Я сидел неподвижно, крепко вцепившись в рулевое колесо, до смерти перепуганный, и твердил себе, что, если мне удастся благополучно выбраться отсюда, я уеду домой, начну учиться и больше никогда в жизни не сделаю ничего дурного.
Снова послышалось завывание сирены. Мимо нас промчалась еще одна машина, набитая полицейскими в штатском, а вслед за ней карета «Скорой помощи».
– Процессия закончилась, – усмехнулась Римма. – Пошли.
Я выбрался вслед за ней из машины, и мы быстро направились к остановке. Через две-три минуты подошел очередной автобус.
Мы сели на задние сиденья. Никто не обращал на нас внимания. Римма курила и смотрела в окно. Автобус свернул с шоссе на набережную. Римма начала чихать.
Глава 5
В ту ночь я спал всего часа три или четыре. Перед моими глазами неотступно стояли убитый охранник и Римма с дымящимся револьвером в руке. Часов в семь утра я проснулся окончательно и, уставившись в потолок, снова, в который раз, стал перебирать в памяти недавние события. Сказать, что я чувствовал себя отвратительно, – значит, почти ничего не сказать.
Я валялся в кровати и обдумывал, как мне поступить. Следовало немедленно убраться из города, оставаться здесь дальше было опасно. Я решил повидать Расти, занять у него денег на билет и утром же уехать. Мой поезд уходил часов в одиннадцать.
Внезапно дверь распахнулась, и в комнату вошла Римма. На ней была все та же красная кофточка и плотно облегавший фигуру комбинезон. Бледное лицо, неестественно поблескивающие глаза… На наркотик, конечно, она денег раздобыла.
Римма остановилась в ногах кровати и взглянула на меня.
– Что тебе? – спросил я. – Убирайся!
– Я иду в студию. А ты?
– Ты с ума сошла. Ни за что.
Римма сморщила нос и смерила меня презрительным взглядом.
– А я не могу отказаться от работы в студии. Если не приду сегодня, меня больше никогда не возьмут. Что же ты намерен делать?
– Уезжаю. Между прочим, вчера ты убила человека. Или это для тебя такой пустяк, что можно и не вспоминать о нем?
Римма улыбнулась.
– А говорят, это твоих рук дело.
Меня словно подбросило на кровати.
– Моих?! Ты думаешь, о чем говоришь?
– Не волнуйся. Никто никого не убивал. Он жив.
Я сбросил с себя простыню и сел.
– Откуда ты знаешь?
– Из газеты.
– Где она?
– Лежала на полу около одной из комнат.
– Что же ты стоишь? Принеси.
– Ее уже кто-то взял.
Я готов был задушить ее.
– И там говорится, что он жив?
Римма со скучающим видом кивнула.
Трясущейся рукой я взял сигарету и закурил. От нахлынувшего чувства облегчения я чуть не задохнулся.
– Откуда ты взяла, будто это я его убил?
– Он сообщил полицейским твои приметы, и сейчас они ищут человека со шрамом на лице.
– Не морочь мне голову. Стреляла в него ты.
– Он меня не видел. Он видел тебя.
– Он знает, что я в него не стрелял. Я стоял лицом к стене, когда ты в него выстрелила. Он должен это помнить.
Римма равнодушно пожала плечами.
– Я знаю только, что полиция разыскивает человека со шрамом на лице. Остерегайся.
Мне с трудом удавалось сдерживать себя.
– Достань газету! Слышишь? Сейчас же достань газету!
– Не ори. Или ты хочешь, чтоб тебя слышали все кому не лень? Я не могу опаздывать в студию. А тебе лучше побыть здесь и не показываться на улице.
Я схватил ее за руку.
– Где ты взяла револьвер?
– Уилбур дал. Пусти! – Римма с силой вырвала руку. – Не будь слюнтяем. Мне доводилось попадать в переделки почище этой. Посидишь в укрытии денька два, потом уедешь. А пока и не пытайся.
– Как только полицейские заподозрят меня, они первым делом явятся сюда.
– Хватит хныкать! – Презрение, звучавшее в ее голосе, бесило меня. – Ну и трус же ты. Говорю тебе, не распускай слюни, и все будет в порядке. До чего ты мне надоел!
Я схватил Римму за горло, прижал к стене и несколько раз ударил по лицу. Я понимал, что поступаю гадко, но не мог сдержаться.
Потом я выпустил девушку и, тяжело дыша, отступил на шаг в сторону.
– Да, я боюсь. Боюсь потому, что еще сохранил какую-то порядочность. А ты? Ни чести, ни совести. Совершенно развращенная тварь. Совершенно! Слышишь? Убирайся!
Римма стояла, прислонившись к стене; на лице у нее пламенели следы моих ударов, глаза горели ненавистью.
– Я тебе никогда этого не забуду, подлец, – сказала она. – У меня много причин помнить тебя. Наступит время, и я с тобой рассчитаюсь за все, за все! Полицейский, надеюсь, умрет, и я еще порадуюсь, когда тебя посадят на электрический стул.
Я распахнул дверь комнаты.
– Вон!
Римма ушла, и я с силой захлопнул дверь.
Некоторое время я стоял неподвижно, пытаясь успокоиться.
Потом подошел к зеркалу и взглянул на свое бледное, искаженное страхом лицо. Вот он, тоненький шрам по краю челюсти… Если полицейский сообщил эту примету своим коллегам – моя песенка спета.
Чувство панического страха все сильнее охватывало меня. Теперь я уже думал только о том, чтобы поскорее выбраться отсюда, уехать домой; вместе с тем я понимал, что если полиция уже разыскивает меня, то появляться днем в городе – чистейшее безумие.
На лестнице послышались тяжелые шаги Кэрри. Я открыл дверь.
– Кэрри, сделай, пожалуйста, одолжение. Я сегодня не хочу никуда выходить. Ты не добудешь мне газету?
Кэрри бросила на меня быстрый, удивленный взгляд.
– У меня много работы, мистер Джефф, я не могу разгуливать.
– Это очень важно. Возьми у кого-нибудь на несколько минут, – продолжал настаивать я, стараясь говорить как можно естественнее. – Пожалуйста, Кэрри, прошу тебя.
– Попробую. Вы что, заболели?
– Да вроде. Постарайся достать газету.
Кэрри кивнула и ушла.
Я снова лег на кровать, закурил и стал ждать. Прошло не меньше получаса, прежде чем я услышал, как Кэрри поднимается по лестнице. Я соскочил с кровати и подбежал к двери.
Кэрри сунула мне газету и подала чашку кофе.
– Большое спасибо, Кэрри.
