«Что за чудо! — восхитился он, ибо ею нельзя было не восхититься. — Какая дивная красавица… Кто она? Конечно, не дочь хозяйки… Но кто?»
Такие мысли проносились в голове у Боратынского, одна догадка сменяла другую. Он был очарован, поражен. Никогда не видывал он подобной прелести и тут же готов был влюбиться! Она вовсе не походила на прочих румяных и пышных красавиц, которым отдавали нынче предпочтение. Во всей фигуре, в лице этой девушки сквозило что-то легкое, неземное, что-то, что так редко встречается в обществе. Это была мечта — легкая, воздушная…
И только спустя некоторое время молодой человек приметил, что лицо девицы будто знакомо ему. Но откуда? Право, тут было отчего потеряться. Иван вгляделся пристальнее и тут…
— Так не сестра ли это моего Александра? — пробормотал он. — Но отчего он никогда не говорил, что у него есть сестра?..
Подгоняемый внезапно принятым решением, он, расталкивая прочих гостей, ринулся вперед. Подойдя довольно близко к хозяйке он, как и прочие, склонился к ее руке, произнося комплименты, как иные только что перед ним это делали. Следом он подошел и к руке девушки, так поразившей его воображение и тут…
Боратынский замер. На руке, протянутой ему, был надет перстень! Перстень, столь хорошо ему знакомый! Сколько дней он видел его, надетым на руку другого человека — его дорожного знакомца Александра Багрова. Как-то раз он даже спросил у него, что означает этот перстень и отчего он ему так дорог? И Александр ответил, что это единственная память о матери, с перстнем он не расстается и никому никогда не передает его… Но как… Как?
Боратынский отпрянул и скрылся в толпе. Но ни на секунду не смел отвести взора от лица девушки. Конечно, конечно! Это было то же самое лицо! Не сестра, не просто похожая особа, но это был именно Александр, его юный попутчик…
«Зачем молодому человеку наряжаться девицею?» — вот была первая мысль, закравшаяся в голову Боратынского.
И тут же он подумал:
«Да полно! Не наоборот ли? Не девица ли оделась юношей? Но как она ездит верхом, фехтует… Возможно ли сие?»
Нет, сомнения быть не могло! Это именно девушка: прелестная, милая девушка! Вся ее манера держаться, лицо — все говорило об этом.
«И как я мог так ошибаться! Как мог!» — думал Иван.
Слов не было. Так вот откуда все эти странности, вот отчего все эти подозрения… Ночные отлучки и прочее… Почему бы ей не жить у тетки? Для чего она продолжает жить в доме Голицына и терпит неудобства? И отчего она так дружелюбна с ним, с Иваном, так порою смотрит на него, так относится к нему… И это обожание во взоре ее, которое он относил на счет братских чувств? Неужели…
Но нет! Не слишком ли он самоуверен? Вдруг решить, что такая прелестная девушка влюблена в него и оттого терпит все эти лишения? Но отчего тогда?..
— Вот черт! — пробормотал Боратынский.
А ведь если подумать, то…
«Ведь если подумать, — продолжал размышлять Иван, — то разве сам я не влюбился тотчас, как только увидел перед собою этакую красоту? И разве не увлекает меня еще больше мысль о том, сколь она необычна и не похожа на других?»
Если разобраться, то их путешествие, та решительность, которую проявила его спутница — разве не восхищают они его теперь еще более, когда так ясно говорят о необычном характере этой девушки?
«Но как ее зовут по-настоящему?» — спохватился Иван.
Странно, но он вовсе не расслышал и не запомнил ее имя! Оборотившись к близстоящей маске, Иван наклонился и спросил:
— Извините, сударь, но могу я задать вам один вопрос?
— С радостью буду вам полезен, — учтиво ответила маска, обернувшись к нему.
— Как зовут племянницу хозяйки?
— Любовь Николаевна Багрова, — последовал ответ.
— Благодарю, — произнес Иван.
«Любовь… — подумал он. — Любовь Николаевна…»
Теперь надо было уходить отсюда. Незамеченный, Боратынский выскользнул наружу и, сдернув на свежем воздухе маску, медленно направился домой. Ветер был довольно силен, но Иван не боялся его. Холод был ему не в новинку, а теперь даже бодрил. Все мысли его были только об увиденном, сделанном сегодня открытии. Только о ней…
Прелестное создание, чудное и нежное. Она не могла, нет, не могла принести ему несчастье. Он чувствовал это даже еще тогда, когда и не подозревал, что юный Александр — оказался прекрасной девушкой.
— Да что со мной? Неужели я влюбился? — вслух сказал сам себе Боратынский. — Ай, как дурно… Как нехорошо! — при этих словах он в голос рассмеялся, довольный собой. — Влюбился, влюбился!
Он отбросил в сторону маску и чуть не бегом бросился вперед.
— Ну что? Как? Что ты узнал? — такими словами встретил его Голицын.
Боратынский уютно устроился в кресле и, вытянув ноги, заявил:
— Все в порядке, смею тебя уверить. Все в совершеннейшем порядке!
— У тебя такой довольный вид… — протянул Голицын. — Я сгораю от любопытства: что ты все-таки узнал?
— Да ничего особенного…
— Не может быть, — с недоверием сказал князь Василий. — Не может быть, что ничего особенного. Вид у тебя, по крайней мере, такой, что можно предположить, как минимум, нечто совсем необычное.
— И тем не менее ничего особенного я не узнал. Просто машкерад в доме графини был превеселый…
— И ты, верно, в кого-нибудь влюбился, — проницательно заметил князь.
— Влюбился, — не стал отрицать Боратынский.
— Так… Этого только не хватало. Вместо того, чтобы узнать правду о лице, вызывающем справедливые подозрения, ты влюбился!
— Лицо, о котором ты говоришь, совсем ни в чем не виновато. Наш юный Александр, — улыбнувшись, сказал Иван, — действительно бывает у тетки, на всех ее праздниках и обедах. Это верно как то, что солнце утром встает на востоке, а вечером заходит на западе. Можешь более в нем не сомневаться.
— Уж не влюбился ли ты в эту самую графиню? — с сомнением спросил князь.
— Нет, Василий, не в графиню, — при этих словах Боратынский устало поднялся. — Я спать хочу, я устал.
— Так что за дама, ответь?
— Не волнуйся. Она нам ничем не угрожает.
— Не вздумай только забросить все дела ради прелестных глазок! Ведь это хорошим не кончится! — воскликнул Голицын.
— Любовь сама по себе есть предприятие хорошее. Чем бы она ни завершилась впоследствии…
— В таком возрасте иметь подобные заблуждения! Это довольно странно! — заметил князь Василий.
— Это прекрасно!
— Сними розовые очки.
— Перестань, — отмахнулся Иван. — Не стоит так мрачно смотреть на вещи. Вот увидишь, все будет просто великолепно.
Голицын помолчал.
— Добро бы так, — сказал он чуть погодя.
