храбрости у меня-то и не хватало, да и настоящих трудностей не встречала. Самой большой из всех трудностей оказалась любовь, а ее я как раз и боялась.
Делая вид, что любуюсь красотами Луксора, я исподволь изучала сидевшего рядом человека. Я всегда избегала людей и старалась не связывать себя с кем бы то ни было. Но сейчас я чувствовала к нему неподдельный интерес и желание, чтобы наши отношения продолжились.
Ахмед смотрел в сторону, по его глазам было видно, что он о чем-то напряженно думает. Может быть, обо мне?
Хотя вряд ли. Он такой чужой, думала я, нас разделяет целый мир. Разве можно влюбиться в этого человека, и разве может он влюбиться в меня?
— Баранья тропа, — послышался его голос.
Я взглянула на Ахмеда.
— Что вы сказали?
— Вы спросили меня, что это за статуи.
— Я спрашивала?
— Это припавшие к земле бараны, указывающие путь к пилонам Карнакского храма. Величественные процессии фараонов когда-то шествовали посреди этих животных. Это боги.
Я не сводила глаз с Ахмеда Рашида.
— Мне надо почитать обо всем этом, — услышала я свой голос. — С этим так много связано.
Он тихо рассмеялся:
— Вы меня не слушаете.
— Почему вы так говорите?
— Я это вижу по вашим глазам. Вы просто делаете вид, что слушаете. Вам сейчас не следует думать о сестре…
— Я не думала о ней. Правда. Я думала о ком-то… кто остался дома.
— Понятно. О друге?
— В некотором смысле. Он очень хороший друг. Только он знает, почему я приехала сюда. Я хотела позвонить ему из Каира…
— Он работает в вашей больнице?
— Да. Он хирург.
— Понятно, — снова сказал Ахмед, хотя мне показалось, что он ничего не понял.
Я снова вспомнила доктора Келлермана, думала об этом смуглом человеке, сидевшем рядом и говорившем со странным акцентом, и чувствовала смятение. Разве можно любить сразу двух мужчин?
Ахмед пристально разглядывал меня. Я не очень удивилась, когда он спросил:
— Почему вы не замужем?
— А вы, почему не женаты? — спросила я в ответ.
— Я был женат один раз. Жена умерла четыре года назад от диабета. Все произошло неожиданно. Спасти ее не удалось.
— Диабет! Очень жаль. Извините. — Я считала, что в наше время не умирают от такой болезни. Она поддается лечению. Но ведь люди все еще умирали от полиомиелита и оспы, хотя в это трудно поверить. — Я не хотела лезть в чужие…
— Но я ведь спросил вас первым. — Ахмед снова улыбнулся. — Мы должны знать побольше друг о друге, если хотим стать друзьями. Теперь вы знаете обо мне все.
— Так просто?
— Так просто.
Я вжалась в сиденье и закрыла глаза, мысленно представляя, как Ахмед кладет сахар в чай. Затем открыла глаза и взглянула на него. Значит, он одновременно был и наивным, и мудрым. Подобно всем египтянам он был по-детски простодушен и одновременно хитер.
— Уже поздно, — сказал он, взглянув на часы.
— Да, — пробормотала я.
Я чувствовала, что раздваиваюсь, испытывая нежность к доктору Келлерману, — спокойную, будто ласковый ветерок трогает мое сердце. И новые чувства к Ахмеду Рашиду — смущавшие и волновавшие, пробуждавшие дремавшие во мне страсти. Неужели такое возможно?
— Сейчас мы вернемся в гостиницу, а оттуда пойдем на базар. Мисс Харрис, вы не передумали?
Я заглянула в его большие и чистые глаза. Теперь я доверяла ему, чувствовала себя с ним в безопасности, он меня волновал, я все больше любила его…
— Я не боюсь.
Глава 13
Фигурка шакала снова перекочевала в мою сумочку. Когда она находилась в кармане брюк, мне было спокойнее. Кроме того, шакалу придется сыграть роль приманки, это меня тревожило.
— В Луксоре много лавок, где продают учтенные предметы старины, но все посетить мы не сможем. Однако я составил список тех, с которыми Джелкс, как мы подозреваем, может иметь дело. У торговцев этих лавок дело поставлено на широкую ногу, и через них проходит много товара. Ну, вам ясно, что надо делать?
— Да. Это нетрудно. Мне всего лишь надо войти в магазин и разглядывать товар, чтобы проверить, не примет ли меня кто-нибудь по ошибке за Адель. Если нет, я подойду к продавцу, достану фигурку шакала и посмотрю, как тот поведет себя. Если продавец останется равнодушным, я спрошу, не помнит ли он эту вещь. Дальше действую по обстоятельствам.
— Отлично. Вы понимаете, что я не смогу войти в лавку вместе с вами. Я должен оставаться снаружи и не засвечиваться.
— Да, я это знаю.
Он умолк и посмотрел на меня. Затем неожиданно взял меня за руку и, легко пожав ее, сказал:
— Лидия, вы идете на огромный риск. Если хотите, можете отказаться пока не поздно. Вы не обязаны это делать.
Я покачала головой.
— Мне так же, как и вам, не терпится скорее закончить с этим делом. Может быть, даже больше, чем вам.
— Ну, тогда все хорошо. Можно приступать.
Самые лучшие и дорогие лавки находились рядом с «Нью Винтер Палас», поэтому мы начали именно оттуда. Первая располагалась посреди комплекса магазинов, в которых торговали сувенирами, одеждой и ювелирными изделиями, и принадлежала Мухаммеду Рагибу, имеющему патент торговца древностями. Над дверями висела табличка с позолоченными буквами, на ней значился номер государственной лицензии.
Лавка оказалась большой, хорошо освещенной, оборудованной витринами с двух сторон, современными осветительными приборами на потолке; места в ней хватало, чтобы передвигаться и осматривать товар. Поскольку владелец магазина в данный момент обслуживал другого клиента, я разглядывала прилавки, не выпуская из виду входную дверь. Я хотела быть начеку в случае, если бы кто- нибудь вдруг вошел.
— Добрый день, мадам, — сказал араб, заметив меня. Покупатели вышли, и я осталась с ним в магазине одна. — Чем могу вам помочь?
Он приблизился ко мне, от него разило картошкой и луком.
— Видите ли, я еще не решила…
Я повернулась к нему, чтобы дать ему получше рассмотреть свое лицо. По его поведению нельзя было сказать, будто он узнал меня.
— Мадам, может быть, вас интересуют драгоценности? Пройдите сюда, пожалуйста.
