носом по реке горячо полоснула автоматная очередь. Черные фонтанчики начисто отрезали ему путь к берегу. Пограничники серьезно предупреждали его. И это предупреждение было последним. Когда он вынырнул еще раз на какие-то считанные секунды, черные фонтанчики быстро устремились к нему и уклониться от них было уже невозможно.
— Второй оказался более осторожным, — заканчивая свой рассказ, говорит Чикушинский. — Не всплыл, пока не начал терять сознание. Не хватило кислорода. Когда его взяли, пульс еле прощупывался. Но потом отошел... Живучий!
Офицер бросил быстрый взгляд на пристань — там все уже было готово. Герой только что рассказанной истории стоял у руля своего катера.
— Пошли! — коротко сказал он.
Двигатель завелся с первого оборота. Пенистые буруны вскипели за низко сидящей кормой.
Приминая мелкую волну, катер развернулся и стал все быстрее удаляться от берега, нацеливаясь на фарватер реки. Там незримо пролег его обычный путь вверх или вниз по Эльбе, путь, на котором встречаются и друзья, и враги. Надо обладать большой выдержкой, чтобы не поддаваться провокациям с западногерманских судов. А они здесь часты. Расстояние между идущими встречным курсом катерами каких-нибудь два или три метра. Фашисты только и поджидают этого момента. Им ничего не стоит осыпать пограничников бранными словами или же на всю Эльбу выкрикивать реваншистские лозунги, горланить песни о том, что Германия превыше всего... Разнузданным, вконец развращенным молодчикам все нипочем. Одно время они повадились бросать на пограничные катера целлофановые мешочки, туго набитые порнографическими открытками. А когда увидели, что все их «подарки» летят за борт, придумали иное: стали выводить на палубу голых женщин...
— Разные берега у нашей Эльбы, — задумчиво говорит он. — Это особенно хорошо ощущаем мы, пограничники. И дело не только в том, что приходится ловить матерых лазутчиков. Вся жизнь на той стороне идет опасным курсом.
Пауль Чикушинский вспоминает совсем недавний случай. Там, где западный берег Эльбы стелется ровным полем, реваншисты вздумали провести показной митинг. Пусть, дескать, посмотрят и послушают живущие на восточном берегу.
Целый день зазывали на митинг жителей окрестных западногерманских сел. К вечеру набралось несколько сот человек. Организаторы митинга готовы были «приступить к делу», как совершенно неожиданно слово взял... Чикушинский. Он решил выразить свое отношение к фашистскому сборищу. Один из катеров на полном газу промчался по реке. Двенадцатицилиндровый двигатель заполнил все вокруг мощным рокотом. Как только на развороте гул его немного утих, над берегом послышался голос оратора, усиленный десятком громкоговорителей. Чикушинский понял — нужен еще катер.
— Я выслал тогда четыре катера, — улыбаясь, говорит он. — Представляете, что творилось на Эльбе: от грохота — а все моторы буквально надрывались — еле выдерживали барабанные перепонки. Митинг, конечно, не состоялся...
Офицер прикоснулся к плечу механика, подмигнул ему и тот прибавил обороты. Первое впечатление было такое, что катер чем-то сильно вдавили в воду. Он весь глубоко осел, с правого и левого борта над палубой поднялись зеленоватые гребни волн, за кормой потянулась широкая, долго не смыкавшаяся борозда. Все умолкли. Напрасны были сейчас любые слова. Можно было только восхищенно переглядываться, радуясь мощи этой маленькой машины, которая здесь, на Эльбе, так замечательно служит людям. А они, люди, умеют владеть ею, и, видимо, восхищаться-то надо прежде всего ими — солдатами демократической Германии.
3
Если подниматься вниз по Эльбе, граница уходит вправо, все дальше и дальше, пересекая поля и углубляясь в густые, уютно разросшиеся на горных склонах леса. А там незаметно проникнет она и в «зеленое сердце» Германии, как поэтически называют немцы обширные лесные массивы на юге страны.
Но прежде чем перед вами откроется горизонт в зубчатых изломах горных вершин, придется долго плутать в тумане, разлившемся по обе стороны Эльбы. Он одинаково плотный и днем и ночью, и все машины ползут на ощупь, подслеповато разглядывая дорогу тусклыми, словно слезящимися от напряжения фарами.
Туманы, особенно частые и продолжительные здесь весной и осенью, возбуждают к себе почти враждебное отношение не только водителей, но и пограничников. За дорогой еще уследишь, тем более, если она знакома с детства, а вот как уследить за нарушителем? Ведь у него неограниченный выбор троп, дорог, направлений. Каким из наиболее вероятных путей пойдет он в эту ночь, прикрываясь теменью и туманом, где именно попытается пересечь границу?
— Эх, научиться бы разгонять на Эльбе туманы, — сказал, глубоко вздохнув, встретивший нас пограничник. — И до чего же они у нас тут вязкие, ну прямо непробиваемые...
Солдат только что вернулся с границы. Он не спеша снял боевой костюм, сплошь покрытый для маскировки темными пятнами, сдал гранаты, ракетницу, патроны. Автомат он чистил быстро — дело, видать, привычное. К тому же после долгих часов полной тишины и одиночества его тянуло сейчас к товарищам. Они могут иногда и надоесть, но едва окажешься в разлуке, по ним сразу же начинаешь скучать.
Самое подходящее место для дружеской беседы — ротный клуб. Комната просторная, светлая, лучшая во всем здании, кресла мягкие, удобные, столы круглые — словом, все здесь располагает к отдыху и задушевной беседе. Есть и телевизор, и настольные игры, и библиотека. За стеклянными дверцами книжного шкафа — разноцветные корешки любовно изданных книг: политических, литературно-художественных, специальных.
— Узнаете? — спрашивает секретарь партийной организации Готфрид Рехенбергер, снимая с полки толстый томик в ледериновом переплете. — «Битва в пути» Галины Николаевой. А это — «Следопыт» Евгения Рябчикова. Про знаменитого Карацупу. Все прочитали. Залпом. Скажите, где он сейчас? Служит ли?
— Большой это пограничник, — присоединяется к нашей беседе ефрейтор Манфред, — у нас его каждый знает. И каждому хочется походить на него. Вот и я, когда столкнулся с тремя нарушителями, вспомнил о товарище Карацупе: а как бы он действовал на моем месте? Наверное, тоже хитрость бы применил. Схватить сразу троих не просто. Без хитрости не возьмешь. А я в тот вечер был старшим наряда...
И увлекшись, ефрейтор стал вспоминать, как его наряд встретился с тремя не совсем обычными нарушителями. Это были тоже провокаторы. Увидеть их не составляло особого труда, так как они подошли к границе открыто. Они и не думали маскироваться. Наоборот, очень шумели.
Зачем, спросите, с какой целью? А чтобы вызвать пограничников. Уговорить их, соблазнить Западом. Толкнуть на измену. Невероятно? Да, и однако таких попыток здесь было сколько угодно. Правда, глотку дерут они напрасно, обычно солдаты им и на глаза не показываются.
В тот раз один из провокаторов — женщина — вышел прямо на контрольную полосу. И опять никого нет, никто не бежит. Пошла дальше, в глубь участка, а за ней — остальные двое. Так и идут друг за дружкой, гуськом. Углубились уже порядочно, и тогда ефрейтор Манфред шепотом приказал своему напарнику скрытно обойти нарушителей слева, а сам быстро обошел их справа. «Клещи» получились надежные, прочные, вся эта троица назад не вернулась. Словом, пошли по шерсть, а оказались стрижеными.
Манфред гордится тем, что ему удалось взять врагов хитростью. Так же в свое время действовал и знаменитый советский пограничник.
Клуб наполняется свободными от занятий солдатами. Они бесшумно переступают порог, рассаживаются за столиками, прислушиваясь к разговору, который постепенно становится общим.
— В прошлом году, — говорит товарищ Рехенбергер, — к нам приезжали московские комсомольцы. Видели, у самого входа скульптуру Ленина? Это они подарили. Молодежная организация нашей роты лучшая в войсках. Вот они и преподнесли нам тогда этот бесценный подарок. Сказали: так держите!
