— Здравствуй, Михаил Иванович. Смотрю, ты все время в войсках. Молодец! — говорил член Военного совета Ракетных войск. — Посылаю к тебе одного офицера, товарища Забегайлова. Ему поручено посмотреть, как у вас ведется партийно-политическая работа, как обеспечивается боевая подготовка перед заступлением на дежурство.
— Павел Иванович, делаем все, что от нас зависит, но есть досадные срывы. Приедет товарищ, я ему все покажу. Кстати, полковник Климов вам доложил о своих соображениях по строительству. Очень прошу, помогите, потому что полковник Грачев категорически против.
— Знаю, Михаил Иванович, у меня на столе обоснованный документ Соловьева, его заместителя. Жди, скоро сам приеду в гости...
После разговора с членом Военного совета на душе стало полегче. Михаил Иванович раскрыл папку «Для доклада» и углубился в чтение.
Политическое управление прислало брошюру, обобщающую опыт работы комсомольской организации части по освоению молодежью специальной техники. Смирнов читал и своим глазам не верил.
— Секретарь комсомольской организации Титов. Это наш. Командир подразделения капитан Думов — наш, — размышлял вслух Смирнов, — а дела вроде не наши.
«Под руководством партийной организации комсомольское бюро создало технические кружки, регулярно проводит состязания на звание лучшего по специальности, технические викторины...»
Вошел возбужденный помощник по комсомольской работе старший лейтенант Серегин.
— Вы уже читали о нашем «опыте»? — торопливо спросил он. — Вот это расписали!.. Я, правда, и сам малость приукрасил, да капитан Думов рассказывал политуправленцам, как было в его артиллерийской батарее, которой он раньше командовал. Вот они все взяли за действительность и написали.
— А это неплохо! — сказал вдруг Смирнов. — Поезжайте с офицером из службы Василевского к капитану Думову. Организуйте все так, как написано здесь. Потом проведем семинар. Будем считать, что это не опыт, а наша инструкция для комсомольских организаций всех подразделений... Ясно?
В кабинет вошел Василевский. Видимо, он был смущен недавней размолвкой, как-то неловко присел к столу.
— На, почитай, — сказал Смирнов, протягивая брошюру.
Василевский перелистал, прочитал несколько фраз.
— Это начало. Скоро, знаешь, сколько появится обзоров, монографий и прочего. Так что, не удивляйся, Михаил Иванович. Работать нам, а писать другим.
— Иди, комсомол, и чтоб все было, как расписано...
— Так точно! — Обрадованный, что все обошлось, помощник по комсомолу вышел из кабинета.
Василевский сидел в задумчивости, но по тому, какие он бросал косые испытывающие взгляды, Смирнов понял, что он держит что-то на уме, хочет и не решается сказать. Решил сам помочь ему:
— С чем-то по мою душу?
— Да, да, — торопливо, стараясь скрыть неловкость, согласился Василевский. — Ты ведь на войне был, смерти в лицо смотрел, с тобой можно и нужно говорить напрямую. Видишь ли, Михаил Иванович, замечают люди, что не терпишь ты никакой критики в свой адрес. Чуть тебя заденут, ты уже в амбицию. Терпимее надо быть к людям, по тебе ведь все равняются. Но знаешь, болезненное восприятие шутки или критики — это для политработника гибель. Сейчас люди к тебе идут охотно, любят за простой нрав и правдивое слово, так ты дорожи их доверием.
— Спасибо, Георгий Николаевич, — просто сказал Михаил Иванович. — Честное слово, спасибо. Я понял тебя очень хорошо, да я сам уж об этом подумывал.
— И второе скажу тебе, Михаил Иванович. Береги командира. Ты его не жалей, а береги. Большой командир из него должен вырасти. Но часто стало у него проскальзывать: «я приказал», «я решил», «я придумал». Это не приведет к добру. Раньше он был на полигоне в таком окружении, как Неделин Митрофан Иванович, Королев Сергей Павлович, Вознюк Василий Иванович... Каждое их слово для него закон. Здесь он сам командир, принимает решения самостоятельно. Но речь идет о ракетной технике, которая стоит миллионы. А люди? Разве им цена есть? Смотри, Михаил Иванович, за эволюцией не только в области техники, но и в области своего личного окружения.
— «Возненавидь гордыню в себе!» Так кажется? За другими вижу. За Климовым — вижу. А вот за собой?.. — Голос начальника политотдела звучал глухо, устало. — Спасибо, друг!
Василевский облегченно вздохнул.
— Я вообще-то не с нравоучениями пришел, Михаил Иванович... Надо решать с командиром первой ракетной и утвердить план комплексных проверок на следующий месяц.
Михаил Иванович просмотрел план-график и, возвращая его, спросил:
— Подполковник Сырец не болен? Вы что-то его никуда не включили.
— Нет. Он здоров. Знания ракетной техники у него полностью отвечают его фамилии. Пусть занимается строевой подготовкой, караульной службой, комендатурой. Словом, ему хватает работы без нас.
— Будем вызывать к вам в кабинет офицера по кадрам или сюда?
— Зачем эти формальности? Давайте сюда.
Василевский снял телефонную трубку и, набрав нужный номер, сказал:
— Товарищ Дунаев, с документами по Герасимову и Федченко зайдите к подполковнику Смирнову.
Подполковник Дунаев аккуратно разложил на столе личные дела офицеров, папку с документами на подпись.
— Личное дело лейтенанта-инженера Федченко. — Дунаев посмотрел на главного инженера. — Зачитать? Училище окончил с золотой медалью. Коммунист. Ракетное дело знает. Прохождение службы... — на этом подполковник Дунаев запнулся. — Здесь целая история. Два месяца — в подразделении капитана Герасимова и вот шестой — у вас. Говорят, умнейший парень.
— Да, голова у него светлая, — согласился Смирнов. — Его хоть в научно-исследовательский институт. Но у меня есть предложение: направить Федченко в первую батарею. Вы дали ему самую высокую характеристику. А с людьми работать научим. Сама жизнь научит. — Смирнов, видно, что-то вспомнил, улыбнулся.
— Я против назначения лейтенанта-инженера Федченко командиром батареи. На другую должность — может быть, а не в подразделение... Нет, мы против и вас просим: не делайте ошибки, — осторожно, но настойчиво говорил Дунаев.
— Каковы ваши аргументы?
— Молод. Нет опыта командования. — Подумав немного, Дунаев добавил: — Это не те офицеры, что были до войны. Дисциплина, занятия до седьмого пота, просиживание ночами за решением задачи для подготовки к артиллерийским стрельбам... Грамотешки было маловато, но все искупалось сознательностью и старанием, — словно сам с собой говорил Дунаев.
— Так что же будем делать? — спросил Василевский. — Скажу вам прямо: мне жаль его отдавать в подразделение. Лейтенант Федченко — одаренный инженер. Работа над временным графиком показала, что он знает свое дело далеко выше среднего уровня.
— А что, если действительно направить Федченко в НИИ, раз парень способный. Пусть совершенствуется, — предложил Дунаев.
— Теория без практики мертва, — возразил Смирнов. — Если голова светлая, то и здесь, в подразделении, найдет возможность заниматься наукой. Я смотрю на это с партийных позиций. Берем мы иногда выпускников вуза и сразу в аспирантуру, адъюнктуру. Учится он там, наращивает знания, а как оружие, изучаемое им, применяется, — знать не знает. Окончит адъюнктуру, получит ученую степень, оставят такого в академии читать лекции. Смотришь, уже заведует кафедрой, а то и выше, хотя в войсках и одного дня не был, кроме как на практике со слушателями. Попомните меня. Придет время, когда преподавателями станут командиры частей, начальники штабов. А место Федченко, по-моему, здесь. Так что давайте готовить представление о назначении его командиром первой ракетной батареи.
— А помните, тот некрасивый случай с Федченко? — стоял на своем подполковник.
— Это когда он заступился за девушку? Что здесь плохого? — возразил Василевский. — Вы лично сами в
