нет огнестрельного оружия. Правда, сейчас это очень относительное преимущество.
– Приготовились, – скомандовал барон. Его люди подняли пистолеты.
А наемники все медлили. Будь я на месте их командира…
– Бей, убивай! – заорал вдруг кто-то. У противника объявился вожак. В то же мгновение Дакота рванулся вперед, стремясь опередить волну атакующих. Я было отстал, но добрый Гилберт пинком помог мне перейти на рысь. Так, что я чуть не врезался в импровизированную баррикаду.
– Пригнись! – закричали мне.
– Огонь!
Выстрелы опалили волосы. Бух. Бух. Бух. В ушах – звон. Перед глазами – яркие вспышки. Я затряс головой.
Где-то кричали люди. Скрежетала сталь. Я слышал это, словно с приличного расстояния. С глухим отчетливым стуком пуля вошла в доски прямо перед моим лицом. Отлетевшая щепка кольнула чуть пониже глаза. Я моргнул. Гилберт потянул меня за рукав, и мы оказались внутри «редута».
– Почему ваш человек стрелял? – спросил фон Тальк, глядя на меня с холодным интересом. Прежде чем ответить, я огляделся. Люди барона деловито готовились к следующему приступу. Дакота невозмутимо заряжал пистолет, словно наш разговор его не касался. Сыпал порох из медной потертой пороховницы. Крупинки скользили внутрь полированного ствола, словно туда втягивался маленький черный вихрь. Проклятый варвар. Я вспомнил, как он работал дубинками. Нет, какой все-таки потрясающий боец мне достался! Гилберту до него еще расти и расти.
– Это уб-бийца. Л-ловушка, – от пережитого я заикался сильнее обычного. – С-ст-тт…
– Мессир граф правду говорит, ваша милость, – поддержал меня Гилберт. – Не старик он, этот Йос. Видели, как он бегает? Ух! Мне бы так.
Фон Тальк хмыкнул.
– Что ж, это объясняет направление выстрела. Но не объясняет, почему вы решили вмешаться, граф. Так почему?
Я пожал плечами.
– Я д-дворян-нин.
– Достойный ответ. Придется нам атаковать самим, – продолжал барон без всякого перехода. – Не вижу смысла ждать, пока нас перебьют эти недоумки. Граф, что думаете?
Я кивнул.
Барон повернулся к своим людям:
– Одли! – окликнул он седого крепыша. – Ты пойдешь первым. Возьми еще одного. Да, старик мне нужен живым, понял?
Крепыш кивнул, словно это было само собой разумеющимся.
– Д-дакота, – сказал я. – П-поможешь Од-д…
Пауза. С легкой, едва заметной заминкой мой «телохранитель» склонил голову.
– Я тоже пойду! – на щеках у Гилберта выступил румянец, глаза блестели. – С вашего позволения, мессир граф.
Эх ты, мальчишка!
Я помедлил, кивнул. Ничего не поделаешь. Моя шпага с едва слышным скрежетом выскользнула из ножен.
– От-тлично, – свободной рукой я нащупал на поясе письмо, свернутое в трубочку. Протянул Гилберту. – Ес-сли н-найд-дешь Р-ришье, он т-тебя обязательно в-возьмет к-к себе. Обещаю.
– Приготовились, – сказал барон.
– Ушел?! – барон вскинул голову. Лицо заострилось.
– Ушел, вашмилость, – покаялся крепыш Одли, зажимая рану в плече. – Выродок какой-то, честное слово.
Я огляделся. Вечерело. Мы стояли на улице. Таверна выглядела взятой штурмом и разграбленной ордой варваров. Одиноко качалась вывеска. Стражники древками алебард сгоняли угрюмых окровавленных наемников в кучу. Их ножи, рапиры и шпаги были свалены на земле. Наемники смотрели зло и безнадежно. Наша атака заставила их отступить, а затем и местная стража подоспела. На земле, баюкая руку, замотанную в грязную тряпку, сидел человек. Почувствовав мой взгляд, он поднял голову – я вздрогнул. Кловис. Он посмотрел на меня равнодушно и отвел глаза. Я дернул щекой. Да, они насильники, бродяги, мародеры и никчемные люди! Да, почти все из них запятнали свою совесть грабежами и убийствами. Но когда-то я командовал наемной ротой и знаю, что у этих людей находится в нужный момент и настоящая честь, и настоящая храбрость. Так мне ли, Выродку, их осуждать?
Дакоты нигде не было видно. Гилберт стоял неподалеку, положив меч на плечо, и смотрел на бывших своих друзей. Глаза у него были странные. Привыкай, мальчик. Редко удается побыть на однозначно правой стороне. И почти всегда это пребывание связано с привкусом горечи.
Барон подошел ко мне, отсалютовал.
– Иероним фон Тальк. – Голос звучал глуховато, с едва заметным акцентом. – Благодарю за помощь, мессир…
– Г-генри Т-тассел, – назвался я, внимательно разглядывая барона. Лицо его было странно омертвевшим, неподвижным, как маска; следы недавно сошедших синяков – упал с лошади, может быть? Глаза глубоко посажены. Нос, похоже, недавно ломали – и лекари попались не самые удачные: сросся хрящ неровно, кончик носа смотрит немного влево. Впрочем, барона это не портило.
– Что с ними будет? – спросил Гилберт безучастно.
Барон пожал плечами. Со стороны мальчишки это была дерзость, но в такой момент многое прощается.
– Решать местному префекту. Скорее всего, двоих-троих повесят, – сказал барон.
Лицо Гилберта дрогнуло.
– Остальным отрежут по левому уху и отпустят. А ты бы хотел по-другому?
– Я… вы же их…
«…подставили», – мысленно закончил я фразу.
– Мальчик, ты хороший солдат, – сказал барон. – Но ты многого не понимаешь. Год назад шайка, подобная этой, неплохо погуляла в одной деревне. Деревня Тишь в моих владениях. А я опоздал на несколько часов. Рассказать, что там было? Сколько там было трупов, хочешь знать, мальчик? А?! Не слышу!
Гилберт посмотрел на меня. Я покачал головой: не надо, молчи.
Гилберт молчал.
– Впрочем, неважно, – заговорил барон совершенно спокойно. – Важно, что это не твоего ума дела, мальчик. Ты понял? Отвечай, я приказываю.
– Бесноватый! – донеслось со стороны пленных наемников. Кажется, это даже произнес стражник.
Не знаю. Я бы не удивился.
Барон и глазом не моргнул. Продолжал в упор смотреть на Гилберта.
– Да, – пробормотал тот наконец. – Как скажете, м’сир.
– Еще раз благодарю! – сказал фон Тальк, оборачиваясь ко мне. – А сейчас, если позволите, граф, мне нужно облегчиться. Переживания, то, се, сами понимаете.
Он махнул рукой куда-то в сторону. Я кивнул. Кажется, никогда не привыкну к этой провинциальной простоте.
– К-конечно. Б-было оч-ч…
– Мне тоже было приятно познакомиться, мессир граф.
Мы раскланялись. Я смотрел ему вслед – как он идет, сильно размахивая правой рукой. Усталая, сумрачная фигура. Чудовищный и странный он человек, этот барон. Я перевел взгляд на небо. Оно налилось темной синевой. Как здесь стремительно темнеет, никак не привыкну. Проклятая тревога не оставляла, свербела в душе, подобно занозе. Что-то случится. Что-то…
Обреченность.
