам, главным образом управления промышленностью, голоса раскололись. Вопрос на окончательное решение был передан в ЦК. Тогда ЦК, во главе с тов. Лениным, приехал в Большой театр, где и устроит ли заседание, на котором точку зрения Московского губисполкома и большинства съезда защищали Сапронов и В. Мещеряков.
На этом заседании интереснее всего было то, что тов. Ленин не производил формальных голосований тех или других предложений, то есть не делал так: внесено какое-либо предложение, его голосуют, и предложение, получившее большинство голосов, становится для всех обязательным, — вопрос считается разрешенным. Нет, Ленин делал так: напишет пункт резолюции и, если он видит, что этот пункт не встречает нашего сочувствия, снова переделывает, и так по нескольку раз до тех пор, пока не приходили к соглашению обе стороны. Это происходило не потому, конечно, что Ленин мягкосердечен и добродушен, а потому, что, имея все голоса против нас в Центральном Комитете, он знал, что на секции съезда Советов, где имеется более тысячи человек, громадное большинство было на нашей стороне. В распоряжении товарища Ленина было, конечно, средство вынести решение ЦК и предложить коммунистической фракции съезда Советов провести в порядке партийной дисциплины, но, видя настроение секции (которое было очень бурным), на такую меру не решался.
На этом заседании тов. Ленин уговорил нас на большие уступки и, очевидно, предвидел, что на секции согласованная резолюция гладко не пройдет. Тогда он взял и сунул меня, как защищавшего точку зрения большинства, председательствовать на этой секции, и лишь только тогда, когда мне стало трудно справляться с этим бурным заседанием, я понял хитрый маневр тов. Ленина, а он сидел рядом и ехидно похихикивал.
Подобных случаев, говорящих о способах и приемах работы тов. Ленина, можно бы привести множество, но, повторяем, в данном случае будем говорить только в связи с Горками.
Надежда Константиновна как-то в одной из газетных статей очень правильно и вовремя ругала тех, которые рисуют тов. Ленина каким-то аскетом и подвижником. Поскольку мне приходилось сталкиваться с тов. Лениным, я удивлялся, каким это образом он, столь загруженный, успевал пользоваться всевозможными радостями жизни. Я этим не хочу сказать, что тов. Ленин любил роскошь или что-либо в этом роде, — наоборот, в материальном отношении он жил очень скромно. Я не буду описывать этой стороны жизни Владимира Ильича, а, думаю, выражу все, если скажу, что он жил так скромно, что любой из работников мог бы у него поучиться, как нужно жить в период, когда голоден рабочий класс и нища страна. Но ведь это не есть аскетизм. Тов. Ленин очень любил цветы, деревья, птиц, любил природу вообще. Увлекался Владимир Ильич охотою. Насколько он был хороший охотник, судить не берусь: на охоту мне ходить не приходилось, но, если судить по той дичи, которую наши охотники, бывало, приносили, то неважный. Правда, в этом может быть виною не только охотник, но и отсутствие самой дичи в природе, но от этого не была меньше его страсть к охоте.
При случае Владимир Ильич увлекался играми, например в городки. У нас в Горках были в моде городки. Многие увлекались ими до бесчувствия. Вдоль аллейки, близ дома отдыха губернских работников, мы устроили площадку для городков и оставшиеся еще после владельца насаженные вдоль аллеи цветы 'варварски' посшибали палками. Как-то в праздничный день народу на отдых понаехало больше, чем всегда. Затеяли игру в городки. Азарт настолько разгорелся и все были так увлечены, что на цветы никто не обращал внимания, и их жалкие остатки беспощадно уничтожались бросаемыми палками. Над головами поднятая пыль стояла столбом, а воздух оглашался спорами, криком и гамом. Вдруг открывается калитка и из нее к нам направляются Владимир Ильич, Надежда Константиновна и Мария Ильинична. Зная, как Владимир Ильич любовно относился к цветам, мы не на шутку струсили, ожидая, что 'варварам', уничтожающим цветы, попадет основательно. И уже стали готовить шуточные возражения. Одни говорили, что цветы ничто в сравнении с городками, другие говорили, что не хотим пользоваться буржуазной роскошью, насадим свои цветы и прочее и прочее. Но обороны не потребовалось — тов. Ленин настолько был увлечен общим шумом и гамом, что, очевидно, и не за-метил уничтожаемых цветов, а с места в карьер взялся за палки и так же азартно, как и все, начал игру.
Но как только Владимир Ильич начал игру, общие страсти как-то улеглись, шум и гам немного стихли. Все как будто были не то смущены, не то, может быть, польщены участием Владимира Ильича в игре. Признаюсь, у меня лично вначале было такое чувство, что его, пожалуй, и неловко обыгрывать. Но тов. Ленин сразу так увлекся и так начал бить, что всех, как говорят, заткнул за пояс. И тут же, шутя, начал над всеми издеваться: 'Какие же вы игроки, я вот только что начал играть и всех обыгрываю'. К интеллигентам Владимир Ильич относился более или менее снисходительно; доставалось рабочим: 'Какие же вы пролетарии, какие же вы игроки, вот как бейте!' — и засим следует ловкий удар. Тов. Бухарина Владимир Ильич упрекал в том, что он не изжил еще левого ребячества, так как его палка всегда летит от городков влево. Меня упрекал за то, что не успел, мол, уйти с производства и сразу потерял ловкость строительного рабочего: 'Я за это вас перевожу в квалификацию второй руки'. И тут же тов. Ленин всех игроков разбил на игроков первой, второй и третьей руки (термин, употребляемый в строительном производстве). Игрок первой руки, кажется, оказался только один тов. Ленин, все остальные — второй и третий.
Остроты и шутки тов. Ленина так всех увлекли, вскоре начался шум и гам такой, что от первоначальной неловкости и следа не осталось. Мы все были с тов. Лениным на 'вы', но во время игры незаметно для себя перешли на 'ты', стали и над ним трунить, смеяться, орали, когда он начинал бить, и мешали ему бить.
Его остроты и шутки вызывали на соревнование, и первое настроение — 'обыграть неудобно' — испарилось; мы, мол, пролетарии, в грязь лицом не ударим. Вскоре я выбил одним ударом фигуру и, вообще, стал бить ровнее. Он меня добросовестно перевел в игроки первой руки и, вообще, одних переводил из второй в третью, других — наоборот.
С тех пор тов. Ленин стал почти постоянным нашим игроком, и всегда с тем же увлечением, как и в первый раз. Но рана от предательского выстрела, а затем какой-то изъян, кажется с почками, давали себя чувствовать, и Владимир Ильич стал играть хуже и так-же добросовестно перевел себя в игроки второй руки; а вскоре играть ему врачи запретили.
Как-то под вечер я взял велосипед и начал кататься по парку. Тов. Ленин некоторое время смотрел с террасы, а затем вышел и говорит: 'Ну-те-ка, дайте, я попробую. В городки вы меня обыгрываете, на велосипеде же наверняка я вас обставлю'. И тут начал делать разные фигуры и, в особенности, очень удачно делал восьмерки. А затем начал трунить: 'Попробуйте-ка так, покажите пролетарское искусство'.
Я пытался защищаться, что уменье ездить на велосипеде вовсе не характерно для пролетариата… Велосипед пока что принадлежность мелкого буржуа. 'Как? — воскликнул тов. Ленин, — в Швейцарии каждый рабочий и крестьянин имеют велосипеды'. На это я ему возразил, что Швейцария — не пролетарская страна, а мелкобуржуазная. 'Значит, и вы не настоящий пролетарий, раз умеете ездить на велосипеде', — шутливо ответил тов. Ленин.
С 1920 года я не жил в Горках, и мне тов. Ленина там больше встречать не пришлось. Во время первой его болезни я заезжал в Горки несколько раз; походишь, бывало, около дома и обратно — в Москву; не решался ни разу зайти: не стоит тревожить, пусть выздоравливает.
Но однажды очень захотелось повидать его. Тов. Ленин уже выздоравливал и начал уже к себе
