простого и доступного человека, ни в чем не притязательного. В столовой военторга он с аппетитом съел борщ, баранину с картошкой. Чай был так себе, жиденький, но Ефимов похвалил:
— Очень сладкий чаек... А как с пищей духовной? Библиотеки, читальные залы, киноустановки в каждом ракетном подразделении?..
— Это далекая мечта, товарищ генерал-полковник, — ответил Смирнов.
— Почему мечта? Реальность, причем скорая. Ну ладно, об этом после поговорим... Спасибо за обед, выезжаем в ракетные батареи.
Подполковник Бондарев и капитан Думов встретили члена Военного совета у ворот технического городка.
— Пройдемте в штаб, — выслушав доклад Бондарева, сказал Ефимов, — на командный пункт и в учебные классы.
Он направился по асфальтовой дорожке, внимательно осматривая строившийся городок.
— Это что? — спросил Ефимов, показывая на кирпичное здание.
— Учебный центр, а там, за ним, здание культпросветцентра, а еще дальше — зимний спортивный зал. Полагаем, через год все построим.
— Товарищ Бондарев, а что это за культпросветцентр?
— Это центр, где будут клуб, лекционный зал, библиотека и чайная. Все вместе — культпросветцентр.
— Вот как!..
На командном пункте член Военного совета подошел к светящейся многими десятками разноцветных электрических лампочек аппаратуре и спросил:
— Долго работали над этой «машиной»?
— Месяцев пять... Основные узлы получили в морском порту. Кое-что достали у связистов. Скоро она будет готова и, как только встанем на боевое дежурство, немедленно войдет в действие как автоматизированная система контроля и управления.
Павел Иванович покрутил головой.
— Что ж, молодцы! Ученые, конечно, скоро дадут нам самые совершенные средства связи, управления и контроля за подготовкой ракеты к пуску. Но сейчас нет такой аппаратуры и мы обязаны сами думать.
Бондарев улыбнулся, похлопал по панели:
— Послужит немного, а придет время — сдадим в наш музей, свидетелем первых ракетных будней для тех, кто придет нам на смену.
Член Военного совета, простившись со всеми, вышел из помещения. Подавая руку Бондареву, сказал:
— Оставайтесь и продолжайте работать по плану. Мы поедем к Федченко.
Было около восемнадцати часов, когда они по хорошо наезженной лесной дороге подъехали к позиции, где находилась ракетная батарея Федченко. Навстречу прибывшим Ефимову, Смирнову и Забегайлову вышел, печатая шаг, высокий офицер, доложил:
— Товарищ генерал-полковник, личный состав первой ракетной батареи готовится к ночным комплексным занятиям! Командир батареи лейтенант-инженер Федченко. — Не опуская руки, он сделал шаг в сторону и застыл в ожидании.
— Здравствуйте, — подавая руку офицеру, сказал Павел Иванович. — Сейчас что у вас по плану?
— Один час — отдых, затем ужин и в двадцать ноль-ноль — начало занятий.
— Тогда мы побеседуем с людьми. Соберите личный состав.
Офицеры, сержанты и солдаты собрались в учебном классе. Все с большим интересом смотрели на генерал-полковника, многие из них впервые видели военачальника такого ранга. И где — в лесу, на позиции! Вот так запросто — сидит с солдатами боевой генерал, говорит с ними, улыбается... Видимо, вспомнил свою молодость, службу, такие же, как сейчас, беседы с солдатами на привалах и в промежутках между боями.
Уже поздно вечером, когда они возвращались из первой ракетной батареи, член Военного совета спросил у начальника политотдела:
— Часто бываешь в подразделениях?
— Да, товарищ генерал-полковник, стараюсь бывать чаще.
— А каково твое мнение о Низовцеве?
— Отец у него был партизаном. Погиб в брянских лесах. Отличный сержант, коммунист.
— Да, хороший солдат... А Федченко-то каков!
— Кстати, он и разработал новый временной график. Его сейчас всесторонне проверяют. Скоро будем проводить занятия с полной заправкой ракеты компонентами топлива.
— За счет чего же сокращается время? Вы лично вникали в это дело?
— Как же? Вместе с полковником Василевским дважды проверяли теоретические расчеты. Сокращение нормативов идет за счет совмещения операций и применения механизации. Это предложено Федченко и доработано инженерами Василевского.
— Товарищ Забегайлов, напишите обо всем этом хороший обзор. Останьтесь здесь еще на неделю, — произнес Павел Иванович. — А вы, Михаил Иванович, завтра к семнадцати часам соберите политаппарат части. Полковник Василевский тоже должен быть на совещании. К восьми утра у меня должна быть документация штаба и политотдела по организации боевой и политической подготовки. Попросите Василевского, чтобы мне все обстоятельно доложил. В двадцать один я улетаю.
На следующий день генерал-полковник Ефимов долго беседовал с Василевским. О нем член Военного совета слышал не раз, «в верхах» давно поговаривали об этом талантливом инженере. И вот сейчас Павел Иванович не мог не отметить той завидной гибкости, с какой редко кому удавалось осуществлять подготовку личного состава. Василевскому удавалось, и Павел Иванович сказал ему об этом.
— Будешь, товарищ член Военного совета, гибким! — ответил Василевский. — Инженеров не было, никто не знал, с какой стороны подойти к делу, вот мы и использовали опыт, накопленный в других видах Вооруженных Сил. Маневрировали силами и средствами. Конечно, здорово помогали высшие штабы и кадровые органы. И Михаил Иванович тоже... — Василевский замолчал.
— Что «тоже»? — спросил Павел Иванович.
— Тоже день и ночь с нами. Летом мы будем готовы провести пуски на полигоне и в срок заступим на боевое дежурство.
— В том-то и дело, товарищ Василевский, что срок заступления на боевое дежурство нам с вами сократили почти на полтора месяца. Вот я и приехал к вам посоветоваться, лично убедиться, прежде чем докладывать Военному совету, в возможностях выполнения вами новой, очень сложной задачи.
Член Военного совета взглянул на Василевского и, видя его озабоченность, спросил:
— Каково ваше мнение, как главного специалиста?
Василевский задумался.
— Очень жаль, что полковник Климов в отпуске, — сказал он, — у него большой опыт работы на полигоне. На полигоне... — повторил он и взглянул на члена Военного совета.
Сейчас перед Василевским сидел просто пожилой и тоже очень озабоченный человек.
Глава одиннадцатая
Май выдался на диво жарким, сухим. Целыми днями на небе ни облачка. По утрам и вечерам полыхали чистые, ясные зори, а к полудню небо во всю ширь затягивала дремотная серо-голубая пелена. Ветров здесь в эту пору почти не бывает, поэтому воздух прогрет, настоян на запахах молодой листвы и хвои.
Зелень проклюнулась рано. Как только солнце растопило снега, пошла в рост, будто ее выпирала из-под
