– Меня подлечили, лейтенант, – сказал я. – Та еще отрава, до сих пор подташнивает. Где мое вино… ах, да! – я вспомнил. – Я же его выкинул…
Кегнит остро взглянул на меня. Что интересно, сегодня он совершенно не напоминает толстую ленивую белку. Собранный, жесткий. Ну, кто бы сомневался.
– Сами дойдете до дома, Генри?
– Хотите составить мне компанию? Отлично! У меня как раз найдется пара бутылок…
Кегнит вдруг улыбнулся. Настороженность исчезла, словно ее и не было.
– В другой раз, мессир граф. – Он приложил пальцы к шляпе в ироничном салюте. – В другой раз. Надо идти, служба… сами понимаете. Простите за вторжение. И потише здесь, хорошо?
Поход героев, так это теперь называют. Словно в насмешку. Речная галера, полсотни солдат, семь знаменитых рыцарей и один никому не известный молодой аристократ, затесавшийся в эту компанию хитростью. Ришье Лисий Хвост. Восьмой рыцарь.
Пятая нога – неожиданно ставшая известней, чем собака в целом.
После того, как Кегнит с дозором ушли, я еще долго сидел в саду. Тихо. Спокойно. Цикады эти певучие. Небо такое, словно плеснули звездами, как из ведра. Потом вернулся в дом, приказал слуге принести огня и горячего вина. Сел в гостиной со свечами и стал пить вино, глядя, как оконные стекла становятся сначала густо-синими, потом светлеют, светлеют, пока не приобретают едва заметный розовый оттенок, за которым – влажная зелень. Утро, часы в гостиной отбили четыре. Скоро рассвет.
Веки песком присыпаны. Дремотная тяжесть в теле, но сна – ни в одном глазу. Несколько раз за ночь спускался Корт, проверял караулы. То есть, убеждался, что я не сплю (из парадной доносилось негромкое похрапывание слуг; не все волонтеры Молнии оказались столь же исполнительны), предлагал сменить (я качал головой: не надо) и уходил наверх – досыпать. Вот у него проблем со сном не было. В любое время, в любом месте.
Настоящий солдат.
Как и те, что отправились в Поход героев.
С тех пор я чувствую себя мошенником, присвоившим чужую славу. Они – умные, храбрые, везучие и опытные, настоящие воины – погибли. А я, «мерзкий аристократ» – выжил. Стал знаменитостью. И мне частенько кажется, что меня сейчас разоблачат. Какой-нибудь мальчишка ткнет на улице в меня пальцем и закричит: «А герой-то ненастоящий!».
Такая вот странная слава.
Я пошел и сделал. Ты доволен, Вальдар?! Я чуть было не надорвался, убивая этого вашего Мертвого Герцога.
Трудно становится героем, когда привык быть Выродком.
Потом пришла Ива и стала гладить меня по голове. Запускала пальцы в волосы и прижимала мою голову к своему животу. Тепло и спокойно.
– Бедненький, – шептала Ива при этом. – Бедненький…
– Кто?
Я открыл глаза, посмотрел на нее снизу вверх. Задремал, оказывается. Уже совсем светло, ее белая ночная рубашка кажется почти прозрачной. Я протянул руки и обнял Иву за бедра. Приятно.
– Не помешаю? – сказали сзади. Женский голос. Глубокий, чуть хрипловатый, словно после бурной ночи.
Ива вздрогнула. Попыталась отстраниться – я удержал.
Потом медленно-медленно отпустил Иву и посмотрел на сестру…
Начинается.
Лота была в зеленом платье. Бледная, измученная, с темными кругами под глазами – и от этого еще более красивая. За ночь она приняла какое-то решение. Это сразу чувствовалось. Во рту у меня пересохло. Дурацкий, мерзкий привкус. Называется: отсутствие выбора. Зная характер сестры, я не сомневался, что решение будет: категоричным, резким и «навсегда-навсегда», как Лота любит.
– Нет, – ответил я. – Не помешала. – Молчание. – Что-то я проголодался… Ива, ты не принесешь мне что-нибудь перекусить?
Ива присела «да, милорд», и так, не поднимая глаз, проскользнула мимо Лоты. Мы остались наедине.
– Присядешь?
Она покачала головой. Затем прошла мимо меня к камину, шурша платьем. Шорох ткани. Остановилась там, спиной ко мне. Я смотрел на ее затылок, открытую шею; белизна кожи подчеркнута цветом и блестящей фактурой ткани.
Мне вдруг вспомнилось, что зеленый считается цветом измены и предательства.
И еще – ненависти.
Я положил ладони на столешницу, подождал. Молчание затянулось. Я прочистил горло.
– Ты пришла говорить? Ну так говори, я слушаю. – Голос от недосыпа звучал низко, с клекотом. – Лота!
– Завтра мы выезжаем из Наола, – сказала Лота, не глядя на меня. – Вернее, уже сегодня до полудня. На сборы у тебя два часа.
Я сжал зубы. Ничего себе! За меня, что, уже все решили?
– Какого черта? – спросил я прямо.
Лота повернулась, посмотрела на меня в упор:
– Знаешь, когда ты заикался, это было… почти мило. По крайней мере, ты был не таким грубым. Так ты едешь?
– Я еще не согласился.
– А я этого и не прошу, – парировала Лота холодно. – Хочешь, оставайся с нами. Не хочешь – доброго пути. Выбор за тобой, Ришье. Слотеры заждались уже, наверное, – добавила Лота через паузу.
– Что? – я вскинул голову.
– Слотеры. Заждались, – повторила она раздельно. – Они знают, что ты убил Бренна. Теперь понятно?
Еще бы не понять. Бренн Слотер – красавец, блестящий аристократ, умница, любимец женщин, надежда Слотеров и прочее, прочее, прочее. Как за такого не мстить? Я бы тоже мстил, будь Бренн моим родственником. Слотеры устроят мне персональный ад, если я попадусь им в руки. Джайракс, демон- хранитель Слотеров, об этом позаботится.
Значит, так мы теперь договариваемся, сестрица?! А я помчался по первому зову, как мальчишка. Идиот.
– Забавно, – сказал я. – О-очень забавно. Что происходит, Лота? Ты загоняешь меня в угол? Красота какая. Проклятье, так и знал, что не нужно было приезжать. Спасибо, Лота, я очень рад за тебя и Слотеров. Кстати… кто тебе сказал про Бренна?
Лота помедлила.
– Мокрая Рука.
Я поднял брови. Это уже становится интересным.
– И ты поверила Элжерону?
Пауза.
– Да.
– Понятно. – Я дернул щекой. – И ты думаешь, что узнав об этом, я горько зарыдаю и сделаю все, что Элжерон захочет?!
– Он обещает тебе защиту клана. Маран подтвердил, что так и будет.
– Забавно. Он сам меня сдал и предлагает мне…
– Отправляйся с нами, Ришье, – сказала Лота. – У тебя нет выбора… Прости, братец, но это правда. Не надо было его убивать.
– Он тебе нравился? Этот Бренн Слотер, которого любили все?
В ее голубых глазах появился стальной блеск. Какой-то очень знакомый блеск – словно внутри нее сидит металлический голем, непрошибаемый, бесчувственный. Механическая игрушка с одной взведенной до
